«Ничего не обещай! В конечном счёте это будет мудрее». Он помедлил и сказал: «Если это поможет, я однажды бросил меч, чтобы спасти жизнь очень дорогого мне человека». Он вспомнил, как Эллдей пал от испанского клинка, ужасная рана, которая до сих пор делала его беспомощным, если он не был к ней готов. «Надеюсь, у меня хватит сил сделать это снова».

Когда он снова обернулся, высокий, худой лейтенант с прядями преждевременно седеющих волос уже исчез, словно это был дух кого-то из прошлого.

Кэтрин была в комнате, протянув руки так далеко, что они оказались у него на плечах.

Он поцеловал её в шею. «Я всё правильно сделал, Кейт?»

Несколько мгновений она едва могла говорить. «Он хороший человек. Я никогда не забуду его лицо, когда он тебя бросил».

Он обнял её, желая посмеяться над этим. Но всё время, пока лейтенант выпалил свою историю, он видел только себя. Возможно, это был я.

Позже, в вечернем свете, в лёгком тумане, поднимавшемся с моря, они вместе прошли по тропинке к перелазу, за которым начиналась скалистая тропа. Они смотрели, как море шипит среди скал, где несколько чаек покачивались на волнах, но весь мир был бы в их распоряжении.

Она вдруг сказала: «Я хочу поехать с тобой в Плимут и быть рядом. До последнего мгновения».

Он прижал её к себе, её распущенные волосы падали ему на глаза. В тот день, когда Анемона увидела берега Корнуолла, их время вместе казалось бесконечным, простирающимся вперёд с таким количеством обещаний. Теперь, возможно, через несколько дней,

им придется расстаться, и ее письма и воспоминания будут поддерживать его.

«Если хочешь, Кейт. Я так же жаден, как ты убедительна».

Они вернулись в старый дом, и Болито с удивлением увидел, что его секретарь Йовелл работает над книгами в библиотеке.

Она нахмурилась. «Я не позволю вам перенапрягаться, мистер Йовелл!» — и рассмеялась. «Я пойду наверх». Её взгляд задержался на Болито, наблюдавшем, как она поднимается по лестнице. «Не будет никаких сожалений, Ричард».

Болито не понял, что она имела в виду. Йовеллу он сказал: «Как у вас сложились отношения с мистером Эйвери?»

Йовелл подышал на свои маленькие очки в золотой оправе и энергично протер их носовым платком.

«Сэр Ричард — человек разносторонний. И латынь понимает. Подойдёт».

Более высокой похвалы от него быть не может.

Болито поднялся наверх, мимо каждого портрета, на фоне которого была забытая битва или кампания. В доме всё ещё было жарко после дня: возможно, даже гроза раздавалась.

Он вошёл в комнату и увидел её стоящей у распахнутого настежь окна. Воздуха было не слышно, даже свечи горели неподвижно, и тени в комнате были совершенно неподвижны.

Когда он обнял её, она повернулась к высокому зеркалу, окружённому сотнями резных чертополохов. Оно принадлежало матери Болито, шотландке, и было подарком от капитана Джеймса. Она наблюдала за его лицом, пока он смотрел на её отражение в зеркале. На ней было любимое платье с тонким золотым шнуром, и её тело чётко выделялось на фоне его собственной тени.

«Помни, не сожалей ни о чём. Делай со мной, что хочешь. Используй меня, возьми меня, ибо я твой и всегда был твоим, хотя мы и не знали этого».

Он видел, как она двигалась, пока играл с пуповиной на её шее. Словно наблюдал, как её овладевает кто-то другой, незнакомец.

«Медленно». Ее глаза смотрели в зеркало, ее губы увлажнились, когда он потянул за шнурок и начал спускать платье, пока не обнажила ее грудь, его рука темнела вокруг нее, пока она внезапно не осталась полностью обнаженной, ее волосы упали на обнаженные плечи, словно защищая ее.

Он отвел ее на кровать и лежал рядом с ней, прикасаясь к ней, целуя ее грудь, ее тело, ее ноги, пока отсрочка не стала невыносимой.

