Я молча кивнула, сжимая в кармане ключи. Все было еще хуже, чем я предполагала.

– Денег у вас, я полагаю, все равно нет, – констатировал он.

– Нет, – прошептала я, глядя на мокрый асфальт.

Бабушка, Костя, кредит за учебу… Каждая копейка у меня была посчитана и любые незапланированные расходы пробивали огромную брешь в бюджете.

– Прекрасно, – заключил он, и от его ледяного тона я вздрогнула. – Тогда, принимая во внимание ваш энтузиазм и… скажем так, творческий подход к парковке, предлагаю альтернативу.

Он сделал паузу, давая мне осознать всю тяжесть предстоящего.

– С сегодняшнего дня и до окончания вашей практики, вы, Белова, находитесь в моем личном распоряжении. Помимо основных обязанностей, будете выполнять мои поручения. Все мои поручения. Без возражений. Вам понятны условия? Или… – он помолчал и так же спокойно и деловито добавил, – мы можем расстаться прямо сейчас. На этой парковке. И больше я вас, Белова, в своем офисе не увижу.

И тут у меня сжалось сердце. Я не могла бросить практику, потому что иначе, это был крах моей, еще не начавшейся карьеры. Это компания была одной из лучших на рынке и единственная, кто каждый год набирал новых сотрудников из практикантов нашего ВУЗа. Попасть сюда мечтали все.

Быть уволенной во время практики значило получить волчий билет.

Значит надо соглашаться. И вытерпеть все.

Я глубоко вздохнула, подняла голову и посмотрела ему прямо в лицо. Да, унизительно. Да, невыносимо. Но другого выхода не было.

– Понятно, Кирилл Алексеевич. Значит, я в вашем… личном распоряжении.

Уголки его губ дрогнули на миллиметр. Было невозможно понять, улыбка это или гримаса презрения.

– Офисное рабство, Белова. Не стройте иллюзий и умерьте фантазию.

У меня тут же запылали уши.

– Я… вовсе… – забормотала сконфуженно, но Воронов меня перебил:

– Отлично. Первое поручение: уберите этот автомобиль с парковки, а затем, с документами, ко мне в кабинет.

Он развернулся и пошел обратно в офис, оставив меня под дождем с разбитой машиной, разбитыми надеждами и новой, пугающей должностью – личным рабом финансового директора.

– У нас с вами, Белова, начинается очень интересная совместная работа, – крикнул он не оборачиваясь.

Судьба, похоже, обладала извращенным чувством юмора.

Вторая половина дня прошла довольно мирно. Воронов мельком просмотрел принесенные мной бумаги, перенес совещание на завтра и сразу же уехал из офиса.

Ребята окружили меня, выспрашивая подробности аварии, которую они наблюдали из окна. Я вяло отшучивалась. Они не настаивали. Мы разошлись по своим местам, но весь оставшийся день я ловила на себе недоумевающие взгляды.

Если я надеялась, что вчерашний инцидент с парковкой был дурным сном, то первое же утро моего «офисного рабства» расставило все по местам. Жестоким и несправедливым образом.

Войдя в офис с драгоценной папкой документов для совещания, я направилась прямиком к своему компьютеру, лелея надежду хотя бы пробежаться глазами по тезисам.

– Белова.

Голос Воронова прозвучал у меня за спиной так внезапно, что я вздрогнула и чуть не выронила бумаги. Он стоял в дверях нашего кабинета, свежий, отутюженный и абсолютно бесстрастный.

– Кирилл Алексеевич, доброе утро. Документы по проекту «Солар»…

– Позже, – он резко перебил меня. – Первое: найти и принести мне свежий выпуск «Финансового вестника», он должен быть где-то в отделе маркетинга. Второе: заказать столик на двоих в ресторане «Ботаника» на сегодня, на восемь вечера. Мои предпочтения им известны. Третье: проверить и разобрать почту, которая пришла на мой открытый адрес, выделить срочное, составить справку. Все это нужно сделать до совещания. И, – от сурово посмотрел на меня. – принесите мне кофе. Из кофейни за углом, скажите «для Воронова», они знают.

Я стояла, тупо глядя на него, мысленно прикидывая, что до совещания осталось всего лишь часа два.

– Вопросы? – спросил он, и в его тоне мне послышались стальные нотки.

