«Они тут не сообщают, кто была эта бандитка — она ещё несовершеннолетняя, поэтому как бы не положено называть имя… Но тебе я скажу: это дочь того самого Дорона, которому твой… э-э-э… муж, по неведению, я надеюсь, покровительствовал… Были с нею ещё две девицы, и, не исключено, а я так почти уверен! — среди них твоя дочь, ведь она её подруга!..» — тихо и вкрадчиво произнёс Тимми. — «Да что ты мелешь! Он говорит о рослых девицах, а моя дочь миниатюрная и хрупкая, да ей и в голову такое придти не могло! И вообще — почему для разборок с девочками послали мужчин, дубонов и… как-их?.. штилей? Ты что, не знаешь, что так не делается?» — «Это несущественно! Да я не об этом… Вот ты даже не знаешь, где она сейчас обитает… А знать должна — ты же мать! Мало того, что она фактически разрушает семью и вас всех может привести к большой беде…» В этот момент зазвонил телефон, Рути приложила трубку к уху, одним глазом следя за экраном — вдруг и о Ширли что-нибудь скажут, с некоторой опаской думала она.

Выслушав прозвучавшие в трубке первые несколько слов, она поняла, что телефонный звонок сказал ей о дочери больше, чем мог бы сказать телевизор, и её лицо побелело. Она уже не слушала, что продолжал говорить незваный и неприятный визитёр под бубнёж телевизора. Брат Арье, позвонивший через столько лет молчания, скороговоркой торопился сообщить ей, что вчера он привёз Ширли к себе, и просил не беспокоиться: «Нет-нет, она беседер, ну, несколько синяков, но это ерунда…» — эти слова Арье повторил несколько раз. Они с Тили, сказал он, позаботились о девочке и сейчас думают, как её куда-нибудь переправить, где она была бы в большей безопасности. Но сообщить сестре ситуацию он считает своим долгом — а вдруг девочке не удастся с ними связаться. Вот и ему только сейчас обстановка в эфире позволила позвонить… Он и вчера весь вечер пытался, но удалось вот только сейчас… Рути молча с побелевшим лицом выслушала брата и тихо отвечала, приблизив трубку как можно ближе к губам: «Ага… Я поняла… Извини, сейчас я даже говорить с тобой не могу… Я перезвоню, сразу, как освобожусь… Ага…

Ага… Яалла… бай…» — и она поспешила закрыть аппарат.

Как сквозь туман она вдруг услышала приторный тенорок: «А кто это тебе звонил, Рути?» — «А что, тебя и это касается?» — «Конечно! Тем более такие события в моём городе!.. Я ведь тебе не абы кто… Я исполняющий обязанности рош-ирия Эрании, кроме того, глава Чрезвычайного Фанфармационного Комитета, ЧеФаК, при муниципальных службах, и ещё — главный специалист созданной на базе «Лулиании» фирмы СТАФИ!» — «Ну, и исполняй свои многочисленные обязанности, я-то тут при чём! — вяло откликнулась Рути, продолжая лихорадочно думать о дочери. — Что ты вообще тут делаешь? Тут тебе не ирия и не твой сектор фирмы…» — и она уставилась в телевизор, хотя, как ей показалось, там несли какой-то бред: то ли кто-то изнасиловал какую-то девицу, то ли она сама хотела, чтобы её изнасиловали…

Унылый диктор долго и нудно вещал о показной и фальшивой скромности фиолетовых.

Этого ей слушать уж и вовсе не хотелось — и без криминальных историй голова пухнет!

Тим внезапно переключился на другую тему. Когда до её сознания снова дошли его слова, она услышала: «Каждому воздаётся по деяниям его, не так ли? Ты же с детства знакома со словами наших мудрецов: проявляя милосердие к жестоким, становишься жестоким к милосердным. («Откуда этому борову известно это высказывание?» — устало подумала Рути.) Вот поэтому как раз в эти минуты наши боссы доводят до сведения и сознания Мордехая Блоха, что за допущенные провинности — в том числе и за порочное воспитание дочери, ставшей антистримершей! — его понижают в должности и переводят под моё непосредственное начало. Теперь я — единственный главный специалист уже не безыдейной «Лулиании», а бери повыше — СТАФИ! Об этом, конечно, в «Silonocool-News» никто не будет сообщать… Не того уровня информация… хе-хе!..» — «Меня этот жёлтый листок не интересует!» — процедила, не глядя на него, Рути. — «Ну, ладно… Так о чём это я?.. О том, что должность твоего мужа по праву переходит ко мне. Поэтому я полагаю, что раз должность переходит от него ко мне, то и его жена Рути, — тут Тим нежно склонился к Рути и изобразил самую ласковую свою улыбку, — которую я много лет люблю нежной любовью, должна перейти ко мне и стать моей женой.

