Он выпрямился. Его улыбка стала еще шире, демонстративной, почти издевательской. Я остолбенела от его чувства полной безнаказанности. Говорить подобные вещи в присутствии другого мог только тот, кто прекрасно осознавал, что все выходки сойдут ему с рук.

Абрахам перевел взгляд на Фицпатрика, который стоял рядом, сжав челюсти и пытаясь сохранять невозмутимость. Он смотрел на него с презрением, с каким сытый богач смотрит на бездомного нищего.

— Полагаю, господин Мак-Вигель, вы понимаете, что значит быть владельцем ценной вещи, — произнес он, кивком указывая на меня. — Иногда её приходится держать очень крепко, чтобы она не ускользнула.

Фицпатрик заметно побледнел. И без того тонкие губы сжались в тонкую полоску, а ноздри раздулись от едва сдерживаемого гнева. Его маска безупречности и решительности была разбита.

— Не следует говорить даме подобные вещи, — вежливо произнес Мак-Вигель, однако в голосе зазвенели стальные нотки. — Тем более, подобным тоном.

Ван Вилсон изобразил удивление. Хотя я была готова побиться об заклад, что его позабавил внезапно вспыхнувший гнев Фицпатрика. Я уже прикидывала, чем можно разнять дерущихся и сколько придется вытряхивать из благотворительной казны для залога, если ректора всё же придется вытаскивать из тюрьмы.

— Я и не думал никого оскорблять, — сказал Абрахам таким тоном, словно пытался понять, где допустил ошибку. — Просто…

— Просто отойдите, господин ван Вилсон, — медленно проговорил Фицпатрик. — Иначе, клянусь Богами, я прикажу вытолкать вас взашей, как какого-нибудь проходимца.

Абрахам рассмеялся, словно его позабавила сама мысль быть вытолканным из Академии. Я же смотрела на ректора квадратными глазами. Фицпатрик удивил, так удивил. В очередной раз.

— Мне нравится ваш настрой, Мак-Вигель. Честный, благородный… У вас, должно быть, отбоя нет от поклонниц. Однако должен вас предупредить… — Ван Вилсон заговорщицки подался вперед и зло прошипел: — Не стойте на моем пути. Иначе последуете за О’Рэйнером.

Круто развернувшись на пятках, Абрахам направился к небольшой группке смеющихся господ.

Фицпиатрик смотрел то на удаляющуюся спину ван Вилсона, то на меня, и в его глазах читалось нечто, похожее на явную ярость. Ему явно не нравилось то, что он услышал.

— И как тебя угораздило вляпаться в отношения с этим… — он рассерженно замолчал, пытаясь подобрать нужное слово.

— До сих пор не знаю, — я судорожно сглотнула и залпом осушила бокал, поданный мне услужливым официантом.

Внезапно музыка смолкла. Смех и негромкие разговоры стихли. В зловещей тишине, окутавший уголки зала Академии, раздалось поскрипывание кожаных туфель о мраморные плиты. Из-за толпы я не видела вошедшего, но слышала его шаги, вальяжные, неторопливые. Шаги человека, который прекрасно понимал, что вся власть принадлежит ему.

— Прошу прощения за вторжение, дамы и господа, — произнес вошедший, и пол качнулся под моими ногами, как будто я оказалась на палубе корабля, попавшего в шторм. — Полагаю, мое присутствие здесь неожидаемо. Но, увы, не устоял перед искушением поприсутствовать на балу.

Гости безмолвно расступались, пропуская нежданного гостя.

Посреди бального зала, освещенного призрачным светом люстр, стоял Вэлиан.

 Я невольно ухватилась за рукав Фицпатрика.

— Укуси меня, — невнятно пробормотала я, скорее себе, чем ему. — Скажи, что это очередной сон.

Но ректор не стал меня кусать. Судя по звуку похожему на сдавленное оканье, он сам был не прочь, чтобы его укусили. Впрочем, как и большинство присутствующих. Зал превратился в картину, где облаченные в шелка и атласы персонажи оказались не в силах сдвинуться с места.

«Сегодня жив, а завтра — мертв. Но а может наоборот?» Эти строчки из старой песенки-страшилки про воскресшего мертвеца частенько напевали непослушным детям. В детстве её напевала старшая сестра, когда я не слушалась родителей. И вот спустя столько времени, эти строчки обрели вполне реальную форму.

По залу пронесся шёпот, перемежающийся с испуганными возгласами. Но Вэлиана, похоже, нисколько не занимало то, что его давно похоронили. Не говоря о том, что некоторые из гостей были на его собственных похоронах.

