– Встречайте вашу королеву! – прозвучал возле ее плеча знакомый голос. – Мою жену, прекрасную, будто солнечный луч на ветке ели!

Одолевая дрожь и все возрастающий ужас, Мальфрид обернулась. И слабо вскрикнула. Рядом с ней во главе свадебного стола сидел не статный золотоволосый красавец – а коренастый йотун с бурой кожей, лысым черепом, скуластой мордой, и в глазных впадинах его была налита непроглядная тьма…

– Теперь ты – хозяйка меого дома и корлева Йотунхейма, дорогая Мальфрид! – голосом, подобным реву кампепада пророкотал он. – А если тебе трудно запомнить все мои имена, то зови меня просто – Микиль-Тролль…

Четверть века спустя после той злополучной свадьбы женщина с серой кожей и преждевременно поседевшими волосами сидела возле очага, глядя в широкую чашу с водой. Чаша эта была сделана из черепа исполинского медведя с огромными клыками – никто из смертных не застал в горных лесах этих чудовищ, но «старый народ», к которому принадлежал ее муж, еще их помнил. Желто-бурый от времени череп был оправлен в золото, и блеск его соперничал с отсветами пламени на поверхности воды.

Мальфрид хотела увидеть своего противника – того человека, ради мести которому ее брат Эйстейн готов был отдать йотунам свою единственную дочь. Для этого колдунье не требовалось ни волос его, ни клочка одежды. Нечто принадлежащее Хальвдану конунгу, неотделимая его часть, была с нею всегда – собственная ее кровь. Дочь Эйстейна и сын Гудрёда Охотника состояли в родстве – пусть очень дальнем, но имели общего прародителя – Раума сына Нора, внука великана Торри. А кровь великанов живет и помнит долго – так долго, как стоят горы.

Королева йотунов всматривалась в золотые блики в темной воде, и вот уже ей стал виден медовый зал какой-то усадьбы. Вдруг она охнула, вздрогнула, наклонилась ниже – она узнала этот дом. Свой родной дом, тот, в котором прожила восемнадцать лет, прежде чем покинула его, чтобы выйти замуж за Сигурда Оленя. Конунгова усадьба в Хейдмёрке, на берегу озера Мьёрс – вот что это был за дом. Разве могла она не узнать столбы опоры кровли, на которых вырезана сага о поисках Гои? Когда-то давным-давно ее мать, королева Хейдвёр, показывала своей единственной дочери и трем сыновьям резные фигурки с мечами и бородками клинышком и поясняла: вот это Нор и Гор, сыновья Торри, они идут на поиски своей пропавшей сестры Гои. Она бесследно исчезла зимой, после Йоля, и в тот год Торри не приносил положенные жертвы, надеясь, что его дочь вернется и выполнит обязанности валькирии, духа-проводника к богам, но в конце концов был вынужден устроить жертвоприношения на месяц позже обычного, и с тех пор этот месяц так и называется «месяц Гои». Вот здесь показана битва Нора в западных землях, а вот эти фигурки, лежащие на спине с торчащими из груди копьями, – это конунги, которых он в той битве победил. Их имена были Веи, Хундинг и Хеминг, и после этой победы Нор захватил всю страну до самого моря… А вот братья Нор и Гор приходят сюда, в Хейдмёрк. Здесь жил конунг по имени Хрольв из Горы, он был великаном. Это он похитил Гои и взял ее в жены, а когда она узнала, что приехали ее братья, то отправилась им навстречу – вот, видите, здесь они встречаются все трое… А вот здесь – свадьба Нора и Хёдд, сестры Хрольва, дочери великана Свади…

Мальфрид и сама не раз уже рассказывала своему сыну саги о роде Форн-Йотуна, прародителя всех норвежских конунгов. Сейчас ей так ясно представилась собственная мать, братья, все обычаи рода, что она с трудом вспомнила, зачем вообще разглядывает в воде свой дом. Не думала она, что в груди жены йотуна еще могут проснуться столь человеческие чувства!