Согласись: это было бы только справедливо! А если учесть, что твои сыновья Галь и Гай ко мне очень нежно относятся… Ведь я в последние годы им был вместо отца — и это знает вся Арцена! Твои сыновья так и говорят! А кто их ещё раньше приобщил к силовым видам спорта, к карате, дзюдо, у-шу? Ведь не этот нежный красавчик, в последнее время демонстративно подчёркивавший свою отцовскую любовь единственно и исключительно к младшей дочери, которая дошла до молчаливого (не спорю!), но и откровенного отрицания силонокулла и фанфарологии! Демонстрируя свою отцовскую любовь к недостойной дочери, Моти Блох столь же откровенно пренебрегал интересами своих прекрасных сыновей. Мальчики остались без мужской поддержки в такой ответственный момент!» — драматично воскликнул Тим.

Рути остолбенела, пытаясь вникнуть в чудовищный набор слов, который она только что услышала, да ещё и произнесённый приторным тенорком Пительмана. «А ты не подумал, что неплохо хотя бы меня спросить? Например, чего я хочу!.. — отстраняясь от него, ледяным тоном с едва скрываемой яростью, наконец, спросила Рути. Куда девалась её мягкость и робость!.. — А, кстати, что у тебя с Офелией?

Ведь вы же известная в Эрании пара! Да чего уж там — в Арцене, гремите на весь просвещённый мир!» — «А что Офелия! Она нам не помешает, если для тебя это так существенно. Она помогла не одному мужчине сделать великолепную карьеру… Между прочим, Миней мне как-то рассказывал, что он её и твоему Моти предлагал: это, ничуть не мешая вашей семейной жизни, помогло бы ему взлететь на недосягаемые карьерные высоты. Ты себе не представляешь, как бы вы тогда жили! В каких кругах бы тогда вращались!.. У-у-у!!! А он, дурак, отказался… Где-то я его понимаю — у него та-а-акая женщина, как ты, Рути, любимая моя…» — «Заткнись, дурак!» — яростно прошипела Рути. — «Ну, вот, ругаться на влюблённого Тимми… Давно влюблённого! — подчеркнул он со значением, старательно не обращая внимания на выражение гадливости на лице Рути. — Но я не обижаюсь. Я понимаю, что ты просто немного… того… не в себе… офонарела, так сказать… Получить та-а-акое предложение от человека, почти добравшегося до самой вершины… Моти тоже мог бы достичь таких же высот, если бы не был таким… э-э-э… скажем там — зарвавшимся идеалистом… Да-а-а… Зато мне повезло! Офелия… — мечтательно, как кот, зажмурился Тим и промурлыкал: — Она нам — повторяю! — не будет мешать.

Кроме того… ты ведь и не знаешь, что на неё запал твой Галь… Вот и…» — «Что-о?!!

Что ты болтаешь! Галь — юный мальчик! А эта… ящерица… ему в матери годится!

Если я что-то узнаю…» — «Ну, и что будет? В полицию заявишь? Да кто тебя будет слушать! Ведь нынче полиция — фактически одна из ветвей гвардии дубонов, а я — их куратор! — хвастливо заявил Тим, продолжая заглядывать Рути в глаза. — Со мной не шути!» — «А я с тобой ни шутить, ни просто общаться не собираюсь! — холодно отрезала Рути. — И оставь моих мальчиков в покое! Хватит их развращать!» — «Понимаешь, darling, они не хотят, чтобы я их оставил в покое, они не хотят со мною расставаться. Они не раз высказывались в том духе, что, мол, как было бы хорошо, если бы я был их отцом, как бы отлично мы зажили все вместе…» Рути молча, с выражением крайнего отвращения на лице, уставилась в экран, только бы не видеть крупного наглого лица непрошенного визитёра. По телевизору показывали пустой двор ульпены, где училась её дочь, и Рути отвернулась, не зная, что ещё можно сделать, чтобы и не смотреть на экран, и не видеть ненавистного широкого лица. Тимми продолжал заливаться соловьём: «Ну, Рути, милая моя, я не сомневаюсь в твоём благоразумии: рано или поздно ты поймёшь, не можешь не понять…