За его спиной, словно легион теней, стояли два десятка людей в сине-красных мундирах — инквизиторы держали в руках боевые артефакты, похожие на ружья с изрезанными вдоль дула рунами. Можно было не сомневаться, одно неосторожное движение, — и инквизиторы пустят их в ход.

Среди них я заметила и нескольких дознавателей из Департамента магической безопасности. Эмблемы на левой стороне камзола сияли тусклым блеском.

Вэлиан медленно вышел на середину зала. И только сейчас я заметила, тонкую серебристую ауру, исходящую рябью от министра магической безопасности.

— Многие из вас знакомы с господином Абрахамом ван Вилсоном, — произнёс Вэлиан таким тоном, будто намеревался завести дружеский разговор с ошалевшей толпой. Он сделал паузу и уставился на группку мужчин, между которыми стоял ван Вилсон. — Господин ван Вилсон, вы обвиняетесь в следующих преступлениях: революционной деятельности, направленной на подрыв устоев существующего порядка и Его Величества короля Виттора, в организации Разлома в Брегедбере, повлекшего массовые жертвы и хаос. И, наконец, в покушении на жизнь министра магии — мою собственную.

Зал ахнул. Многие недоверчиво перешептывались, переводя взгляды с Вэлиана на ван Вилсона. Лицо Абрахама насмешливо исказилось, будто он в жизни не слышал большей чуши.

— Любите вы, господин министр, устраивать из всего представление, — спокойно отозвался Абрахам, словно его нисколько не заботили ни обвинения, ни десятки людей, которые могли бы броситься на него, если бы он попробовал улизнуть. — Все эти обвинения такие тривиальные и, признаться, немного утомляют. Достаточно.

Он поднял руку, будто собирался поправить шейный платок, и в этот момент атмосфера в зале изменилась. Воздух сгустился, стал вязким, как кисель, а зал внезапно показался невыносимо маленьким. Свет люстр замерцал. Свечи с тихим треском гасли одна за другой. По полу и потолку поползли искажённые тени.

Пол под ногами утробно загудел, а стены отразили пергаментный шелест, будто сотни страниц одновременно разорвались. С потолка посыпалась штукатурка.

Я бросила взгляд на Абрахама. Его глаза закатились, и в щелочках между век зловеще поблескивали белки. Тонкие губы дрожали, в уголках появилась пена и тонкой струйкой потекла по подбородку.

Вэлиан отшагнул и взмахнул рукой. Повинуясь молчаливому приказу, инквизиторы тотчас перестроили и вскинули похожие на ружья артефакты. Однако в этот момент земля громко загудела и изогнулась, вырывая с треском мраморные плиты из пола.

Послышались вопли перепуганных гостей, в панике ломанувшихся под стены. Чьи-то пальцы больно вцепились в моё плечо, отшвырнув меня к стене. Бело-серый пласт тяжелой штукатурки вместе с обломками кирпичей упал на то, место, где мгновение назад стояла я.

Я ошалела посмотрела на своего спасителя и поймала такой же ошалевший взгляд Фицпатрика.

— Спасибо, — выдохнула я и тотчас вжалась в стену.

Пространство озарили десятки вспышек — устоявшие на ногах инквизиторы одновременно пальнули по ван Вилсону, одиноко стоявшему между колонн. Защитная аура, окружившая Абрахама, замерцала зелёными огнями и поглотила первый залп.

— Неужели ты и вправду считаешь, что сможешь просто взять и арестовать меня? — прогудел ван Вилсон. Его голос изменился до неузнаваемости, будто десять громов слились в один ужасающий рокот, от которого захотелось закрыть уши. — Тем более в месте, где столько энергии, столько… эмоций!

Я выглянула из-за плеча Фицпатрика. Абрахам больше не был собой. Волосы побелели, извиваясь змеями под магическими волнами. Снежно-белое лицо изрисовал чёрный рисунок сосудов, а руки и ноги удлинились, превращая хозяина артефакторных фабрик в палочника.

Древняя магия подхватила его и подняла в воздух. Плиты ощерились острыми зубами, и к потолку вознеслась чёрная пульсирующая воронка, разрывающая ткань реальности. «Разлом», — с ужасом подумала я. Из маслянисто-чёрной глубины подобно гигантским насекомым, поползли эгрегоры. Сгустки чистой, изначальной магии. Бесформенные, но обладающие зловещей тягой, они извивались, мерцая краями. От них несло могильным холодом, выжигающим сам воздух.