— Куда ты собрался? На улице метель! — я смотрела, как Кирилл лихорадочно собирает вещи в сумку.

В этот момент в дверях спальни появился заспанный Лёша. Увидев сборы отца, он мгновенно проснулся.

— Пап, что происходит? — спросил он, переводя встревоженный взгляд с Кирилла на меня.

Кирилл на секунду замер, затем повернулся к сыну:

— Лёша, мы с Ниной… нам нужно время. Я поеду к дяде Саше на пару дней.

Лёша нахмурился, его взгляд стал жёстким.

— Я еду с тобой, — заявил он решительно.

— Лёша, нет, — начала я, делая шаг к пасынку. — Тебе лучше остаться дома. Мы с папой…

— Я еду с папой, — отрезал Лёша, уже направляясь к своей комнате за вещами.

Беспомощно я смотрела, как рушится моя семья. Попыталась ещё раз достучаться до Кирилла:

— Прошу, не уезжай так. Давай всё обсудим. Я люблю тебя, Кирилл. То, что случилось с Игорем — это ошибка, которая больше никогда не повторится.

Кирилл остановился в дверях, его плечи поникли.

— Знаешь, Нина, иногда одной ошибки достаточно, чтобы разрушить всё, — он повернулся, и я увидела в его глазах боль и разочарование. — Мне нужно время. Нам всем нужно время.

Через несколько минут Кирилл и Лёша уже стояли у входной двери. Я, дрожа то ли от холода, то ли от эмоций, смотрела, как они садятся в машину. Снег всё усиливался, превращая мир вокруг в белую пелену.

— Будьте осторожны на дороге, — крикнула я вслед уезжающей машине, но мои слова унёс ветер.

Я осталась стоять на пороге, обхватив себя руками. Холодный ветер пронизывал до костей, но я едва ли замечала это. В голове крутились обрывки мыслей, воспоминаний, сожалений. Как я могла допустить, чтобы всё зашло так далеко?

Вернувшись в дом, я заглянула в комнату Маши. Девочка спала, крепко обняв своего плюшевого медведя. На секунду задумалась, не разбудить ли дочь, не рассказать ли ей правду. Но что я могла сказать? Как объяснить ребёнку то, чего сама не понимала?

Часы в гостиной пробили полночь. Я села на диван, уставившись в темноту за окном. Снегопад усиливался, превращая знакомый пейзаж в нечто чужое и враждебное. Я не знала, сколько времени просидела так, погружённая в свои мысли, когда тишину прорезал звонок телефона.

Сердце моё сжалось от дурного предчувствия. Кто мог звонить в такой час? Дрожащей рукой я взяла трубку.

— Алло? — мой голос звучал хрипло и неуверенно.

— Нина Ивановна Ардова? — раздался в трубке официальный голос. — Вы жена Кирилла Мартынова?

— Да, это я, — ответила я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Что случилось?

— Мне очень жаль, но ваш муж и сын попали в аварию. Они сейчас в критическом состоянии в городской больнице…

Дальнейшие слова потонули в шуме крови, стучащей в ушах. Мир вокруг меня закружился, и я едва не упала, схватившись за стену.

— Я… я сейчас приеду, — выдавила я из себя, уже набирая номер соседки.

Следующие минуты слились для меня в один безумный калейдоскоп действий. Я разбудила соседку, умоляя присмотреть за Машей. Натянула первую попавшуюся одежду, даже не заметив, что надела разные ботинки. Выбежала на улицу, где меня тут же окутал снежный вихрь.

Дорога до больницы казалась бесконечной. Я вцепилась в руль, едва различая дорогу сквозь пелену снега и слёз. В голове билась одна мысль:

— Только бы успеть, только бы они были живы.

Приёмный покой больницы встретил меня хаосом звуков и движений. Писк аппаратов, крики медсестёр, стоны пациентов — всё слилось в какофонию, от которой кружилась голова.

— Мартыновы, авария, где они? — выпалила я дежурной медсестре, едва переступив порог.

Медсестра посмотрела на меня с сочувствием.

— Вы родственница?

— Я жена… и мать, — я запнулась, осознав, что технически Лёша мне не родной сын. Но сейчас это казалось таким неважным.

— Пройдите со мной, — медсестра повела меня по коридору. — Врач сейчас всё вам расскажет.

