— Совсем любая? Даже некромантия или малефика? — не унимался любопытный студент.

— Совсем любая. — вздыхает профессор: — даже некроманты и малефики используют круги и печати. И ритуалы.

Лео помнил ту лекцию, именно тогда профессор объяснил почему магикусы в мантиях ходят — на подкладке мантий зачастую круги магические да печати рисуют, чтобы готовый круг был в быстром доступе, запитай маной и все, только заклинание прочесть, очень время экономит. Почему маги доспехов или мечей не носят — потому что хладное железо как-то энергетические потоки искажает и сфокусироваться сложнее становится. И почему магии без печатей, кругов и ритуалов не бывает.

Но Лео не использовал ничего из этого. Никаких кругов, никаких ритуалов, никаких жертв. Только желание. Отчаянное, всепоглощающее желание… и все. Так он вернул Нокса. Так он вернул Алисию. Он их… любил?

Любил.

Вот оно. Он любил Нокса — кот был его лучшим другом с детства. Он любил Алисию — пусть она никогда не ответила на его чувства, но любовь всё равно жила в его сердце. А Безумный Вилли? Он был просто… никем. Городским сумасшедшим, которого все обходили стороной.

Лео попробовал ещё раз. Положил руки на грудь трупа, закрыл глаза. Попытался вызвать в себе хоть какое-то чувство к этому человеку. Жалость? Сострадание? Вину за его смерть?

Ничего. Внутри была только пустота и страх.

Он отнял руки. Труп остался трупом.

«Может, моя некромантия работает только с теми, кого я люблю?» — подумал Лео. Но тут же возникла другая мысль, более страшная: «А может, для воскрешения нужна не просто магия, а часть души? Что если я отдал часть себя, чтобы вернуть их?»

Он посмотрел на Алисию. Она сидела всё так же неподвижно. Красивая, как и при жизни, но пустая. Оболочка без содержания. Что если он вернул её тело, но душа осталась там, где души мёртвых? В аду, как утверждает Церковь? Или в каком-то ином месте?

Нокс подошёл ближе, обнюхал труп, потом отошёл и сел рядом с Лео. В кошачьих глазах было что-то похожее на понимание. Или Лео это только казалось.

Труп Безумного Вилли лежал на полу. Что с ним делать? Закопать? Но где? Снова идти на кладбище — безумие, там наверняка уже нашли его лопату. Сжечь? Дым привлечёт внимание, да и как жечь труп в подвале? Бросить в реку? Но как протащить его через весь город незамеченным?

Оставить здесь? Но тело начнёт разлагаться. Запах привлечёт крыс, потом — людей. Рано или поздно кто-нибудь спустится в подвал и найдёт…

Лео сел прямо на холодный пол, обхватив голову руками. Он сидел в подвале между двух тел — живой мертвой девушкой, которую любил, и мёртвым сумасшедшим, которого убил своим словом. Некромант, который не может поднять мертвеца, когда это действительно нужно.

«Я не управляю этим даром, — подумал он с горькой усмешкой. — Это он управляет мной. Я даже не понимаю, как это работает».

Может быть, дело действительно не в магии? Может, для настоящего воскрешения нужна связь между душами? И тогда получается, что он может вернуть только тех, с кем связан эмоционально. Но вернуть — не значит оживить. Алисия двигалась, говорила, исполняла приказы, но была ли она живой? Или это просто магия двигала мёртвым телом, как кукловод дёргает за ниточки марионетку?

Нокс потёрся о его ногу, тихо мурлыкнул. Единственное по-настоящему живое существо в этом подвале смерти. Хотя… был ли Нокс по-настоящему живым? Или он тоже был чем-то средним между жизнью и смертью с того дня, когда восьмилетний Лео вернул его?

Лео поднял голову и посмотрел на Алисию.

— Что же ты такое? — прошептал он. — И что же я такое?

Она не ответила. Просто смотрела в пустоту своими прекрасными мёртвыми глазами.

Где-то наверху послышались шаги. Лео напрягся, прислушиваясь. Но шаги прошли мимо, удаляясь. Просто прохожий.

Пока.

Ему нужно идти домой, потом в таверну. Делать вид, что всё нормально. Что он обычный парень, работающий в трактире. Не некромант. Не убийца.