А вот и почетное место хозяина – но сидит на нем совершенно незнакомый ей человек. Мальфрид нахмурилась, ноздри ее гневно раздулись. В сердце вспыхнула ненависть к захватчику – то самое чувство, которое и побудило ее брата Эйстейна заключить эту сделку, пожертвовать дочерью в обмен на возможность отомстить и ослабить врага. И доносилось пение.

– нараспев произносил юношеский голос, сопровождаемый перебором струн арфы.

– Сдается мне, не слишком-то это почетная смерть – разбить себе голову о камни, упав с коня, – возразил другой голос, когда певец умолк. – И этот предок Хальвдана конунга не попал в Валгаллу.

– Тем не менее, Адильс конунг тоже был предком Хальвдана и Рёгнвальда конунгов, – отозвался тот, кто произносил стихи.

Певец был молодой парень, лет двадцати. Никто не назвал бы его красавцем: невысокий, щуплый, с очень светлыми волосами. Черты лица мелкие, зато выражение в них было живое и задорное.

– Вот теперь мы перечислили девятнадцать поколений предков нашего конунга, если считать самого Фрейра, – продолжал он. – Не всем им было одинаково много удачи, но ты сам видишь, что все они были правителями и возводили свой род к Фрейру и Одину.

– Да уж, это я вижу, – кивнул собеседник.

И при виде этого человека Мальфрид снова вздрогнула и ниже наклонилась над водой. Облик, черты лица, волосы – все это было ей очень хорошо знакомо…

– Теперь ты убедился, что все мои предки были сопричастны силе богов, а значит, достойному человеку не зазорно мне служить, – произнес третий голос, и принадлежал он тому, кто сидел на хозяйском месте. – Или вначале предпочитаешь послушать песни обо всех остальных моих… наших предках? Я не сомневаюсь, что у Тьодольва они давно готовы.

– Ты прав, конунг! – Светловолосый щуплый скальд кивнул и ухмыльнулся.

– Пожалуй, мне достаточно того, что я услышал. Если ты потомок Фрейра, Хальвдан конунг, то служить тебе не менее почетно, чем потомку великанов.

– Значит, ты готов стать моим человеком?

– Да, готов. Я, Ульв-Харек сын Вестейна, из усадьбы Поющий Ручей, готов стать твоим человеком и служить тебе, если ты отнесешься с должным уважением ко мне и моему роду.

– Вот видишь, какую пользу нам приносить «Перечень Инглингов»! – воскликнул еще один человек, сидевший напротив хозяина. – Славой своего древнего рода можно добиться не менее, чем силой оружия!

Двое мужчин, сидевшие напротив друг друга на самых почтенных местах у длинных стен теплого покоя, олицетворяли собой ночь и день. Они были ровесниками – лет около тридцати, оба имели благородный вид, но на этом сходство кончалось. Хозяйское сиденье занимал Хальвдан Черный. Прозвище он получил за цвет волос, но первым на лице его привлекал внимание нос, вылепленный кем-то из богов уверенной щедрой рукой. Крупный, прямой, ровный, чуть заостренный, он так же бросался в глаза, как резной дракон на высоком корабельном штевне. Изумившись этому чуду, всякий встречал взгляд конунга, и готовые шутки, – что ты, мол, носишь корабельную фигуру на лице, чтобы не украли, – замирали на губах. Твердый прямой взгляд синевато-серых ярких глаз, уверенный, выражавший превосходство, основанное на силе ума и твердости нрава, тут же менял впечатление, и нос делался выразителем силы духа, отчего переставал казаться неуместным. Хальвдан был среднего роста, но хорошо сложен, и повелительная осанка заставляла каждого смотреть на него снизу вверх. При довольно правильных чертах лица он не был красив: гармонию нарушал очень высокий и широкий лоб, черная густая борода на щеках не поднималась выше уровня рта, но казалось, в ее черноте живут некие тайны божественной силы.