Я шла, чувствуя, как подкашиваются ноги. Стерильный запах больницы, яркий свет ламп — всё это казалось нереальным, словно страшный сон.

У дверей реанимации нас встретил усталый врач в зелёном хирургическом костюме.

— Нина Ивановна? — спросил он, и, дождавшись кивка, продолжил: — Я доктор Савельев. Ваш муж в коме. Состояние критическое, мы делаем всё возможное.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Схватилась за стену, чтобы не упасть.

— А Лёша? Мой сын? — мой голос дрожал.

Доктор Савельев тяжело вздохнул:

— У мальчика серьёзная травма головы. Мы проводим дополнительные обследования, но… — он замолчал, подбирая слова. — Будем надеяться на лучшее.

Я ощутила, как к горлу подступает тошнота. Сползла по стене на пол, не в силах больше стоять.

— Можно… можно мне их увидеть? — прошептала я.

Доктор кивнул.

— Только ненадолго. И предупреждаю, зрелище может быть шокирующим.

Я поднялась на дрожащих ногах и последовала за врачом в палату интенсивной терапии. Запах лекарств и дезинфицирующих средств ударил в нос. Писк аппаратов, поддерживающих жизнь, казался оглушительным в тишине палаты.

Кирилл лежал на кровати, опутанный проводами и трубками. Его лицо было бледным, с синяками и ссадинами. Я подошла ближе, взяла его безжизненную руку в свою.

— Кирилл, любимый, — прошептала я сквозь слёзы. — Прости меня. Пожалуйста, вернись ко мне. Я не могу без тебя.

Я повернулась к соседней кровати, где лежал Лёша. Мальчик выглядел таким маленьким и беззащитным среди медицинского оборудования. Его голова была забинтована, а на лице виднелись многочисленные порезы от разбитого стекла.

Я встала между кроватями, держа за руки двух самых дорогих мне людей. В этот момент все прошлые обиды, недоразумения, споры — всё это казалось таким мелким и незначительным перед лицом возможной потери.

— Я люблю вас, — прошептала я. — Пожалуйста, боритесь. Вернитесь ко мне.

Писк кардиомониторов словно отсчитывал секунды, напоминая о хрупкости жизни. Я стояла, вслушиваясь в эти звуки, моля всем богам, в которых никогда не верила.

В этот момент поняла, что стою на перепутье. Мои следующие действия определят не только моё будущее, но и будущее всей моей семьи. С этим осознанием пришло чувство решимости и цели.

Я выпрямилась, вытерла слёзы. Знала, что должна быть сильной — ради Кирилла, ради Лёши, ради Маши, которая ждала дома, не подозревая о случившемся.

— Я буду бороться за нас, — сказала я твёрдо. — За нашу семью. За нашу любовь. Что бы ни случилось, я не сдамся.

Я поцеловала Кирилла в лоб, затем нежно погладила Лёшу по руке.

— Я буду здесь, — прошептала я. — Я никуда не уйду, пока вы не очнётесь.

Села на стул между кроватями, готовая к долгому ожиданию. За окном начинало светать, снегопад утих. Новый день нёс с собой неизвестность, но я была готова встретить его с верой и надеждой в сердце. Я знала, что впереди ещё много испытаний, но была уверена — вместе мы справимся со всем. Главное — быть рядом, любить и верить.

Шепот надежды в тишине

Тусклый свет больничных ламп отбрасывал причудливые тени на стены палаты, где в тишине, нарушаемой лишь мерным писком мониторов, лежали два самых дорогих для меня человека. Кирилл и Лёша, такие беззащитные сейчас, были окружены паутиной проводов и трубок, которые, казалось, высасывали из них жизнь, а не поддерживали её.

Я сидела между их кроватями, ощущая, как каждый удар моего сердца отдаётся болью во всём теле. Мои руки дрожали, когда я прикасалась к их неподвижным пальцам, боясь навредить, но не в силах оторваться. Воспоминания о последних днях накатывали волнами, грозя захлестнуть меня с головой.

Поцелуй с Игорем на балконе, такой неожиданный и полный горечи прошлого, всё ещё горел на моих губах. Я помнила каждую секунду: холодный воздух, покалывающий кожу, запах его одеколона, смешанный с ароматом хвои, и то, как на мгновение земля ушла из-под ног. А потом — оглушительный крик Маши: «Мама, смотри, снег!», вернувший меня в реальность и заставивший отпрянуть от Игоря, как от огня.