Смысл сказанного этой нахалкой не дошел — его перебила импульсивная догадка, толкнувшая Тамару почти физически. Худое лицо… Темная челка… Это же девушка с портрета… В той квартире, куда возил ее Саша… Которую он купил… Не эта ли, с челкой, звонила ей Сашиным голосом?
Голос, которому не требовался никакой смысл, кольнул в сердце. Тамару затрясло. Но у голоса был и смысл:
— Девки, я вас рассужу…
Скраденный щелчок — надувные шарики громче лопаются. Претендентка на могилу сделала шаг назад, чему-то удивилась и медленно упала на бок. Тамара не могла ни крикнуть, ни шевельнуться. И тогда…
Из кустов вышел человек. Тамара заторможенно осела на землю и потеряла сознание, потому что из кустов вышел Саша и двинулся к ней…
Оперативник, сидевший далековато, в заброшенном склепе старой части кладбища, замешкался: обе женщины упали беспричинно — ни выстрелов, ни криков. Пока он соображал, пока выбирался из обрушенных стен, пока добежал…
Самоходчикова исчезла, и оперативник бросился ко второй женщине…
Такие дни мною зовутся кутерьмистыми — от кутерьмы. Я задержался в прокуратуре, что бывало через день. Есть работа, на которую жаль тратить дефицитное дневное время: например, подшить четыре тома уголовного дела. На третьем томе забренчал мой старенький телефонный аппарат.
— Сергей Георгиевич, на кладбище труп.
— Оладько, восемь вечера, уже заступил следователь по городу…
— Труп у могилы Шампура.
— Труп мужчины?
— Женщины.
— Самоходчиковой?
— Нет.
— Присылай машину, — вздохнул я.
Минут через десять приедут. Успею подшить, дошить третий том. Многовато я наскреб на элементарного убийцу. Грабил людей, и характерно, что жертвы не сопротивлялись, он у них ничего не спрашивал, в разговоры не вступал, а сразу бил ножом. Почему же? Потому что был физически слаб, тщедушен и не умел драться.
Звонил телефон. Виноватый голос Оладько уведомил:
— Сергеи Георгиевич, накладочка вышла…
— Труп ожил?
— Ага. Приехала «скорая», сделала укол и забрала в больницу.
Я взялся за четвертый том. Этого тщедушного убийцу долго искали, а попался он неожиданно и даже смешно. Явился домой в синяках и ссадинах. Жена, ничего не подозревавшая, решила, что на него напали бандиты, и потихоньку от мужа вызвала милицию. Приехали, обрадовались и забрали.
Звонил телефон. Я и говорю: кутерьмистый день.
— Капитан, опять ты?
— Сергей Георгиевич, оперативник рассказывает, что женщина, которую увезли в больницу, обнимала крест на могиле Шампура.
— Тогда вези меня.
— Куда? — не понял Оладько.
— В больницу, к этой женщине…
Через десять лет пойду на пенсию и — возьмусь за сочинительство. Напишу книгу под названием «Дневник следователя». Интересную.
А интересную ли? Выехал на место происшествия, допросил, ездил в следственный изолятор, составил обвинительное заключение… Не боевик и не триллер. Не лучше ли мне на пенсии открыть какое-нибудь бюро — нет, не детективное, — а криминально-аналитико-психологическое?..
Женщина, дежурный врач, от которой пахло не лекарствами, а духами, провела меня в свой кабинет.
— Вас интересует пациентка, которую привезли с кладбища?
— Да, что с ней?
— След укола…
— Но к ней никто не подходил.
— Видимо, с расстояния. Может быть, выстрел. Эту технику вам лучше знать… Но ранка неотчетливая, смазанная. Думаю, ампула или иголка — чем там стреляют? — обломилась или одежда помешала, но содержимого в мышцу почти не попало. Так, мизерное количество.
— Пошлю сотрудника обыскать место. Доктор, а что за содержимое?
— Нужно заключение токсиколога. Пока могу сказать, что яд не металлический, а органический. Какое-то кардиотоническое средство. Что-то вроде дигитоксина. У пострадавшей понизился ритм сердца. Слишком большая концентрация.
— Доктор, а если бы весь яд попал в организм?
— Думаю, был бы летальный исход.
