«Легкий крейсер «Святая Екатерина» – разгерметизация всех отсеков правого борта. Пожары не поддаются контролю. Эвакуация невозможна. Будем сражаться до конца. Прощайте, госпожа контр-адмирал…»
Зимина закрыла глаза на мгновение. Каждое сообщение – это сотни жизней, которые она привела сюда. Люди, которых она знала годами, чьи семьи ждали их возвращения. И все они погибали здесь, в этой космической мясорубке, потому что она приняла решение не отступать, остаться и принять бой.
– Госпожа контр-адмирал! – молодой офицер связи повернулся к ней, и в его глазах читался невысказанный вопрос. – Некоторые корабли запрашивают… Они спрашивают о возможности… Может быть, сигнал капитуляции?
– Нет, – голос Зиминой прозвучал твердо, несмотря на хаос вокруг. – Семнадцатая дивизия не сдается. Передайте всем кораблям – продолжаем сражение. Никакой капитуляции. Мы дали присягу и останемся ей верны…
В этот момент «Елизавету Первую» тряхнуло с такой силой, что Зимина едва удержалась в кресле. Второй корабль противника – тяжелый крейсер «Адмирал Сенявин» – протаранил их с левого борта. Теперь флагман был зажат между двумя вражескими кораблями, как между молотом и наковальней. Орудийные башни продолжали вести огонь, но их число неуклонно сокращалось – одна за другой замолкали установки, уничтоженные ответным огнем или выведенные из строя повреждениями систем наведения.
Через иллюминаторы мостика – бронестекло выдержало близкие взрывы – Зимина видела апокалиптическую картину постепенной гибели своей дивизии. Тяжелый крейсер «Флигель-де-Фам», охваченный пламенем от носа до кормы, на последнем издыхании таранил легкий крейсер противника. Оба корабля слились в огненном шаре взрыва – детонация боекомплекта уничтожила их одновременно, разметав обломки на километры вокруг. Линкор «Рафаил», с оторванной кормовой частью, все еще вел огонь из носовых орудий, медленно вращаясь вокруг своей оси, извергая струи газов из разорванных отсеков.
– Связь с машинным отделением потеряна! – старпом докладывал, прижимая к уху наушник. – Главный реактор выходит из-под контроля! Температура активной зоны приближается к критической!
Зимина кивнула. Она знала, что это означает – у них оставались минуты, может быть, меньше. «Елизавета Первая» доживала последние мгновения, как и вся 17-я «линейная» дивизия. Но они выполнили свою задачу – связали боем основные силы Усташи, дали время Александру Ивановичу на то…
Сражение достигло своего апогея. В пространстве сошлись в смертельной схватке почти восемьдесят кораблей. Они кружились друг вокруг друга, сталкивались, расходились, чтобы столкнуться вновь. Плазменные заряды и ракеты летели во всех направлениях, создавая смертоносную паутину огня. Корабли гибли каждую минуту – кто-то взрывался от детонации реакторов, кто-то разламывался от таранных ударов, кто-то просто разваливался на части от множественных попаданий.
Именно в этот момент сражения, когда хаос достиг предела, когда уже невозможно было отличить своих от чужих в этой круговерти смерти и разрушения, на тактических дисплеях всех уцелевших кораблей произошло нечто неожиданное…
…На мостике «Силистрии» первым изменения заметил молодой оператор систем наблюдения. Его крик прорезал грохот близких взрывов:
– Господин вице-адмирал! Массовое появление целей в секторе альфа-семь! Серая зона показывает активность!
Усташи, придерживаясь за поручни – «Силистрия» содрогалась от попаданий уцелевших орудий «Риги» – повернул голову на тактическую карту. То, что он увидел, заставило его кровь превратиться в ледяную воду.
Серая зона на краю сектора боя, которую он все это время игнорировал, считая остаточным следом от скрытного перемещения дивизии Зиминой, вдруг ожила десятками ярких точек. Корабли – множество кораблей – появлялись словно из ниоткуда, сбрасывая электронную маскировку РЭБ-глушилок.
– Идентификация! – голос Усташи сорвался на фальцет. – Немедленная идентификация целей!