– Нет, – прошептала я, чувствуя, какутренние  планы рушатся как карточный домик.

– Отлично. Кофе – сейчас.

Он развернулся и ушел, оставив меня в растерянном молчании. Я посмотрела на папку с докладом по «Солару» – плод недельного труда, мою единственную надежду блеснуть на совещании. С досадным хлопком швырнула ее на свой рабочий стол. Два часа. Всего два часа, а нужно было успеть всё.

Рванула к выходу, на ходу нащупывая в кармане пальто телефон и карту. Осенний ветер с мокрым снегом больно хлестнул меня по лицу, но я только закусила губу и прибавила шагу.

В кофейне за углом царила утренняя суета. Очередь длилась вечность, но вот она дошла и до меня, и симпатичный парень с проколотой бровью, наконец обратился ко мне.

– Привет, красотка, что для тебя? – он ободряюще улыбнулся.

– Кофе, – выдавила я, глядя на часы. – И пожалуйста, быстрее.

– Не торопись, мир не рухнет, – он подмигнул, нарочито медленно доставая бумажный стаканчик.

– Для Воронова, – добавила я без всякой надежды.

Эффект был мгновенным. Улыбка бариста исчезла, взгляд стал собранным и почти суровым. Он кивнул и, не говоря ни слова, лихо и быстро приготовил кофе, плотно закрыл крышку и протянул мне.

– Берите. Передавайте Кириллу Алексеевичу, что всегда рады.

Я схватила стаканчик, кивнула в благодарность и бросилась обратно, смутно осознавая, что даже в кофейне за углом мой новый начальник был не просто клиентом, а кем-то вроде местного божества. От этого стало еще более неуютно. Что же я затеяла, ввязавшись в эту историю?

Влетела в офис, сбивая дыхание, пронеслась по коридорам и замерла перед тяжелой дверью кабинета Воронова. Секретарши на месте не было, и стаканчик с кофе был единственным оправданием вторжения в святая святых финансового аналитика.

Сделав неглубокий вдох, я постучала.

– Войдите, – раздался из-за двери ровный голос.

Я открыла дверь и зашла внутрь. Кабинет был таким же безупречным, как и его владелец: минимализм, панорамное окно, массивный стол, заваленный бумагами. Воронов сидел, уткнувшись в монитор, и его пальцы быстро стучали по клавиатуре. Он даже не посмотрел на меня.

– Кирилл Алексеевич, ваш кофе, – проговорила я, слегка подаваясь вперед и протягивая злосчастный стаканчик.

Он не ответил. Абсолютно. Как будто я была частью интерьера – невидимой, бесшумной и не интересной. Его взгляд был прикован к экрану, поза выражала полную поглощенность работой. Тишину нарушал лишь стук клавиш.

Я нерешительно сделала шаг к столу, все еще держа кофе в вытянутой руке. Поправила выбившиеся из хвоста волосы и поняла, что так и не сняла пальто.

– Поставлю его здесь? – спросила тихо, чувствуя, как щеки начинают гореть. То ли от ветра на улице, то ли еще от чего-то.

Снова никакой реакции. Даже бровью не повел. Казалось, он меня не просто игнорирует, а вообще не замечает, не видит в своем пространстве.

Осторожно, стараясь не производить шума, поставила стаканчик на свободный угол стола, рядом с папкой под грифом «Срочно». Мои пальцы на секунду прилипли к теплому картону.

Развернувшись, на цыпочках вышла из кабинета, бесшумно прикрыв за собой дверь. Опираясь спиной на прохладную стену в коридоре, закрыла глаза и выдохнула.

Это было в тысячу раз хуже, чем откровенная грубость. Это было полное, тотальное игнорирование. Я была настолько незначительна, что даже не заслуживала взгляда.

Почему-то я чувствовала себя так, будто провалила самый важный экзамен в жизни.

– Привет, Маша, – хлопнула дверь приемной, и зашла секретарша Воронова: строгая, аккуратная женщина в возрасте.

– Доброе утро, Ольга Олеговна, – прошептала я, оторвалась от стены и, на ходу стаскивая шарф, направилась на свое рабочее место.

А дальше началась беготня по офису в поисках журнала.

Долгий разговор с администратором «Ботаники», который оказался невероятно дотошным.