Я открыла глаза и посмотрела на него взглядом, полным боли и гнева.

— Не смей называть меня любимой. Ты потерял это право.

Игорь опустил голову.

— Нина, я знаю, что нет оправдания моим поступкам. Но сейчас главное — твоё здоровье и здоровье нашего ребёнка.

— Нашего? — горько усмехнулась я — А ты уверен, что он наш?

Эти слова ударили Игоря словно пощёчина.

— Нина, я…

— Уйди, — прервала его — Я не хочу тебя видеть. Ни тебя, ни её.

Игорь понял, что спорить бесполезно. Он повернулся к двери, но перед тем, как уйти, сказал:

— Я всё ещё люблю тебя, Нина. И я сделаю всё, чтобы искупить свою вину.

а не ответила. Когда дверь за Игорем закрылась, я позволила себе, наконец, разрыдаться. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с болью физической и душевной.

В коридоре Игоря ждала Лола. Увидев его лицо, она всё поняла без слов.

— Она не простит нас, да? — тихо спросила она.

Игорь покачал головой.

— Не знаю, Лола. Не знаю, сможем ли мы сами себя простить.

Они стояли в коридоре больницы, два человека, чьи действия привели к такому трагическому финалу. Впереди их ждали долгие дни ожидания, раскаяния и, возможно, искупления. Но сейчас, в этот момент, они могли только надеяться на то, что жизнь даст им шанс всё исправить.

За окном начинался новый день. Москва просыпалась, не подозревая о драме, разыгравшейся в стенах больницы. Для Нины, Игоря и Лолы этот рассвет означал начало нового этапа их жизни — этапа, полного неопределённости, боли и надежды на лучшее будущее.

Новая заря

Мягкий свет раннего утра проникал сквозь тонкие занавески, окрашивая небольшую квартиру в нежные пастельные тона. Я стояла у окна, бережно прижимая к груди свою новорожденную дочь. Мой взгляд скользил по горизонту Москвы, такому знакомому и в то же время совершенно новому с этой точки зрения. Небоскрёбы вдалеке казались менее величественными, чем из моей прежней роскошной квартиры, но в этом была своя прелесть — ощущение, что жизнь начинается заново.

Я глубоко вздохнула, вдыхая запах детской присыпки и молока. Моё лицо отражало целую гамму эмоций: усталость от бессонных ночей, тихую радость материнства и непоколебимую решимость. Медленно повернулась, оглядывая свое новое жилище. Повсюду стояли коробки — немые свидетели недавнего переезда. Некоторые были уже распакованы, другие ждали своей очереди.

— Ну что, малышка, пора устраиваться на новом месте, — прошептала я, нежно целуя дочку в лобик.

Осторожно прошла в детскую комнату, маленькую, но уютную. Стены были выкрашены в мягкий лавандовый цвет, а на потолке красовались наклейки в виде звёзд и луны. Бережно положила спящую дочь в кроватку, на мгновение задержав руку на мягком одеяльце. Улыбка чистой, безусловной любви осветила моё лицо.

Но эта идиллическая картина вдруг была нарушена внезапным наплывом воспоминаний. Тело напряглось, когда перед глазами пронеслись события прошедшего года. Предательство Игоря, шокирующее признание Лолы, болезненный развод — всё это обрушилось на меня, словно лавина. Инстинктивно протянула руку, словно защищая дочь от этих тяжёлых мыслей.

— Нет, — твёрдо сказала я себе. — Это в прошлом. Теперь у нас новая жизнь.

Вышла из детской, тихо прикрыв за собой дверь. В гостиной остановилась перед небольшим столиком, где стояла фотография с выписки. Взяв рамку в руки, я опустилась на диван. Пальцы нежно скользили по стеклу, очерчивая наши силуэты.

Мысли невольно вернулись к недавней встрече с Игорем. Это произошло две недели назад в небольшом кафе — нейтральной территории, выбранной для обсуждения вопросов совместного воспитания ребёнка.

Я помнила, как нервничала, входя в кафе. Сердце колотилось, ладони вспотели. Увидела Игоря, сидящего за столиком у окна. Он выглядел осунувшимся, под глазами залегли тени.

— Здравствуй, Нина, — тихо произнёс он, поднимаясь мне навстречу.

