— С кем имею честь? — принимая серьёзный вид, спросил Лапшин.

Невысокий и пухлый, он напоминал шарик из теста, такой же белый и мягкий. Но Базилевский уже предупредил меня, что с ним надо держать ухо востро. За безобидной внешностью скрывался коварный хищник.

Стоящий над регистратором человек был его противоположностью. Оторвав руки от стола, он расправил широкие плечи и задрал подбородок. Гладковыбритое, волевое лицо прекрасно бы смотрелось на банкноте — столь породистый профиль ещё нужно было поискать. Привычка командовать исходила от него так же ярко, как и аромат дорогого парфюма.

— Владимир Градов, — представился я.

Секач остался снаружи, а Филипп Евгеньевич тем временем вошёл и закрыл дверь. Взглянув на мужчин, он подозрительно прищурился.

— Да, конечно, — натянуто улыбнулся Лапшин и указал мягкой рукой на кресло. — Пожалуйста, сади…

Его дальнейшие слова потонули в громогласном голосе второго чиновника:

— Владимир Александрович! Честное слово, вы могли бы и не представляться! — он гудел, как труба, зовущая к бою. — Как же вы похожи на отца! Безумно рад встрече. Позвольте представиться — Яков Николаевич Наумов, имею честь быть директором Дворянского ведомства.

Он одним шагом преодолел расстояние между нами и крепко пожал мне руку.

— Здравствуйте, Яков Николаевич, — сухо приветствовал его Базилевский.

— Вас я тоже чрезвычайно рад видеть, Филипп Евгеньевич, — Наумов пожал руку и ему, а затем снова повернулся ко мне. — Нет, ну правда! Вы просто вылитый отец. Я очень хорошо знал Александра Петровича. Кстати, помню вас ещё ребёнком, Владимир! Вы здорово возмужали.

— А я вас, к сожалению, не помню, — ответил я, нутром чуя, что дружелюбность директора явно неспроста.

— Не страшно, мы ведь всегда можем познакомиться поближе, — Наумов улыбнулся так искренне, что почти захотелось улыбнуться в ответ.

Я видел, что его улыбка на самом деле фальшивая. Но подделка была высшей пробы, нельзя не признать.

— Непременно, Яков Николаевич, — ответил я. — Буду счастлив подружиться с вами. Но сейчас, простите, у нас есть дело к господину Лапшину.

— Конечно-конечно. Отвлеку вас только на минуту, Владимир Александрович, вы позволите? — не дожидаясь согласия, Наумов протянул руку за мою спину и открыл дверь. — Пусть ваш юрист и Олег Исаакович пока побеседуют, а мы с вами тоже перекинемся парой слов. Наедине. Это важно.

Последние слова директор произнёс с таким нажимом, от которого у слабого духом человека сразу бы задрожали колени. Но я спокойно улыбнулся в ответ и сказал:

— Для меня сейчас наиболее важно решить вопрос с титулом.

— Я как раз хотел поговорить насчёт вашего титула, — улыбка исчезла с лица Наумова. — И лучше сделать это до того, как вы примете какое-либо решение.

Интуиция не подвела — я сразу понял, что Яков Николаевич хочет как-то мне помешать. Из каких побуждений и в чьих интересах он это делает, уже другой вопрос.

— О, ну если разговор касается титула, можете говорить при всех, — сказал я. — Это ведь, так или иначе, касается всех присутствующих.

Наумов попался в мою ловушку. В его глазах на мгновение вспыхнул гнев, как пламя в сковороде, которую тут же накрыли крышкой. Ему очень не понравилось то, как я поставил его в тупик.

— Нам всё же лучше обсудить это наедине, поверьте, — сказал он, повелительно положив руку мне на плечо.

— Мне нечего скрывать от Филиппа Евгеньевича, — сказал я, мягко, но решительно убирая его руку. — Да и господин Лапшин должен быть в курсе деталей. Говорите, Яков Николаевич, я слушаю.

Директор уже не прятал недовольства. Цокнув языком, он поправил на груди золотой значок чиновника, на котором была изображена эмблема Дворянского ведомства, а под ним — цифра «4». Наумов как бы обратил моё внимание на то, что обладает чином четвёртого ранга — весьма высокое положение в Российской империи, которое даже давало право на получение потомственного дворянства.

