— И мы обе единственные, Джеффри.

— Да, я знаю это.

— Знаете ли вы, что я на три года моложе Олив?

— Нет… — Его мысли заработали быстрее. Что пыталась сказать Хейзел? Что она так же доступна, как и Олив?

— И я более хрупкая, чем Олив. Возможно, я не проживу долго.

Он вспотел, и по его коже пробежали тысячи маленьких горячих иголок. Как эта женщина могла узнать его скрытый план и намерения? Он был более чем осторожен. Еще казалось, что она точно знает, что он собой представляет. Но еще более странно, что ее, казалось, это не заботило. В действительности, выглядело так, что она предлагала ему перенести свое внимание с Олив на нее. Потому что она, Хейзел, должна умереть раньше. И что тогда? И оставит ему свои деньги! Свои пять миллионов!

В то время как эти мысли бились в его голове, Хейзел вдруг встала.

— Подумайте о том, что я сказала, Джеффри, и мы с вами увидимся в конце недели.

Он попытался задержать ее у двери.

— Понимаете, — сказал он в отчаянии, — я не знаю, о чем вы говорили.

Она спокойно улыбнулась ему.

— О нет, вы знаете, — возразила она. — Или поймете, если получше об этом подумаете. Если я говорила чуть более откровенно, то может лишь потому, что слишком бойкая для девушки, которая училась в лучших швейцарских закрытых школах.

Она вышла, оставив его в необычайном замешательстве. И он не овладел собой ко времени входа парохода в док. Все еще в изумлении он прошел к трапу, сопровождаемый вежливыми жестами сестер Экрайт, которые благополучно высадились, а их багаж был должным образом выгружен. Затем их подхватила машина с шофером; обе они помахали ему, и снова он пообещал встретиться с ними в Тенбери через четыре дня.

Он был доволен, что у него оставалось четыре дня на размышление. Но был совершенно сбит с толку, и в его мыслях царил полный кавардак.

Сначала все ему представлялось относительно простым — как приятным, так и обещающим. Как Джеффри Грейн — и под другими менее очаровательными именами — он имел нескольких жен, и при этом был совершенно законным супругом для всех них. Когда основная масса денег была на исходе, он пускался в манипуляции с законом, ибо верил что просто немыслимо, чтобы его главный брак и крупная сумма денег могли ускользнуть от него из-за некоторой неосторожности в прошлом. В подходящий момент он, конечно, рассказал бы Олив о своих предшествующих семейных неудачах, заверив ее, что в конце концов нашел свою «единственную настоящую любовь».

И денег определенно было достаточно. Десять миллионов в семье Экрайт. Пять миллионов из них принадлежат Олив.

Но теперь и Хейзел была доступна! Лишь некоторые люди могли бы сказать, что между пятью и десятью миллионами долларов практически небольшая разница. Но для таких людей богатство кажется сказочным из-за их неспособности тратить деньги. Но Джеффри Грейн придерживался иного мнения. Десять миллионов в два раза были желаннее, чем пять миллионов. Может, даже больше, чем в два раза. Может, желанность миллионов увеличивалась в геометрической, а не арифметической прогрессии.

Но как извлечь пользу из двух доступных и готовых на все женщин с пятью миллионами долларов у каждой? Сначала эта мысль просто интриговала Джеффри. Затем постепенно она превратилась в навязчивую идею.

Конечно, существовало одно решение. Он едва осмеливался упоминать об этом шепотом самому себе. Но Хейзел Экрайт мыслила в том же направлении, когда сказала: «Я более хрупкая, чем Олив. Возможно, я не проживу долго».

При виде дома Экрайтов — или, вернее, замка в Тенбери — из головы Джеффри Грейна улетучились последние сомнения в том, что Хейзел Экрайт не преувеличила, упомянув, что семейное состояние равнялось десяти миллионам долларов. Замок был огромным архитектурным сооружением эпохи Тюдоров и содержал, видимо, не менее тридцати комнат. Снаружи виноградная лоза покрывала кирпичные стены, на выложенных плиткой террасах была расставлена светлая мебель; на территории поместья находился бассейн, теннисный корт, конюшня, и на многие акры раскинулись лужайки, покрытые сочной зеленой травой.

