— Сказать в письме о «Путях» — романе — невозможно: о «хаосе» — нельзя. Все еще _х_а_о_с. Кратко: в Дари все тонут. В 1-ой половине 2-ой части Дима — призрак, _ж_и_в_о_й, (видится Дари, встречи в поле, в парке, до…(!!)). Циник-доктор (не твой кавказец, а давно, до тебя, наметил) — атеист. Борьба Дари — и выход ее «на проповедь», духовный рост. Все слито с природой, (гимны), с бытом поместий, типы людские русские (от низов дО верха). Болезнь Виктора Алексеевича и первое «чудо» (стучится Оптина Пустынь). Первое посещение обители (старец Амвросий267). Появление _ж_и_в_о_г_о_ Димы. Грехопадение (июльский полдень, гроза). Крестный ход, в полях (будет раньше о «зачатии» — и тревоги Дари). Явление матушки Агнии (это начало смешения «неба» и «земли»). Не понятно тебе? Трудно — на словах, надо говорить — глаза в глаза, тогда услышишь сердцем. Отъезд Димы на фронт (он был ранен, а _н_е_ _у_б_и_т, был в отпуске — и уезжает.) Его гибель _т_а_м… Дари узнает, что она беременна. Ее переживания, — это самое важное в этой части, много света — и — ужаса. Эта часть романа кончается смертью мальчика, (на 2-м году). Должно дать любовь матери — тончайшую и — животную (ряд сцен!) — к ребенку, и — вой Дари. Это ряд сцен, меня страшащих, — одолею ли? Два — три посещения Оптиной. «О русском счастье». («Дворянское гнездо», Татьяна… — В[иктор] Ал[ексеевич] хотел бы вести Дари, — бессилен.) Тайна — чей ребенок — неизвестно ни ей, ни В[иктору] Ал[ексеевичу]… но читателю, [пожалуй], будет ясно. Тут очень трудно дать «намеки». Будто нет греха… для Дари… — явь в ней слилась с галлюцинациями, но сердце ее — _з_н_а_е_т, от кого. Тут интересное место — самоубийство юноши, в нее влюбленного, — художника, бывшего владельца «Уютовки». Ах, Оля, какая ночь у меня — в наброске: первая ночь Дари, (и игра звезд в зеркале), под Ивана Купала (приезд)! Там-то твое… гениальное! — «звезды глубоко тонут и в прудочке»!!! Новая фигура: няня, бывшая крепостная Варвары Тургеневой268, матери писателя. Много «знамений». Эта «няня» — символ русской женской души, очень здоровой, она очень влияет на Дари. Потеряв ребенка, пережив гибель «небесного супруга», Дари видит «оставленный „возок“». Надо его до-везти. 3-я часть романа — духовное обновление В[иктора] А[лексеевича] — Дари — попытка обновиться — атеиста-доктора, полупокоренного Дари, его покушение на Дари (страшная сцена, как бы «явление Ада — Дьяволу»). Гибель доктора. Но столько фигур, это нельзя в письме. Провал в 20 лет. (Это трудно для структуры романа.) — новое место. Новая Дари. Ее смерть (это по трудности — выполнимо ли?). Действие в Средней Азии, на туркестанской дороге, на р. Аму-Дарье. Сбылось пророчество старца Иосифа269. «А светлый конец найдешь, земной, на своей реке!» (Аму Дарья) Это такой должен быть _а_п_о_ф_е_о_з_ Святости, ее победы, чистоты, любви к людям (всенародное покаяние Дари!) Видишь мой «хаос»? Он уложится в форму в процессе работы. (Да, явление тигра в орловском поле!) Все — правда. Читатель должен _в_и_д_е_т_ь, как н_е_б_о_ слито с землей. Ну, милка моя… не могу больше, чувствую как в твоем сердце — и радость, и недоумение. Но твой Ваня-мальчик, (зови так, не Иван Сергеевич!) _з_н_а_е_т, _в_и_д_и_т_ вышивку на канве романа, и _д_о_л_ж_е_н_ одолеть — по-бе-дить! И с тобой — только с тобой, — победа бу-дет! Работы — на меньше года бы. Да, _з_н_а_ю. «Няню из Москвы» — я написал — в 3 месяца. Пусть попробуют такой рекорд поставить! Для «Путей» — мне надо любить, о-чень, безумно… — тогда роман будет насыщен тихой «страстью». 1-ая часть была в любви Олиной, но… мешала ей боль за нашего мальчика. Я ее заменил Дари, и Дари меня _б_у_д_и_л_а. Ах, Оля… это трудно объяснить. Я знаю, что в работе над II частью я буду грезить, гореть, м. б. _в_и_д_е_т_ь. Она будет связана тобой, про-ни-зана. Беря от меня силы, ты мне будешь возвращать их — удесятеренно. Да! Я буду о-чень тебя любить..! Но… будет ли все это?! «Пути» не могут быть оскопленными. К концу только — повеет _б_е_с_п_л_о_т_н_о_с_т_ь_ю. Кульминационный пункт — _з_а_ч_а_т_и_е. (Поляна, малина спеет. О, какой бунт красного, запахов…. — пожар крови!) Дари в этот один момент _в_с_я_ истает, отдаст все, что было в ней земного. Как бы — за этим — наступит ее «Преображение». Да, картина падающих звезд (28 [июля] Прохора-Никанора270). Ну, не кажется тебе, что я — полусумасшедший? Нет, это я все сведу в страстную симфонию.
