Смешок издевательский, дьявольский раздался снова. Затем он прервался, и девушка повисла смертельным грузом в его руках.

Полиция Тенбери, прибывшая, чтобы осмотреть труп, обнаружила два. А также гостя по имени Джеффри Грейн, который не в состоянии был ничего объяснить, а лишь что-то бормотал и тупо глядел перед собой. Помешался, решили они. От горя.

Перевел с английского Ст. Никоненко

Роберт ФИШ

ПАРИ

Полагаю, я бы не сильно удивился, если б, наблюдая прямую телевизионную трансляцию высадки на Луну, увидел, как из командного модуля вылезает Кек Хюигенс. И уж тем более не удивился бы, если б подозрительные таможенники задержали и обыскали Кека на борту авианосца. Кек, видите ли, из тех людей, которые могут объявиться в самых неожиданных местах. К тому же, таможенные службы едва ли не всех стран числят его среди самых талантливых контрабандистов этого мира. Поляк по рождению, с голландской фамилией, обладатель настоящего американского паспорта, говорящий на многих языках, мастер своего дела, Кек не по зубам бюрократам, считающих высшим пилотажем полые каблуки и чемоданы с двойным дном. Время от времени Кек позволял мне публиковать в своей колонке подробности некоторых из его авантюр. При последней нашей встрече я застал Кека за самым что ни на есть обыденным занятием. Под неусыпным взглядом официанта, со стаканом пива, он сидел за столиком в маленьком ресторанчике Центра Рокфеллера.

Прежде чем подсесть за его столик, я попытался оценить ситуацию. Отменный загар, отдохнувший вид, но костюм чуть лоснился, а манжеты пообтрепались. Отсутствовала и привычная бутоньерка.

— Я задолжал три порции коньяка, в Вадуце, не так ли… так что угощаю, — с этими словами я сел за столик.

— Ты — человек чести, — он подозвал официанта, заказал самый дорогой коньяк. — Да, вывод ты сделал правильный, но причина не из тех, какие могут прийти тебе в голову. Ты видишь перед собой бедность, ставшую результатом полного успеха. С неудачей еще можно как-то сжиться, но, пожалуй, самое трудное — контролировать успех…

За философскими рассуждениями Кека Хюи-генса всегда скрывалась какая-нибудь любопытная история. Но, чтобы услышать ее, на начальном этапе требовалось проявлять полнейшее безразличие.

— Да, — кивнул я, — о неудаче судишь ты сам. А вот успех оценивают со стороны. Я думаю…

— Хочешь ты выслушать историю или нет? — оборвал меня Кек. — Только учти, в колонке использовать ее нельзя.

— Может, со временем?

— Может, со временем, если будут отменены все эти варварские таможенные правила. Если ангелы спустятся на землю. А пока история эта предназначается только для твоих и моих ушей.

На языке Кека сие означало: «Надо подождать, пока уляжется суета».

* * *

Все началось в Лас-Вегасе, рассказывал Хюигенс, по той причине, что друг на друга наложились два неприятных фактора: во-первых, я произнес вслух слово banco^[4], а во-вторых, меня услышали. Я до сих пор не уверен, что против меня не играл из лучших шулеров мира. В любом случае, у него то и дело оказывалось девятнадцать очков, тогда как я едва набирал шесть. Мне оставалось лишь наблюдать, как тают мои денежки, а когда от них ничего не осталось, я встал, чтобы уступить место другому желающему попытать счастья, и направился к выходу. В сейфе отеля меня дожидалась заначка, которой аккурат хватало на оплату проживания в отеле и обратного билета до Нью-Йорка: эту меру предосторожности я рекомендую всем, кто не может остановиться, сев за стол для игры в баккара. Несколько долларов оставалось и в кармане, но, думаю, мое финансовое положение не позволяло рассчитывать на кредит даже в самом лояльном банке. Я не сомневался, что какая-то работенка подвернется и она обязательно подвернулась бы, но я не ожидал что произойдет это так скоро, потому что остановили меня еще до того, как я добрался до двери.