А труп Безумного Вилли так и останется лежать здесь. Может, потом что-нибудь придумается. Или не придумается, и однажды его найдут. И тогда…

Лео встал, отряхнул штаны. На коленях остались тёмные пятна от грязи и чего-то ещё — может, крови.

— Жди здесь, — сказал он Алисии. — Я вернусь. Если кто-то придёт… — он замялся. Что приказать? Убить любого, кто спустится? Но что если это будет ребёнок, играющий в прятки? Или ещё один бездомный, ищущий укрытие?

— Если кто-то придёт — спрячься. Не показывайся. Понимаешь? Спрячься и жди меня.

Алисия не кивнула, не подала знака, что поняла. Но Лео знал — она выполнит приказ.

Он в последний раз оглядел подвал. Алисия на ящике. Труп на полу. Нокс, сидящий между ними. Догорающая свеча Безумного Вилли, брошенная в угол.

«Что если для воскрешения нужна не магия, а душа?» — подумал он, поднимаясь по скрипучим ступеням. — «И что если я отдал часть своей души, чтобы вернуть их? Сколько раз можно разделить душу, прежде чем от неё ничего не останется?»

Но ответа не было. Только серое предрассветное небо над головой и холодный ветер, несущий запах грядущей войны.

Глава 10

Большой зал в укрепленной резиденции барона Хельмута фон Вардоса давно не видел такого скопления народа. Массивный дубовый стол, способный вместить два десятка человек, был завален картами, донесениями разведчиков, списками провизии. Пергаменты лежали стопками, некоторые — наспех исписанные, с кляксами и помарками. На одной карте кто-то углем нарисовал круг вокруг Вардосы и пометил стрелками направления движения вражеских войск.

Горящие факелы в железных держателях вдоль стен создавали тревожные, пляшущие тени. Свечи на столе оплывали, воск стекал по подсвечникам, образуя неровные наросты. Воздух в зале был спертым, пропитанным запахом пота, кожи, металла и страха — того особенного запаха, который появляется, когда много людей собираются вместе, зная, что их ждет война.

За окнами сгущались сумерки. Город внизу постепенно погружался во тьму, только редкие огни в окнах да факелы на перекрестках пробивались сквозь осеннюю мглу. У городских стен, за пределами укреплений, виднелись десятки костров — это были лагеря беженцев. Люди, бежавшие от армии Арнульфа, жались к стенам Вардосы, как птенцы к матери, надеясь на защиту.

Но взгляды притягивали не костры у стен города. Вдали, на горизонте, там, где должны были быть темные силуэты холмов и лесов, полыхали зарева. Одно, второе, третье — как злые глаза в темноте. Это горели деревни. Чьи-то дома, чьи-то жизни.

Зал был переполнен. Помимо тех, кто сидел за столом, вдоль стен стояли секретари, писцы, младшие офицеры городской стражи, несколько мелких рыцарей из окрестных земель. Все они молчали, напряженно ожидая начала совета. В воздухе висело ощущение, что времени почти не осталось, что каждая потерянная минута может стоить городу независимости, а им самим — жизни.

Барон Хельмут фон Вардос сидел во главе стола. Он выглядел утомленным — под глазами залегли темные круги, седые волосы были растрепаны, будто он то и дело проводил по ним рукой. На нем был простой темно-синий камзол без украшений, только серебряная цепь с гербом города на груди. Перед ним лежали свежие донесения разведчиков, края пергаментов еще не успели свернуться.

Он понимал: времени на долгие споры и политические игры больше нет. Армия уже идет. Вопрос не в том, будет ли война — она уже началась. Вопрос в том, выживет ли Вардоса.

Справа от барона сидел командир городской стражи Дитрих Шварценберг — ветеран с глубоким шрамом через всю левую щеку, от виска до подбородка. Шрам был старый, побелевший, но все равно притягивал взгляд. Дитрих был в кольчуге, поверх которой накинут плащ с гербом городской стражи. Его руки лежали на столе, сжатые в кулаки. Он был напряжен — его люди уже несколько дней работали на пределе, усиливая стены, организуя ополчение, патрулируя улицы.