О семье, о матери — в следующем письме. И на все отвечу. На твои чуткие слова — о музыке, живописи. Губки дай, поцелую. Ты — новая у меня под стеклом, — необычайна. Все уже дано в письмах, они в дороге. Все. Ты — Царица, так напомнишь, в миг какой-то, — Императрицу! Оля, все, все для тебя, всему покорен, — только _ж_и_в_и! победи болезнь! ничем не тревожься, деточка, кровка моя родная, — все для тебя, скую себя твоею цепью, сломаю боль свою, — будь же здорова, я пошлю «селюкрин» — очень важно. Можно? Напиши. Антигриппал прими. Я принял, и болел бронхитом только два-три дня. Много дал тебе письмами, увидишь. Ка-ак я тебя _в_и_ж_у! Божий дар Ты мне. Как жду..! как…. — не скажу. Целую, всю. Уже ничего не помню. Отвечу. Не пишу больше, чтобы не вернули. Благодарю за ласку! Ив. Шмелев
[На полях: ] Если бы захватил m-r Т[олена] — послал бы тебе мое колечко, черной эмали, бриллиант.
Совсем не тревожусь за Россию! Освятится!
Не надо ли тебе денег? Я пошлю на Сережу, если разрешат, или на Марину.
Целую ручку у мамы.
Как я восхищен тобою — _н_о_в_о_й!
Не захватил голландца!
Как я хочу тебя, видеть, слышать тебя, баюкать! Ах, Оля… — а дни уходят.
Получила — меня от Мариночки? опять торгуют мои авторские права!
65
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
22 окт. 41 г.
Вчера письмо Ваше от 10-го окт.
К нему мне нечего добавить. Вы знаете, что Вы там и как писали. Но я скажу Вам все же, что я все увидала, все поняла.
Вы не оставили _н_и_ч_е_г_о, что могло бы больно уколоть меня.
Сердце мое, открытое Вам мною просто и без затей. — Вы как бы бросили в помойку, в сорный угол… в котел общий, где варятся _и_г_р_а_н_ь_я_ в чувства, кипя словесной пеной наших эмигрантских тетей. (Я часто таких видела: одна мне показала письмо свое, оставившему ее… «другу»… «я стою у последней черты», а когда я спросила, что это значит, — так сама не знала и призналась, что «просто хорошо звучит».)
Зачем ты это сделал?
Ты, именно ты не мог не видеть, не осязать, положенное тебе в руки, живое мое сердце!
Зачем мое святое читаешь, хочешь читать, наоборот?
На зов мой приехать… «слышу не приезжайте!» Ведь Вы не верите этому сами!! Не можете верить!
Вы не поняли мое: «я не могу приехать, и это мне большое горе»??
Да, «тети» тоже могут это, но разве Вы-то не различили?
Ты не оставил ничего, что больно могло бы резать. «Осколки»-то Ваши в меня швырнули, — «осколки», сделанные самим собою!..
О «Путях Небесных» даже… «они убиты, нет не Вами, — мною, моей ошибкой». И… «это мне награда, от читателя. Не от читательницы». И _э_т_о_г_о_ Вы не оставили мне! Хоть и говорил вначале письма как о «читательнице чуткой, хотя бы только». Нет, этот «бабий», «тонкий», «знаток», — он ценит… и это Вам «ценнее, чем читательница».
Правда ли это?
…«бабы из приличных». Чем определяете Вы «приличность»? Классом?.. «Котлеты… по 6 минут на каждую…» Даже деление произвели: 30: 5 = 6!..
Что это? Вы — роковыми словами швырнули в мою душу: «теперь уже поздно, не надо объяснений», «это письмо последнее», и«…Ваших 33 письма!» И… много еще! Если Вам дорого _т_о, ценное, большое, — не надо так!
Не нахожу я объяснений тому, что породило это в Вас! И вот и с розой: я в муке за тебя, что больно тебе было бы подумать, не плакала ли я, — по себе судя, — я писала: «это не слезы — вода из розы». Это и было так. Как же ты-то меня колол за это?!