— Здравствуй, Игорь, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Мы сели, и на несколько минут воцарилось неловкое молчание. Официантка принесла меню, но оба лишь заказали кофе.

— Как… как малышка? — наконец спросил Игорь, и в его голосе я с удивлением уловила искреннее беспокойство.

— Хорошо. Растёт, — ответила я. — Врач говорит, что развивается нормально.

Игорь кивнул, явно не зная, что сказать дальше. Я наблюдала за ним, пытаясь понять, что чувствует. Злость? Обиду? К её удивлению, эти эмоции словно притупились, уступив место чему-то похожему на усталое смирение.

— Нина, я… — Игорь запнулся, потом глубоко вздохнул и продолжил. — Я знаю, что нет таких слов, которые могли бы всё исправить. Но я хочу, чтобы ты знала: я глубоко сожалею о том, что причинил тебе боль. И я клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы быть хорошим отцом для нашей дочери.

Я внимательно смотрела на него, пытаясь найти в его словах фальшь или неискренность. Но вместо этого увидела только глубокое раскаяние и решимость.

— Я не прошу прощения, — продолжил Игорь. — Знаю, что не заслуживаю его. Но я прошу дать мне шанс участвовать в жизни нашего ребёнка.

Я молчала, обдумывая его слова. Часть меня хотела крикнуть, что он потерял право называть себя отцом в тот момент, когда предал их семью. Но другая часть — та, которая думала о будущем их дочери — понимала, что ребёнку нужны оба родителя.

— Хорошо, — наконец сказала я. — Мы можем попробовать. Но у меня есть условия.

Мы провели следующий час, обсуждая график встреч, финансовые вопросы и другие аспекты совместного воспитания. К моему удивлению, Игорь был готов на всё, что я предлагала. Его искреннее желание быть частью жизни дочери тронуло какую-то струну в моей душе, и я почувствовала, как маленькое зёрнышко прощения начинает прорастать в её сердце.

Воспоминания о той встрече оставили меня в смешанных чувствах. Я поставила фотографию обратно на столик и поднялась с дивана. Пора было распаковывать вещи.

Подошла к коробке с надписью «Кухня» и начала разбирать её содержимое. Каждый предмет, который я доставала, словно олицетворял какой-то этап моей жизни. Вот любимая кружка с трещиной — память о том утре, когда она узнала о измене мужа. А вот набор новых тарелок — символ начала новой жизни.

Расставляя посуду по шкафчикам, я размышляла о том, как изменилась за этот год. Боль предательства всё ещё жила во мне, но она больше не определяла моё существование. Я нашла силу в материнстве, в заново открытой независимости. Вспомнила, как впервые после родов пошла на работу, оставив дочь с няней. Как испуганно билось сердце, как дрожали руки. Но к концу дня я поняла, что справилась, что могу быть и матерью, и успешным юристом одновременно.

Звонок в дверь прервал мои размышления. Я вздрогнула, не ожидая гостей. Осторожно подошла к двери и посмотрела в глазок. На пороге стоял курьер с конвертом в руках.

— Доставка для Нины Ардовой, — сказал он, когда я открыла дверь.

Расписалась в получении, и курьер протянул конверт. Я сразу узнала почерк Лолы на конверте, и мои руки невольно задрожали. Закрыла дверь и медленно подошла к окну, где свет был ярче.

С бьющимся сердцем открыла конверт и достала письмо. Глаза быстро пробежали по строчкам, написанным знакомым почерком:

"Дорогая Нина,

Я знаю, что не имею права писать тебе после всего, что случилось. Знаю, что причинила тебе невыносимую боль, и нет таких слов, которые могли бы это исправить. Но я должна попытаться.

Я глубоко раскаиваюсь в своих поступках. Каждый день я просыпаюсь с осознанием того, как сильно я подвела тебя — не только как сестра, но и как человек. Моё поведение непростительно, и я не прошу прощения. Я просто хочу, чтобы ты знала: я понимаю всю глубину своей ошибки.

Я знаю о рождении твоей дочери. Моей племянницы. И хотя я понимаю, что не заслуживаю быть частью её жизни, я не могу не мечтать о том, чтобы однажды познакомиться с ней. Если ты позволишь, конечно.