Мужчина крайне дружелюбно коснулся моей руки. Я вспомнил, что видел его среди зрителей у стола, за которым играл. Вроде бы лицо его показалось мне знакомым, но за столом для игры в баккара о знаменитостях не думаешь: к нему садятся не для того, чтобы просить автограф. Мужчина был невысокого роста, плотный, смуглый, из тех, что с первого взгляда зачастую производят отталкивающее впечатление. Обратился он ко мне, и это сразу заинтриговало меня, на французском.

— M’sieu Huuygens^[5]?

К моему полному изумлению, фамилию он произнес правильно. Мне пришлось признать, что я — мсье Кек Хюигенс.

— Я бы хотел переговорить с вами и угостить вас выпивкой.

— Выпить мне сейчас самое время, — кивнул я и позволил ему увлечь себя в бар.

Я заметил, что двое мужчин, которые стояли неподалеку вроде бы внимательно изучая свои ногти, последовали за нами и уселись за соседние столики, чтобы вновь заняться изучением ногтей. Казалось бы, изучать свои ногти — одно из самых скучных занятий, но эти двое придерживались иного мнения. Поэтому, усаживаясь, я более внимательно пригляделся к толстяку и внезапно меня осенило.

Он, должно быть, понял, что мне открылась истина, и улыбнулся, продемонстрировав великолепные белые зубы, произведение искусства, которым мог бы гордиться любой дантист.

— Да, я — Антуан Дювивье, — и он махнул рукой официанту. Мы сделали заказ, и я вновь сосредоточился на моем хозяине. Дювивье, как ты должен знать — полагаю, даже газетчики слушают радио — был президентом острова Сен-Мишель в Карибском море, до тех пор, пока его верноподданные не решили, что президента должно избирать. После этого он покинул остров, глубокой ночью, захватив с собой едва ли не всю казну. Он, конечно, читал мои мысли, пока я пытался понять, как использовать эту информацию с выгодой для себя, вежливо ожидая, должен отметить, пока я откажусь от этой затеи, и лишь потом нарушил затянувшуюся паузу. — Я наблюдал, как вы играли в баккара.

Нам принесли полные стаканы, и я пригубил свой, ожидая продолжения.

— Вы — хороший игрок, мсье Хюигенс, но, разумеется, у вас такая работа, что иначе просто нельзя. — Он заметил мои взлетевшие брови и холодно добавил: — Да, мсье Хюигинс, я наводил о вас справки. Но, позвольте объяснить, что мною дви-жило не праздное любопытство. Я бы хотел обратиться к вам с деловым предложением.

Я нахожу, что в таких ситуациях чем меньше говоришь, тем лучше. Поэтому промолчал.

— Так вот что я хотел бы вам предложить… — он вдруг задумался. — Нет, пожалуй не предложить. Я хотел бы заключить с вами пари. Пари, которое, я в этом уверен, не оставит безучастным такого игрока, как вы.

На этот раз от меня определенно требовался ответ.

— Да?

— Да, — кивнул он, довольный тем, что я такой понятливый. — Я готов поставить двадцать тысяч моих долларов против двух ваших на то, что вы не сможете привезти некий предмет с Карибского моря и, миновав американскую таможню, вручить мне его в Нью-Йорке.

Должен признать, прямота меня восхищает, хотя оригинальным такой подход и не назовешь.

— Ставки более чем приемлемые. Не могу не отметить вашей щедрости. О каком предмете идет речь?

Он понизил голос.

— Это барельеф. Из Китая. Датируется десятым веком до рождества Христова. Из слоновой кости и не особенно большой. Полагаю, его можно положить в карман пальто, хотя и будет заметно, что там что-то лежит. Барельеф изображает сценку из деревенской жизни. Вы, насколько мне известно, знаток искусства и, возможно, слышали о ней. Называется барельеф «Деревенский танец». — Обычно я без труда контролирую свою мимику, но тут на моем лице определенно отразилось изумление, поэтому он продолжил все тем же тихим голосом: — Да, он у меня. Барельеф в Национальной галерее Сен-Мишеля — пластмассовая копия. Оригинал находится в доме моего приятеля на Барбадосе. Туда я его вывез, а вот дальше боюсь. Потеря барельефа будет для меня трагедией. Поэтому я ищу умного человека, который сможет доставить его в Соединенные Штаты, не привлекая к себе внимание таможни, — он вновь улыбнулся, едва не ослепив меня сверканием зубов. — И я ставлю двадцать тысяч долларов против двух, что этот человек — не вы.