Еще мгновение, пока он сбрасывал с себя одежду, а она делала вид, что удерживает его, а затем пробормотала: «Но я сдаюсь…» Остальное померкло, когда он спустился и вошел в нее, держа ее за запястья, овладевая ею, словно незнакомкой в зеркале.

Раздался гром, сверкнула молния. Но в комнате царил лишь покой.

6. «Валькирия»

Длинный водный участок под названием Хамоаз, отделявший Плимут от верфи соседнего графства Корнуолл, сиял, словно полированное олово в лучах утреннего солнца. Последний день августа, и всё же в воздухе уже чувствовалась прохлада, предвещая туманный дождь над сельской местностью Девона.

Водный путь был полон судов всех видов и размеров: от двух величественных линейных кораблей, тянущих якорные якоря на свежем ветру с берега, до угольных бригов, погружённых в воду с грузами для городов на реке Тамар и самой верфи. За ними следовал мощный корабль, тащивший на буксире огромный клубок рангоута, используя течение для безопасного прохода из залива через узкий пролив, который защищал последний подход.

Для любого несведущего сухопутного человека один военный корабль был ничем не лучше другого, сравнивая только размер, но у любого настоящего моряка фрегат, стоящий на якоре ближе всего к верфи, сразу же вызывал интерес. От его сужающегося утлегаря до изящно вырезанного форштевня с надписью «Валькирия» под окнами кормовой каюты, он был явно крупнее любого другого корабля пятого ранга, и если бы не длинная главная орудийная палуба, он мог бы сойти за линейный корабль.

Мужчины бесшумно перемещались по трапам и высоко над палубой, на такелаже и реях. Последний полный осмотр: кто знает, сколько времени прошло? Это был новый корабль, построенный на знаменитой верфи Баклерс по передовому проекту, и он пробыл в составе флота меньше двух месяцев. Нагрузка на офицеров и матросов была значительной.

Дополнительные офицеры и опытные моряки были переманены с других кораблей в Плимуте с помощью адмирала порта, который лучше большинства понимал важность «Валькирии». При правильном использовании она могла дать отпор любому другому военному судну ниже линии фронта и была спроектирована таким образом, что могла быть использована в качестве командира эскадры практически любого количества кораблей.

На корме, в большой каюте, капитан Аарон Тревенен обдумывал именно эту возможность, заглядывая в соседние помещения, которые уже были подготовлены для использования вице-адмиралом сэром Ричардом Болито так долго, как того потребует ситуация.

Каюта была просторной по любым меркам, подумал он, ведь «Валькирия» могла похвастаться шириной чуть более сорока футов с запасом пространства, по крайней мере на корме, чтобы любое движение было комфортным. Тревенен провёл почти всю свою жизнь в море на фрегатах или подобных судах. Этот, вероятно, будет последним, подумал он. Прекрасный корабль, и как старший пост-капитан, он имел все шансы получить повышение до флагмана, когда «Валькирия» завершит службу. Это не было твёрдым обещанием, но Тревенен достаточно долго прослужил на флоте, чтобы помнить неписаные части своих приказов.

Он был скорее коренастым, чем крепким, с волевой челюстью и морщинами у глаз, выдававшими годы несения вахты в любых условиях. Его волосы были рыжевато-каштанового цвета, подстриженные коротко, но недостаточно коротко, чтобы скрыть седые пряди. Ему было сорок, но выглядел он гораздо старше. Сейчас он стоял, сцепив руки за спиной, словно мог пронзить всю длину своей команды. «Валькирия» при умелом управлении была настоящей наградой для любого капитана. При водоизмещении в сто восемьдесят тонн она всё ещё могла реагировать как четверка. Мастер парусного спорта был поражён, когда корабль разогнался до восемнадцати узлов, несмотря на свои размеры, сорок два орудия и карронады.

Тревенен закрыл дверь, словно отгоняя от себя приближающегося вице-адмирала. Он не мог позволить ему вторгнуться. Это было слишком опасно. Он услышал, как морской часовой постучал мушкетом по палубе за сетчатой дверью, и приготовился к визиту.

Это был лейтенант Уркухарт, его старший, внимательный, тихий человек, уже бывший первым лейтенантом на другом фрегате. Тревенен знал, что, как и некоторые другие, Уркухарт ещё не успел получить капитанскую квалификацию за столь короткое знакомство.