Оккупированные владения барона Градова

Вечером того же дня

Когда мы отправились в путь, пошёл дождь. Я был этому рад – прекрасная возможность попрактиковаться в поглощении стихии. Сидя в седле, это не слишком удобно делать, но по большому счёту разницы никакой.

Дождь – это именно то, что мне нужно для развития элемента Воды, и чем он сильнее, тем лучше. Заодно выясню, насколько сильно такой способ развития влияет на Исток.

Я начал с настройки Истока. Элемент Воды требовал особого внимания – нужно было преобразовать дикую энергию дождя в пригодную для поглощения форму. Я, не спеша, настроил каналы на нужную частоту.

Сначала я отфильтровал необработанную силу, направляя её в специально созданный резервуар – что‑то вроде пузыря, внутри которого копилась энергия. В этом пузыре она преображалась, становясь чистой энергией, которую я затем поглощал.

Но постепенно, когда почувствовал уверенность, я позволил себе немного нарушить правила – начал пропускать через себя и дикую природную силу. Это вызвало лёгкий дискомфорт, но я справился с ним, распределив нагрузку по всем каналам.

Дождь становился всё сильнее, и я увеличивал интенсивность поглощения. Падающие с неба капли замедлялись возле меня, прежде чем раствориться в моей ауре. Я чувствовал, как укрепляется Исток, как наполняется силой элемент Воды в нём.

Когда дождь начал стихать, я завершил практику. Подведя итоги, понял – ещё немного, и элемент Воды достигнет второго ранга силы. Это обнадёживало, хотя я понимал – первые ступени всегда даются легко. Дальнейшее развитие потребует больше времени и усилий.

Второй ранг открывал новые возможности. Скоро я смогу создавать более мощные заклинания и вкладывать в них больше маны. В моей памяти хранилось множество готовых магических формаций, но далеко не все были доступны при текущем уровне развития.

Главное – не останавливаться на достигнутом. Каждый новый уровень силы будет открывать новые горизонты, и я был намерен использовать их по максимуму.

Я стёр с лица дождевую воду и посмотрел на маленькую двухместную карету, в которой ехала Татьяна. Соболев очень не хотел её отпускать, но я настоял. Пока они не женаты, моя сестра будет жить в родной усадьбе. В конце концов, это марает её честь – жить в одном доме с чужим мужчиной, не будучи замужем за ним.

Что Таня, что Станислав уверяли меня, что между ними ещё ничего не было, однако в это верилось с трудом. Я видел, какой огонь любви горел в глазах Станислава, когда он смотрел на мою сестру. Да и в её взгляде легко считывалась искренняя любовь к будущему мужу. И я бы понял, если бы, живя столько времени под одной крышей, будущие супруги поддались страсти.

Следом за каретой ехало три всадника – артефактор по имени Гордей и два дружинника, которых Станислав назначил телохранителями Татьяны. Замыкали нашу процессию вьючные лошади, которые везли вещи моей сестры и обещанные графом заготовки для защитных амулетов.

Когда Таня увидела, что дождь кончился, она приоткрыла окно и осмотрелась.

– Не верится, что я снова дома, – проговорила она, оглядываясь по сторонам. – Здесь… всё стало другим. Кажется, даже воздух какой‑то не такой.

– Тебе не кажется, – сказал я. – Это из‑за предприятий фон Берга. Он построил пороховой завод, обогатительную фабрику рядом с нашей угольной шахтой, лесопилку и кое‑что ещё по мелочи. На юге устроил свалку промышленных отходов. Так что воздух стал грязнее с тех пор, как ты уехала.

– Когда он успел всё это построить? – удивилась Таня.

– Если есть деньги и большое желание нажиться на чужих ресурсах, можно успеть и не такое, – пожал плечами я. – Но я даже рад, что он всё это построил. Потому что все эти предприятия станут нашими.

– Зачем нам нужен порох? Мы же магический род. На твоём месте я бы его просто сожгла!

Я улыбнулся. Слова сестры могли показаться детскими и наивными, но я услышал в них кое‑что другое. Твёрдую уверенность в том, что враги будут изгнаны с наших земель. Она ни секунды не сомневалась во мне, как в главе своего рода.