— Как угодно, — произнёс он. — Прежде всего скажу, что я желаю вам только добра, Владимир Александрович. Мы с вашим отцом дружили, и я искренне сожалею о том, что случилось с вашим родом.

— Бросьте, Яков Николаевич! — вмешался Базилевский. — Вы никогда не были другом покойного барона. Когда началась война, вы и пальцем не пошевелили, чтобы нам помочь. Хотя я неоднократно обращался к вам с просьбами.

— Я действовал по закону, — парировал Наумов.

— Вы вообще не действовали. Даже когда я предоставил вам факты того, как наши противники нарушали правила ведения войны, — нисколько не смутился Филипп Евгеньевич.

— Каждое своё решение я могу аргументировать. И речь вовсе не об этом! — громогласно объявил директор, явно теряя терпение.

— А о чём же? — уточнил я.

— Во-первых, я от всей души советую вам не принимать титул. Во-вторых, есть причины, по котором сделать это невозможно.

— Наконец-то, — улыбнулся я. — А я уж подумал, что всё пройдёт слишком гладко. Выкладывайте, Яков Николаевич. Почему же это невозможно?

Директор стиснул челюсти. Он точно не рассчитывал, что беседа будет проходить в таком ключе. Наверняка надеялся по-отечески поговорить с юным наследником, немного припугнуть и добиться своего. Но вместо этого ему пришлось вести разговор так, как я этого захотел.

— Как вам известно, — свысока произнёс Наумов, — род Градовых внесён в Чёрный реестр по решению Совета Высших.

— Чёрный реестр — временная мера, а не приговор, — пожал плечами я. — Совет не имеет права отнимать титул.

— Да, но в вашем случае необходима процедура восстановления, которая потребует одобрения Совета, — директор краем глаза покосился на Базилевского.

Тот лишь фыркнул и сказал:

— Помилуйте, Яков Николаевич! Вы хотите меня оскорбить? Перед вами прямой потомок главы рода. Восстановление не требуется, это будет стандартное наследование.

— Владимир находился за границей, когда его отец погиб… — начал Наумов.

— Что не является препятствием для наследования! — перебил Филипп Евгеньевич. — Неужели вы забыли, кто я такой? Подобные уловки не сработают.

Ещё одна причина, по которой Яков Николаевич хотел поговорить со мной наедине — он прекрасно знал, насколько сильным юристом является Базилевский. Он рассчитывал, что сможет обвести меня вокруг пальца, нарисовав неодолимые трудности, но в присутствии Филиппа Евгеньевича это было невозможно.

Я бы в любом случае не поддался на уловки директора, но с помощью Базилевского было проще сразу поставить противника на место.

И всё-таки зачем ему это? Неужели граф Муратов любезно попросил, чтобы мне не позволили принять титул? Или это был кто-то другой?

Поняв, что прямой напор не работает, Яков Николаевич решил сменить тактику. На его лице вновь появился улыбка, он коротко рассмеялся и хлопнул себя по лбу:

— Действительно, вы правы! В последнее время столько работы, в голове настоящий сумбур. Прошу простить. Господа, давайте присядем, сколько можно говорить стоя? — Наумов указал на круглый столик у стены, вокруг которого располагались мягкие стулья. — Выпьем чаю и продолжим.

Неплохой манёвр. Сначала отступление, а затем — показное дружелюбие, призванное усыпить нашу бдительность. И конечно, за этим последует новая атака.

— Присядем, — согласился я и направился к столу.

— Олег Исаакович, велите подать чай, — обманчиво мягко попросил директор, быстро догоняя меня и стремясь сесть первым.

— Конечно, — глухо ответил Лапшин, который до этого не издал ни звука.

Он снял телефонную трубку и прокрутил диск, набирая номер из двух цифр.

— Таня, принеси чаю на три персоны. Того белого из Китая.

Положив трубку, Лапшин поднялся и одёрнул серый пиджак. Стоя он был ненамного выше, чем сидя.

— Не буду мешать вашей беседе, господа… — начал было он.

Базилевский перебил его, решительно направляясь к столу и доставая из портфеля стопку бумаг:

— Останьтесь, Олег Исаакович. Пожалуйста, проверьте все документы, которые нужны нам для оформления титула.