— Я не могу поверить, что она способна солгать мне, — пробормотал Реджи.

— А миссис Эмерсон может, — выбил трубку Эмерсон. — И я тоже. Мы должны увидеть Верховную жрицу без вуали!

— Я сама не могла бы сказать лучше, Эмерсон, — одобрила я.

— Но это довольно трудная задача, — хмыкнул Эмерсон. — Если она не принимает посетителей и обитает в самых отдалённых уголках храма… Я сомневаюсь, что те властные способы, которые мы использовали сегодня утром, сработают в данном случае, Пибоди.

— Верно, но попробуем, Эмерсон. Мы должны попытаться.

— Позвольте мне поговорить с Аменит, — торопливо прервал Реджи. — Обещайте мне, что не будете ничего предпринимать, пока я не посоветуюсь с ней. Возможно, она чем-нибудь нам поможет, но если вы отправитесь напролом… Простите! Я хотел сказать…

— Я сделаю вид, что ничего не слышал. — Эмерсон поднялся в грозном величии, хмурясь, как Юпитер. — «Напролом»! Пойдём, Пибоди, тебе пора отдыхать.

Мы оставили Реджи, хмуро глядевшего на пол в глубокой задумчивости.

— Ты обошёлся с ним достаточно сурово, дорогой, — сказала я. — И я действительно не понимаю, как Аменит сможет отвести нас в покои Верховной жрицы.

— Ну, от вопросов никому хуже не будет, так ведь? — Эмерсон сел рядом со мной на край кровати. — Проклятье, Пибоди, я дошёл до того, что даже надгробие не убедило бы меня. Всё, что у нас есть — серия недоказанных и противоречивых заявлений. Я не знаю, чему верить или кому доверять.

— Абсолютно согласна, Эмерсон. Кстати, благодарю за то, что спас мои брюки от огня. Я всё время забываю, что у Реджи не больше здравого смысла, чем у ящерицы. Он, конечно, не может быть посланником, которого обещал прислать мой ночной посетитель. Но книжка мистера Форта — странное совпадение. Может ли посланником быть принцесса Аменит?

— Если это так, она выбрала весьма опасный обходной путь, чтобы сблизиться с нами, — сказал Эмерсон. — И потом, это может быть не более, чем совпадением: мы не знаем ни размер библиотеки Уилли, ни того, сколько книг он подарил друзьям и ученикам. Я бы посоветовал поосторожнее обсуждать реккит с обоими молодыми влюблёнными, Пибоди. Люди такого рода редко считаются с чем-нибудь, кроме своих собственных драгоценных шкур.

— Я бы не осмелилась заявлять столь категорически. Тем не менее, им свойственно быть легковерными, когда они считают себя влюблёнными. Реджи может быть обманут молодой женщиной.

— Совершенно верно. Чёрт возьми, Пибоди, я не могу улизнуть, не сделав что-то для тех бедняг в деревне. Придётся предпринять повторную экспедицию.

— Конечно. Но я не теряю надежды услышать весть от моего таинственного посетителя — тем или иным образом.

Я с огромным нетерпением ожидала первой встречи влюблённых после стольких дней разлуки и неопределённости. Моё пылкое воображение представляло слёзы тоскующей Аменит, когда она думает об опасностях, которым подвергается её возлюбленный, и слёзы радости, когда она узнаёт о его освобождении. Я представляла, как они бросаются друг к другу, крепко обнимаются и шепчут милые нежности. А затем блуждают, рука об руку, в уединении сада, где, умиротворившись жужжанием пчёл и воркованием голубей на кустах мимозы, забудутся в упоении воскресших любви и надежд.

Так я грезила, отлично зная, что всё это — романтическая чепуха. Любому открытому выражению привязанности придётся ждать до успешного претворения в жизнь плана побега из долины, ибо надежда обречена, если о ней станет известно. Чуть позже появилась Аменит — я узнала её скользящую походку — но на Реджи она обращала не больше внимания, чем на всех остальных, да и он сам едва удостаивал её взглядом. Но вскоре Реджи извинился и отправился к себе; немного спустя Аменит тихо исчезла.

Их не было довольно долго. Вначале вернулась Аменит. Она приступила к своим обязанностям, невозмутимая, как и всегда (чрезвычайно легко выглядеть невозмутимой, когда полностью закутана в покрывало). Моё предчувствие достигло крайней степени возбуждения, когда появился Реджи, зевая, потягиваясь и заявляя, что его сморил исключительно освежающий сон.