– Это… – оператор сверился с данными, и его лицо побелело. – Твою же мать! Это 5-ая «ударная» дивизия вице-адмирала Хромцовой! Господин вице-адмирал, это Агриппина Ивановна Хромцова! Тридцать два корабля! Линкор «Паллада» идентифицирован как флагман!
Усташи смотрел на дисплей, где тридцать свежих вымпелов выстраивались в идеальный атакующий клин, и его единственный глаз расширился от осознания чудовищности ловушки, в которую он только что угодил. Все это время, пока он разбирался дивизией Зиминой, пока атаковал её у Константинова Вала, пока добивал в ближнем бою – все это время корабли Хромцовой, оказывается, спокойно прятались в «тумане войны». Мощнейшие генераторы помех создавали зону электронной тени, невидимую для радаров, и он не обратил на неё внимания, посчитав техническим артефактом от движение кораблей 17-ой «линейной»…
И тут до него дошло с ужасающей, парализующей ясностью. Тот эмоциональный разговор между Васильковым и Зиминой в открытом эфире несколькими минутами ранее… Мольбы Александра Ивановича отступить к фортам, категорический отказ Настасьи Николаевны, её решение остаться и сражаться… Это был гребаный спектакль! Блестяще разыгранный спектакль для одного-единственного зрителя – для него, Валида Усташи!
Зимина специально осталась на открытом пространстве. Специально отказалась отступать. Её корабли стали наживкой – кровавой, жертвенной приманкой, которая заставила его бросить все силы в атаку. И теперь его эскадра была рассеяна, перемешана с остатками балтийцев, связана ближним боем – в худшем из возможных положений для встречи свежего противника.
– Дистанция до кораблей Хромцовой? – Усташи говорил механически, уже зная, что ответ не оставит надежды.
– Меньше миллиона километров и сокращается быстро! При их текущей скорости – десять минут до огневого контакта!
Десять минут. Если бы он атаковал Зимину у Константинова Вала, как планировал изначально, у него было бы время – двадцать, может быть, тридцать минут – чтобы перегруппироваться, выстроить оборону, встретить Хромцову организованным строем. Но здесь, в этой свалке, где его корабли были перемешаны с противником, где половина из них уже получила повреждения, где командиры потеряли друг друга из виду…
– Немедленно свяжите меня с Мамедовым и Должинковым! – приказал Усташи, хватаясь за последнюю соломинку. – Немедленно, я сказал!
Экран связи раздвоился, показывая мостики двух кораблей. Слева – капитан первого ранга Рустам Мамедов, его лицо в крови, китель разорван, за его спиной полыхало пламя. Справа – контр-адмирал Должинков на мостике «Владивостока», относительно невредимый, но с выражением обреченности на лице, так как тоже видимо уже увидел и оценил, что происходит в секторе.
– Выводим корабли из боя! – Усташи говорил быстро, захлебываясь словами. – Немедленно выходим из ближнего боя! Строимся в оборонительную линию!
– Не могу, господин вице-адмирал! – голос Мамедова едва пробивался сквозь помехи. – Мы связаны! Эти безумцы из семнадцатой дивизии нас не отпускают! Они идут на таран, цепляются за нас! Я потерял уже пять кораблей!
– У меня та же ситуация! – Должинков покачал головой. – Пять моих кораблей все еще у станции, остальные пытаются пробиться к основным силам, но застряли в перекрестном огне! Господин вице-адмирал, это мышеловка! Нас заманили!
Усташи отключил связь, не желая тратить драгоценные секунды на очевидное. Да, это была ловушка. Блестящая, жестокая, требующая чудовищной жертвы ловушка. И он, опытный флотоводец с тридцатилетним стажем, попался в неё как желторотый кадет…
…Я же наблюдал за всем происходящим с мостика линкора «Афина», и не мог сдержать мрачного удовлетворения. План, разработанный совместно с Настасьей Николаевной и Агриппиной Ивановной еще за сутки до начала битвы, сработал идеально. Цена была чудовищной – семнадцатая дивизия фактически погибла, принося себя в жертву. Но эта жертва не была напрасной.
– Господин контр-адмирал, – капитан Жила, ухмыльнулся и покачал головой. – Вы снова всех перехитрили! Но… Контр-адмирал Зимина знала, чем это ей грозит?
