— Зоя Евгеньевна, что еще происходит в книге?
— Полная современная окрошка из мафии, долларов, виски и прочей чепухи.
— А главный герой?
— По моде, супер. Одевается от Версаче, стреляет, метает ножи и набрасывает лассо. И изрекает сентенции типа «Смерть — это условие существования жизни», «Наемное убийство — это работа для дураков». Сережина книга мне не нравилась.
— А почему «Дамам не читать»?
— Эротика… Вернее, порнуха, сплошные сексуальные позиции.
— У кого? — как-то не понял я.
— У этой криминальной парочки.
— Ну, а конец?
— Слащаво-глупый. Его арестовывают, он просит ее принести наручники, украшенные бриллиантами.
— Хотелось бы глянуть в эту рукопись…
— Пожалуйста, распечатка есть.
На допросах, как и у счастливых, часов не наблюдают. Вошла хозяйка кабинета, поставила перед нами две чашки кофе. И удалилась. Мы лишь успели поблагодарить. Я пил и косился на стекло, под которым лежали различные графики дежурств. Видимо, эффект больницы, но в кофе мне чудился привкус спирта, медицинского. Сидели мы здесь долго — пора было переходить к сути.
— Зоя Евгеньевна, и все-таки, чего вы испугались?
— В предполагаемой пьесе Сергею отводилась роль этого бандита. Он готовился. Сделал наколку, шрам…
— А какую наколку?
— Вроде бы кинжал…
— Но ведь не наколка же вас насторожила?
— Общий тон письма… И одна фраза о том, что Сергей и этот спонсор похожи друг на друга, как близнецы.
— Похожи… Ну и что? — вяло и бессмысленно спросил я.
— Знаете, такое время… Я грешила на интим. Сергей без меня уже не один месяц. Да и в словах мужа об этом спонсоре была очевидная теплота.
— Из-за денег, — буркнул я.
Как она воспринимала меня, замолчавшего и посмурневшего? Остроконечная изжога, казалось, вырвется сквозь стенки желудка наружу. Осознавать свою ошибку тяжелее, чем ее исправлять. Шампур разбился, похоронили, довольны… Мышление следователя должно быть живым, подобно ртути, — дрожать и переливаться. А я закоснел на одной версии и обращал внимание лишь на факты, помогавшие ей. Уверовал в версию, скатился до веры…
Вера — это духовная лень.
— Забеспокоившись, я прервала командировку и вернулась, — не выдержала Веткина моей задумчивости. — Но Сергея дома не было. В квартире порядок. Правда, возникло ощущение, что в ней жил кто-то посторонний.
— Нашли вещи, предметы?
— Нет, но витал какой-то отрицательный дух.
— Дьявольский, — подсказал я, вспомнив допрос соседки.
— Объездила всех знакомых и родственников — Сергея нигде не было. Заявила в милицию, где ищут пропавших, в бюро регистрации несчастных случаев — никаких следов. Обзвонила все больницы города, побывала в морге… Сергеи исчез.
Сперва я обратил внимание на челку — ее пышные края мелко дрожали. Потом увидел, что глаза утратили блеск, словно их занавесило дымкой. Веткина плакала, не смаргивая и не вытирая слез. Я переждал эту святую для нее минуту. Заговорила Зоя Евгеньевна глухо, точно вместе со слезами выплакала и голос:
— Подруга мне сказала, что в стране неразбериха — от правительства до морга, и случай был: женщина хоронила дочку-студентку. Приехали на кладбище, мать открыла гроб, а в нем дед лежит с бородой. В морге перепутали. Ну, подруга посоветовала сходить на кладбище и глянуть свежие захоронения. Так и сделала…
Веткина передохнула, наконец-то отерла слезы и помолчала, словно собиралась с силами. У меня, все понявшего, вопросов не стало: лишь мелкие, процессуальные, не спешные.
— Бродила я по кладбищу. Новенькие могилы… Вижу крест с именем усопшего… Бязин Юрий Казимирович… И фотография Сергея. Дальше вы знаете.
Она вновь заплакала. Сквозь откровенные всхлипы я услышал вопросы, прерывистые, тонкоголосые, невнятные:
— Вы объясните… Что случилось? Шампур… Это человек? Где… спонсор? Что за женщина… напавшая на меня? Почему в меня стреляли? И кто… лежит в той могиле?