— Кажется, от рубашки оторвалась пуговица, — добавил он, глядя себе на грудь с выражением досады, которое не смогло бы обмануть и младенца. — Вы разрешите мне затруднить вас, миссис Амелия?

Я последовала за ним в спальню.

— Вы глупец, молодой человек, — прошипела я. — Я подарила швейный набор королеве; об этом знают все женщины города.

— Откуда же мне было это знать? — обиженно спросил Реджи. — Я хотел изобрести повод поговорить с вами наедине.

— У вас нет таланта к интригам, Реджи. Вам бы лучше… В чём дело, Рамзес? — Поскольку он вошёл в комнату, а вслед за ним — и отец.

— Вот тебе иголки и нитки, мама, — сказал Рамзес. — Взял взаймы. Надеюсь, ты не возражаешь.

Это были не мои иголки с нитками. Грязно-серый цвет последних (а не оригинальный оттенок) выдавал настоящего владельца. Я боялась спрашивать, для чего они понадобились Рамзесу. В голову приходило слишком много отвратительных версий.

— Спасибо, — сказала я, придвинувшись к Реджи. Крепко прижав пуговицу к ткани, я ткнула иголкой в дырку.

— Ой! — крикнул Реджи.

— Быстрее говорите, — приказала я. — Я не могу тянуть до бесконечности. Это выглядит смешно. — Эмерсон и Рамзес притворялись, что внимательно наблюдают за происходящим, как будто пришивание пуговицы являлось редким и знаменательным событием.

— Всё готово, — прошипел Реджи. — Завтра вечером Аменит проведёт нас к ожидающему каравану.

— А как насчёт миссис Форт? — спросила я. Реджи втянул в себя воздух. — Извините, — продолжила я. — Я не швея.

— Вы настаиваете на этом? — спросил Реджи.

— Да, безусловно, — ответили мы один за другим.

— Очень хорошо. Аменит попытается. Она рассмеялась, когда я рассказал ей о вашей теории, но если иначе вы не согласны… Будьте готовы сегодня вечером.

— Когда? — хором спросили мы.

— Тогда, когда она сможет это устроить, — последовал мрачный ответ. — Это будет очень опасно. Не спите и ждите известий от неё.

— Ну вот и порядок, — произнесла я вслух, поскольку в дверях появился один из наших служителей, быстро шаря по комнате любопытным взором.

— Спасибо, — сказал Реджи, глядя на манишку.

— Кажется, ты пришила пуговицу к его нижней рубашке, мама, — заметил Рамзес.

Не могу сказать как долго я лежала в темноте, ожидая; казалось, прошла вечность. Со сном бороться не приходилось — ещё ни разу я не ощущала себя настолько бодрой. После довольно резкого спора с Реджи я неохотно согласилась оставить ​​пояс и всё снаряжение в комнате. Эмерсон поддержал это мнение — как я и предполагала:

— Ты звенишь, Пибоди. Всегда говоришь, что этого не случится, и всегда грохочешь, так что не надо меня убеждать. Кроме того, если по пути встретятся неожиданности, то мы можем сойти за туземцев, если будем облачены в местный наряд.

Я погрузилась в мысли — не сон — когда меня коснулась рука. Я молча поднялась с кровати и встала рядом с белой завуалированной фигурой.

После того, как трое остальных присоединились к нам, Аменит заскользила прочь: не в сад и не к наружной двери, как я ожидала, а к вырубленным в скале комнатам в задней части дворца. Дальше и дальше шли мы, через узкие дверные проёмы и запустелые пыльные комнаты. Мгла давила на нас как-то особенно злобно, будто вскормленная многовековым мраком. Крошечное пламя фонаря Аменит блестело, как болотный блуждающий огонёк. Казалось, её белые одежды облекают лишь пустоту.

Наконец она остановилась в небольшой комнатке без окон. Я едва различала обстановку вокруг себя, но, похоже, там не было никакой мебели, кроме каменной скамьи или топчана примерно двух футов в высоту, а в ширину — едва достаточной для того, чтобы уместиться лёжа. Призрачный абрис Служанки склонился над ним. Щелчок, журчание — и верхняя часть скамьи поднялась, как на пружине. Подобрав юбки неожиданно современным жестом, Аменит проворно перебралась через край и исчезла из виду.