– Я не отношусь к консерваторам, Таня. Даже магический род может использовать достижения науки себе на пользу.

– И ты хочешь, чтобы у нас на землях воняло? – поморщилась она.

– Я что‑нибудь придумаю, чтобы сберечь твоё обоняние.

– Хорошо, – улыбнулась Татьяна и высунулась из кареты, чтобы посмотреть вперёд. – Уже почти возле поместья… – прошептала она.

Как раз, когда она это сказала, мы въехали на холм, откуда можно было разглядеть усадьбу. Я вдруг подумал, что это тот самый холм, с которого Соболев в своё время наблюдал за сражением – слева было то поле, где прошла последняя битва.

Таня побледнела, глядя на дыру в стене нашего дома и обвалившуюся часть крыши. Её губы задрожали, глаза метались туда‑сюда, постепенно наполняясь слезами.

– Наша яблоневая аллея сгорела, – проговорила она.

– Высадим новую, – сказал я. – Кстати, буду рад, если ты поможешь бабе Маше с уютом в доме.

– Баба Маша жива? Она здесь? – тут же приободрилась Татьяна.

– Живее всех живых. Кстати, ты не знаешь, сколько ей лет?

– Понятия не имею. Сколько её помню, она всегда была старой. Лет восемьдесят, наверное.

– Мне почему‑то кажется, что больше, – задумчиво произнёс я.

Таня пожала плечами, промокнула глаза платочком и тихо спросила:

– Володя, а где… мама с папой? И все остальные? Ну… их хотя бы похоронили как положено?

– Родители в склепе. Тело Кирилла не нашли после битвы.

– Как же так…

– Это война, Таня, – холоднее, чем хотелось бы, сказал я. – Как только у меня появится возможность, я отправлю людей под Орловку, чтобы они разыскали останки нашего брата.

Сестра кивнула и вдруг увидела трёх конников, которые ехали в нашу сторону.

– Это враги? – спросила она.

– Да. Патруль Муратовых. Пока что наши земли оккупированы, и они могут спокойно здесь разъезжать. Но скоро это изменится, обещаю тебе. Будь добра, закрой штору, я не хочу, чтобы они тебя увидели.

Татьяна поспешно закрыла окно и задёрнула шторку.

Когда мы поравнялись с патрулём, они молча кивнули мне, а я – им. Лишних вопросов задавать никто не стал, и все держали руки подальше от оружия.

Чем ближе мы подъезжали к поместью, тем громче раздавались звуки работы – стук молотков, гудение пил, голоса трудящихся. Несколько мужчин перекладывали крышу на конюшне дружины, женщины набирали воду у колодца и носили её в дом.

Похоже, что селяне не просто прибыли, но и уже взялись за дело. Это меня порадовало.

Из казармы вышел Никита, как всегда, в безукоризненной офицерской форме. На плечах красовались новые майорские погоны. Воевода направился навстречу, вопросительно глядя на карету и едущих за ней всадников.

– Добрый вечер, ваше благородие, – при посторонних он обратился ко мне официально. – Могу я спросить…

Я поднял ладонь, прерывая его, и спешился. А затем подошёл к карете и открыл дверцу.

Татьяна вышла на улицу, и лицо Добрынина вытянулось, а челюсть отвисла. Он застыл так, будто увидел призрака – хотя с его точки зрения так и было.

– Таня… То есть, госпожа… Как?.. – слова обрывками срывались с его губ.

– Никита, ты живой! – Татьяна бросилась к нему и обвила руками шею.

Никита неловко обнял её, растерянно глядя на меня через плечо девушки. Его пальцы дрожали, сминая ткань её платья, будто проверяя реальность прикосновения.

– Всё объясню чуть позже, – сказал я.

– Этого не может быть, – воевода отстранился от Тани и посмотрел на неё. – Ты же погибла в усадьбе. Мы тебя похоронили, буквально.

– Это была Маргарита, – опустив глаза, объяснила Татьяна. – Помнишь её? Моя служанка. Её убило заклинанием. А потом, должно быть, начался пожар…

– Не продолжай, я понял, – сказал Никита и вдруг широко улыбнулся. – Как же хорошо, что ты жива! Но как ты выбралась? Где была всё это время?