— Очень прошу… Я приехала издалека, ищу брата… Веткин Александр Александрович… Работает у вас…

— Сейчас гляну в компьютер, — ответила женщина.

Тамара не дышала, чувствуя, что ждет ответа, как приговора. И тут же мысленно обругала себя и за сомнения, и за недоверие. И за глупость: что бы сейчас женщина ни ответила, Тамара с ним не расстанется.

— Слушаете?

— Да-да…

— Веткин Александр Александрович в нашем РУВД не числится.

У Тамары чуть было не вырвалось: «А где числится?» Но трубка уже била отбой. Тамара задумалась: с чего она взяла, что Саша работает в РУВД этого района? Наверное, РУВД в городе штук шесть или десять. Он мог служить и в отделении милиции по своему месту прописки. В конце концов, надо выбрать момент и Сашу спросить.

Тамара легла на диван вздремнуть перед ночным дежурством. Днем сон не шел. Вместо него полуживое забытье с полуснами; когда спишь и знаешь, что спишь.

Какие-то звуки… Верхний сосед топает. Нет, не верхний. Сосед боковой… Наверное, что-то прибивает. А зачем кричит? Но стук не в стенку… Глухой, а крик еще глуше…

Тамара села. Кричали и стучали на лестничной площадке. Вроде бы звали на помощь… Она боязливо выглянула. Крики и стуки неслись из лифта. Давно он не застревал. Как раз на уровне их лестничной площадки.

Она подошла и спросила, будто звонили в ее квартиру!

— Кто там?

— Девушка, — взмолился мужской, вернее, юношеский голос. — Вызовите лифтера! Уже полчаса сижу…

— Там есть кнопка к лифтеру…

— Жму, но бесполезно. Позвоните!

— Не знаю телефона.

— Тут номер значится. Я продиктую…

Она запомнила цифры, позвонила и вернулась на лестничную площадку. Мастер прибыл минут через десять, покопался где-то внизу, на первом этаже — и лифт распахнулся. Из него вышел молодой человек, озираясь и пробуя понять, на каком он этаже.

— На четвертом, — подсказала Тамара.

— А я с пятого. У вас так часто?

— Да нет… Вы не из нашего дома?

— Теперь из вашего, снял однокомнатную квартиру. Выносил бутылки на помойку.

В руке пустое полиэтиленовое ведро. Джинсы в пыли и белилах. Рубашка с короткими рукавами в прилипших стружках.

— Я не мешаю: стучу, сверлю?..

— Вы же не надо мной, а сбоку.

— В вашем доме акустика, как в филармонии. Первый день мне казалось, что, извините, в мой туалет каждые полчаса заходят посторонние граждане.

— Привыкнете.

— А в кухне пахнет чужим жареным и пареным.

— Принюхаетесь.

— Как звать мою спасительницу?

— Тамара.

— А я Олег.

И он побежал по ступенькам на пятый этаж. Она вернулась в квартиру, поймав себя на каком-то смущении. Помогла человеку — и все. Молодой, приятный… Дело не в этом: много молодых и приятных. Необычный. Большие глаза полны наивной голубизны и русые локоны висят на ушах. Ему бы в церкви петь, а не ремонтом заниматься.

Я размышлял о литературно-киношных жанрах. Детектив там, где есть тайна, триллер там, где ловят и стреляют. У Леденцова триллеры, у меня детективы. Но, похоже, и у меня детектива нет, поскольку тайна разгадана — убийца какой-то Шампур, которого оставалось только поймать.

Вошла женщина, улыбнувшись мне, как старому знакомому. Я уже говорил, что плохо запоминаю лица, но только не тех, кого допрашивал. Дочь убитого Чубахина. Пришла сама, без всякой повестки.

— Садитесь, Кира Ивановна.

Здесь, в кабинете, я разглядел ее четче. Слегка одутловатое лицо все-таки оставалось моложавым. Вспомнил, ей сорок лет. Каким же быть женскому лицу в сорок, как не моложавым?

— Кира Ивановна, что-нибудь вспомнили?

— А что надо вспоминать?

— Неужели не думали, кто мог вытрясти цветы?

— Постоянно в голове, но не было в нашем окружении ни злодеев, ни врагов.