Внутри все выглядело не менее грандиозно. Огромный баронский холл с дубовыми панелями, с камином высотой в два этажа. Джеффри особенно понравилась эта комната в тот самый момент, когда он вошел в нее. Он сразу же представил себя прогуливающимся по холлу взад и вперед, в сапогах и в английском твидовом пиджаке, жестикулируя кнутовищем для верховой езды и отдавая лакеям и конюхам свои приказы на день. Сквайр Грейн! О, стать хозяином такого поместья…

Да, хозяином. Но на какой сестре ему следовало бы жениться, чтобы стать хозяином? Эта мысль стала почти столь же важным фактором в его рассуждениях, как и соотношение сумм в десять миллионов и пять миллионов.

— Джеффри, как мило, что вы пришли к нам. — Олив Экрайт приветствовала его, протянув ему руку. Хотя она выглядела подобно фермерской девушке с Среднего Запада, у нее были кое-какие приятные манеры европейца.

Он взял ее руку и сжал довольно крепко.

— Как я мог не прийти? — спросил он. — Я ожидал этого дня с нетерпением.

— Тогда вам следовало прийти раньше.

— О нет. Ожидание само по себе — радость.

И только тут он заметил Хейзел. Она стояла в затемненном углу, сжавшись у огромного камина.

— Хелло, Джеффри Грейн, — обратилась она к нему из мрака. Он подошел к ней, и она также протянула руку. Она была меньше, чем рука Олив, и довольно горячая. Теплота ее руки удивила его, и он заставил себя быстро ее отпустить. Но какой-то огонь вспыхнул в ее глазах, когда она взглянула на него.

— Как вы развлекались последние несколько дней, Джеффри?

— Я совсем ничего не делал, Хейзел. — Праздный ум…

— Мой ум, конечно, не был совершенно бездействующим. Она улыбнулась и больше ничего не произнесла.

Но между ними уже установилась определенная связь. Они стали своего рода партнерами, хотя никто из них не объявлял об этом. И они были все вместе в неком заговоре, хотя никто не обговаривал его детали.

Начиная с этого момента, с этого вечера в пятницу, и в последующие дни и вечера Джеффри Грейн повел двойную игру. Он ухаживал за Хейзел и строил с ней планы, и он ухаживал за Олив и строил совместные планы с ней. Но настоящий план, наметки которого зародились в тайниках его мозга, когда он еще жил в номере одного из отелей Нью-Йорка, приобрел реальные очертания лишь здесь, в огромном баронском холле замка Экрайтов, и Грейн решил приступить к его осуществлению.

Двойная игра была внове даже для него. Прежде он разыгрывал простые игры и стал специалистом в них. Он знал точно, что может прибрать к рукам Олив в любое время, когда захочет, Олив и ее пять миллионов. Но десять миллионов… замок… огромный холл… о, вот это был настоящий приз! И для такого человека, как Джеффри Грейн, выигрыш был так же важен, если не больше, как и удовольствие от выигрыша.

Он ухаживал за Олив открыто и дерзко на глазах ревнивой Хейзел. Украдкой, оставаясь наедине с Хейзел, он уверял ее, что такое поведение было единственно возможным с тех пор, как он повел себя подобным образом на «Малагене» и с момента принятия приглашения Олив приехать в Тенбери.

А Хейзел и впрямь ревновала. Она демонстрировала это Джеффри, если не Олив. В то время как Олив была спокойна, беззаботна, добра, Хейзел исходила яростью. Она обнаруживала свою настоящую натуру, когда говорила о своей дорогой сестре.

— Вы женитесь на ней, Джеффри, из-за денег. Давайте не будем притворяться. Вы женитесь на старой корове, которая готова сидеть и жевать свою жвачку целый день. Вам это быстро надоест.

Но Джеффри лишь улыбался своей мучительнице.

— Если я женюсь на ней из-за денег, как вы говорите, — отвечал он, — я буду едва ли скучать с пятью миллионами долларов.

— Значит, вы гонитесь за деньгами, верно? Вы просто помешаны на деньгах.

— Да я и в самом деле ценю эту дрянь.

— Вы знаете, как среагирует Олив, если узнает об этом? Она ужаснется. Но меня это не волнует. Почему вы не женитесь на мне, Джеффри? Я получу также пять миллионов долларов.