Я вздохнул тяжелее паровой машины. Ответов — на половину дня. Да и рано было отвечать, потому что следствие не закончено. Впрочем, кто лежит в могиле под крестом, сказать придется…
Извинившись, вошла хозяйка кабинета и протянула мне трубку — прокуратура мобильником меня не снабдила.
— Вас…
Я услышал сердитый голос Леденцова:
— Сергей, обыскали кладбище, как граблями прошлись. Только что могилы не раскапывали. Нет Самоходчиковой!
— И не найдете.
— Почему?
— Она у Шампура.
Тамара открыла глаза. Над ней, как парящий лик, нависло лицо. Светло-серые глаза, длинный нос, острый подбородок… Саша… Она улыбнулась слабыми губами. Ей только что приснился кошмарный длиннющий сон. Якобы Саша погиб в озере, его похоронили, какая-то посторонняя женщина пыталась захватить могилу… Но сон кончился.
Тамара села.
— Саша, это ты?
— В натуре.
Она огляделась. Тахта мягкая, до нежности. На полу не то ковер леопардовой расцветки, не то сама шкура леопарда, да не одного. Камин из красно-бурого кирпича, обрамленный виньетками из желтой меди. Потолок, затянутый голубым шелком с синими звездами…
— Саша, где я?
— У меня.
— Это… твой дом?
— Коттедж в натуре. Да ты прошвырнись, прикинь, зайди в ванную…
Они двинулись по дому. Саша объяснял, как завзятый гид:
— Можешь искупаться в душистой пене… Масло для тела «Ка-масутра»… А это, если хочешь, солярий с мини-бассейном… Бильярдная… Мой кабинет, мебель в стиле Пьера Кардена, лакированный орех… Столовая…
Комната светлого дерева. Три полированных столика, как в ресторане. Запах свежего дерева и жасмина: громадный куст рос в углу, казалось, прямо из соснового паркета.
— Теперь поняла, куда я деньги вкладывал? — засмеялся Саша. — Иди, купайся…
Тамара сидела в душистой пене, разглядывая замысловатые флаконы и наклейки. Тонизирующее молочко с экстрактом киви, лифтинговый крем с вытяжкой из пчелиного воска, эссенция иланг-иланга, шампунь «Эльсэв» с вита-керамидами… Вошла смуглая худенькая женщина неопределенных лет и молча подала голубой халат из ворсисто-ласковой ткани. Сон не кончился?
Саша провел ее в столовую. Жасмин белел в углу пышнотело, но его запаха не стало и в помине — вытеснил шашлычный дух. Куски мяса на шампурах из светлого металла самодовольно шипели, обрызганные соком лопнувших помидоров. Подавал мужчина с каким-то закопченным лицом.
— Саша, хочу спросить…
— Все, что угодно, только называй меня Игорем.
— Почему?
— А почему олень сбрасывает рога, а змея кожу?
Он наполнил рюмки коньяком. Сперва пить Тамара не хотела, но выпила — чтобы успокоиться. И чтобы понять, куда попала, что происходит и почему она здесь.
— Саша, то есть Игорь, но ведь ты не зверь?
— Я тигр. А тигры защищаются.
— Ничего не понимаю…
— Томчик, зачем тебе понимать?
Жгучий мужчина подал рис с крабами. Розовые мелкие кусочки плавали в сладковато-кислом соусе, присыпанные сугробиком рисинок. Тамара ела, как бумагу жевала.
— Игорь, — через силу выговорила она непривычное имя, — что же было на Длинном озере? Ты же погиб…
— Потрогай меня.
— Но ведь похоронили. Могила есть…
— Могила есть, а меня в ней нет.
— Так не бывает.
— Не бывает? Христа похоронили в пещере, пришли, а его нет.
— Ты же не… святой.
— Томчик, Христа распяли один раз, а меня распинали десятки.
Он налил коньяк в фужер и выпил с остервенением, словно его опять начали распинать. Подавальщик принес десерт — груши в вине. Смуглая женщина убрала посуду.
— Саша, кто они?
— Махмут с женой. Беженцы с Кавказа, живут и работают у меня. Эти не заложат.
— Саша, а кого можно заложить?
— Томик, жизнь — это вечный бой. Поэтому тебя бьют, ты бьешь. И я не Саша.
Он еще налил коньяку — раньше столько не пил. Полуобняв, повел ее в комнату, прихватив бутылку с фужером. Они сели на тахту. Распахнув халат, Саша положил руку на ее грудь захватно, словно брал горсть ягод. Тамара ослабела. Она просунула пальцы в широкий рукав его сорочки-распашонки, скользнув по кисти к шраму…