Ее серые глаза казались светло-голубыми, по крайней мере иногда на них как бы падали голубоватые блики. Или это от волос, белая чистота которых отливала естественной слабой синевой? Если ничего не вспомнила, зачем же пришла? Глупый вопрос, потому что родственники, как правило, приходят узнать, не пойман ли убийца. Видимо, Кира Ивановна…

Она непроизвольно подалась вперед, словно захотела обдать меня своей слабенькой голубизной. Я ответно вскинулся:

— Что?

— Я была на даче… Там тоже искали.

— То есть?

— Замок сломан. Шкаф, кладовка перерыты. Диван даже вспорот…

— Что пропало?

— На даче одно старье.

Я не понимал, чему она удивляется. Шампур поискал раритеты на даче, не нашел и отправился в квартиру Чубахиных. Неужели женская логика не может соединить эти два обстоятельства? А ведь она работала за компьютером, вроде бы, самым логичным прибором.

— Кира Ивановна, бандит искал ценности вашего отца.

— Он же их забрал…

— Был на даче еще до этого.

— Я езжу на дачу ежедневно: позавчера все было в порядке, а вчера… Уже и ценности взяты, и отец похоронен.

— Хотите оказать, что у вас продолжают что-то искать?

— Именно.

Я горевал, что нет тайны. Следственная работа без тайн, как еда без соли. Но ведь по садоводству мог ходить какой-нибудь случайный вор. Который ничего не крадет?

— Кира Ивановна, значит, у вашего отца были еще какие-то ценные раритеты?

— Представления не имею.

Ее взгляд забегал по кабинет как бы от рассеянности: такие квази-рассеянные взгляды случаются у людей, которые начали говорить неправду. Неужели что-то утаивает?

— Кира Ивановна!

— А?

— Говорите!

— Наверное, глупость…

— Слушаю глупость.

— От бабушки остался плюшевый мишка. Потрепанный, старый… Может быть, его искали?

— Игрушку?

— Да.

— Ав ней… что?

— Наверное, вата.

— Кира Ивановна, как говорит молодежь, не врубаюсь…

— Мишка 1912 года. Раритет для коллекционеров.

Я знал, что среди собирателей полно одержимых. Но ради игрушки пойти на преступление?.. Спросил я вежливо:

— Какие же у вас доказательства, что искали мишку?

— На даче рылись только в мягких вещах. Ни в посуде, ни в книгах… Игрушка-то мягкая.

— Кира Ивановна, не убедительно.

— А это?

И она протянула мне газетку, где синим карандашом была очерчена заметка, перепечатанная из какого-то немецкого издания: на аукцион будет выставлен плюшевый мишка 1912 года изготовления со стартовой ценой двадцать пять тысяч долларов США. Вот как… И мою память взбодрил нечаянный импульс — ведь где-то прочел. В штате Невада нашли джинсы и по заклепкам определили, что им не менее ста двадцати лет. Владелец хочет на аукционе получить за них тридцать тысяч долларов.

— Кира Ивановна, почему вы уверены, что мишка именно ваш?

— Гляньте в заметку… У мишки за ухом крохотная проплешина. У моего такая же.

— Но как узнали про него за рубежом?

— Могу только предположить… Весной мы с отцом принимали группу немецких пенсионеров. Видимо, информация растеклась. Так ведь мишки ни дома, ни на даче нет… Исчез.

Кефир, батон, пачка масла — легко. Но к ним полкило сыра, цыпленок, мешочек расфасованных конфет — уже тяжело. Когда же она легкомысленно взяла пять килограммов картошки, то скособочилась от тяжести. Да еще не вовремя заморосило. Пришлось раскрыть зонтик: как циркачка, идущая по канату.

Длинная мужская фигура сгорбилась и чуть ли не оперлась о ее плечо. Тамара попросила:

— Выйдите, пожалуйста, из-под моего зонтика…

— Я по-соседски.

— A-а, это вы…

Тамаре казалось, что голубизна глаз зависит от цвета неба.

Но сегодня небо темно и скомкано, как серое одеяло. Он, голубоглазый, взял продуктовые сумки, и от легкости ей захотелось взмахнуть руками, как крыльями. И вспомнилось его имя:

— Олег, вы устроились?

— Мебель хозяйская, но что-то хочется сделать по-своему.

— Откуда приехали?

— С юга, из Сочи. Тамара, а вы местная?

— Да, петербурженка.

— Санкт?

— Ага.

— Вкусно.

— Почему вкусно? — не уловила она.