Мы поговорили о ядах. Вернее, об их действии на организм, но вообще-то, о ядах я знал больше. Она ничего не слыхала о древнейшем снадобье упас-анчар, извлекаемом из тропических лиан ипох, ни о кристаллическом ботулине, который в миллион раз крепче цианистого калия, ни о сомалийском яде уабайя… И, разумеется, не слыхала об упоминаемом в древних манускриптах яде, который убивал лишь одним своим видом.
— Доктор, допросить ее можно?
— Да, конечно. На всякий случай ночь ее подержим, а утром отпустим.
— Она в палате?
— Пришлю ее сюда, располагайтесь.
Таким способом — уколом кардиотонического препарата — был убит старик Чубахин. Интуиция — какая, к дьяволу, интуиция, когда факты прут? — толкала к определенной, но явно сумасшедшей мысли. Хорошо, что жизненный опыт и здравый рассудок всегда на страже.
Я ожидал увидеть на пострадавшей больничный халат, но женщина выглядела элегантно в строгом костюме темно-жемчужного цвета.
— Представьтесь, пожалуйста, — сказал я.
— Зоя Евгеньевна Веткина. Да у меня и паспорт с собой.
Она извлекла документ из черной бархатной сумочки, отделанной бисером и такой крохотной, что там едва умещался мобильник.
— Как себя чувствуете, Зоя Евгеньевна?
— Сейчас нормально. Знаете, я очень испугалась…
— Какой-нибудь звук слышали?
— Нет.
— А мужчину видели?
— Тоже нет.
— А голос?
— Слышала, но мне голос не знаком. В этот момент я ругалась с девицей.
— Ну, а девицу знаете?
— Увидела впервые.
Художник ее внешностью заинтересовался бы: черная пушистая челка, темные блестящие глаза, смутно-жемчужный костюм и углистая сумочка. Симфония элегантного мрака. Да ведь она же в трауре… Когда успела? У меня были десятки косвенно-наводящих вопросов, которыми я бы крался к главному, как зверь к добыче. Но я не утерпел, достал из портфеля фотографию и положил перед ней:
— Кто это?
— Откуда у вас такая старая карточка? У меня подобной нет.
— Так кто это?
— Мой муж, Сергей Веткин…
— Значит, вы замужем за Шампуром?
— Каким Шампуром?
— Это фотография Юрия Казимировича Бязина, вора и убийцы, рецидивиста…
— Вы с ума сошли, — выдохнула она с такой убежденностью, что впору было поверить.
Наказание за нарушение собственного принципа допроса: к главному подходить издалека. А тут сразу бухнул про Шампура. Без информации о ней, о ее супруге, о могиле…
— Хорошо, а кто ваш муж?
— Артист. Правда, последние шесть месяцев он без работы.
— А вы кто?
— Дизайнер, художник-модельер, визажист и тому подобное. Изобретаю атрибуты роскошной жизни. Последние три месяца живу во Франции, командирована моей фирмой.
— Сколько лет замужем?
— Семь.
— И за это время мужа не арестовывали, не судили?
— Господи, какая чепуха…
— Вернулись, потому что истек срок командировки?
— Нет, из-за тревоги…
Не похожа она на растревоженную. Слишком собранна, слишком элегантна. Мне вспомнилось прошлогоднее дело, когда жена уехала на Кипр и оттуда подрядила киллера убить мужа. Но ведь тут покушались и на нее… Или это инсценировка?
— Зоя Евгеньевна, что же вас растревожило?
— Его письма. Дело в том, что Сергей написал книгу под названием «Дамам не читать». И вот он сообщил, что нашел спонсора, который дает деньги на издание книги. И больше: спонсор просил Сергея сделать по книге пьесу, на постановку которой он тоже даст деньги. Пьеса будет называться «Дамам не смотреть».
— Чем же объяснить интерес спонсора?
— Ему очень нравилась героиня, которая влюбилась в рецидивиста и стала его тенью. Натуральная зомби, на преступления с ним ходила…
— На какие?
— На разные. Не помню… Например, герой взялся сбыть полмиллиона фальшивых рублей. Так она знакомится с инкассатором и деньги подменяет.
Есть детская игра, когда ищут спрятанную вещь и кричат «горячо-холодно». В моей игре потеплело, и я уже чувствовал, что скоро будет «горячо». Интуиция? Следователь обязан быть прозорливым, и кирпичик прозорливости — подозрение. Подозрительность осуждают, а ведь она делает ум острым, восприимчивым и будет составляющей таланта следователя! Ведь только сейчас в моем сознании забрезжило…
