Субъект приближался к посту Хорошкина, продолжая взбрыкивать бедрами, безжалостно рубя на ходу боковые зеркала…

«А может быть, кавказец, — продолжал размышлять капитан. — Вот шевелюра иссиня-черная, а баки — рыжие. У чеченцев такой разный колер встречается, у абхазов и осетин».

«Террорист?!! — вдруг вспыхнуло огнем нутро Хорошкина. — Шахид? Смертник?!!»

Но даже после такой страшной теории гаишник продолжал бездейственно стоять на месте, словно все его огромное чемпионское тело вдруг разом единым потеряло способность двигаться. Здесь еще вдобавок Хорошкин вспомнил начальника отряда майора Шахидова, человека толстого и добродушного, у которого имелось шестнадцать маленьких улыбчивых внуков, и все Шахидовы. А от того слово «шахид», выданное его же мозгом, стало не тревожным сигналом, а наоборот, успокоительным… К тому же торс стремительно приближающегося субъекта был обтянут только одной белой рубашкой, вероятно, синтетической, так как от пота она стала совершенно прозрачной и под ней не угадывался этот самый пояс — шахидский. Только черно было под рубашкой местами… «Волосяной покров», — заключил Хорошкин и заглянул в глаза приблизившегося бегуна.

Что он в них там увидел, одному Богу известно. Но телу капитана вдруг стало зябко, пот, только что струившийся по всему телу, обсох мгновенно, а в душе заныло тоскливо, будто волчара там вдруг засел и воет на луну. Хорошкин отчего-то вспомнил отца, не сумел проанализировать, откуда воспоминания явились, так как отец, присвоивший пятьдесят ящиков хозяйственного мыла, никогда ему не являлся, даже во снах. А здесь явился наяву прямо в мозг, да еще в гробу миражировал — скелет, обтянутый пупырчатой куриной кожей, а из некоторых пупырышков торчали серые волоски… Гаишник тряхнул головой, изгоняя наваждение, обронил фуражку, а за это время бегун в сандалиях промчался мимо него, ловко перемахнул через провисшие черные цепи декоративных заграждений и помчался к центру Красной площади.

Пока Хорошкин поднимал с пыльного асфальта головной убор, его память сотворила странную штуку. Капитан уже не помнил бегуна-нарушителя, словно эти тридцать секунд ему стерли из памяти. Также исчезло кино с мертвым отцом в главной роли, а на смену проявился образ Анечки Кремер без милицейского мундира на точеной фигурке, да и чего греха таить, даже без белья вовсе… От просматривания в воображении этого неожиданного обнажения Хорошкину срочно захотелось домой, в Выхино, дабы заменить воображаемое на действительное. Он поглядел на часы, крошечный циферблатик на его могучем запястье, с удовлетворением отметил, что через пятнадцать минут подъедет смена, а там еще через час…

Когда дежурный фэсэошник смотрел картинку с камер наблюдения в реальном времени, то вначале был совершенно уверен, что бегун направится к Мавзолею Владимира Ильича Ленина. В отличие от Хорошкина он был убежден, что квадратный человек — террорист и что Ильичу можно смело сказать последнее прости и прощай! Еще федеральный охранник злился на дебила капитана, совершенно не реагирующего на происходящее. Он даже встал возле экрана и кричал в голос:

— Ты что, кретин, не видишь!.. Чему тебя, идиота, учили!.. — фэсэошник орал благим матом, при том совершенно забыл включить сигналы тревожного оповещения. — Вот мешок с дерьмом недоделанный!..

Странный субъект вовсе не собирался навещать вождя мирового пролетариата. Его бег был устремлен ровно в противоположную сторону, и как вскоре выяснилось, к Лобному месту.

Субъект врезался в толпу щелкающих фотоаппаратами зевак, быстро-быстро заработал локтями, растолкав гостей столицы по-хамски, затем по-обезьяньи ловко взобрался на самое Лобное место, замер на мраморном бортике его, глядя в безоблачное небо, словно пытаясь что-то отыскать в нем. После оттянул свой затылок почти к самым плечам, чем удивил туристов, как будто номер «каучук» показывал, а затем что было силы обрушил свою голову, лобную часть ее, на стенку Лобного места…

На какую-то меру секунды звук запоздал. А потом грохнуло так, будто подземный ядерный взрыв произошел, площадь тряхнуло, словно шахматную доску с фигурами, а все находящиеся на ней посетители разом опустились на корточки и еще долго сидели простыми зеками.

Тряхануло и Хорошкина, отчего фуражка опять слетела с головы, а аппаратура наблюдателя-фэсэошника коротнула, и картинка разом исчезла со всех мониторов.

— Во, ё! — только и проговорил офицер. Еще он вдруг осознал, что не включил систему тревожно го оповещения, отчего пришел в состояние полного отупения и долго стоял на месте истуканом, раздувая щеки и пуча глаза. Дальнейшая его карьера была связана с сидением сутки через трое в стареньких «Жигулях» на обочине въезда Рублево-Успенского шоссе для просмотра проезжающих кортежей с первыми номерами.

Во время последовавших разборок, связанных с инцидентом на Лобном месте, так и не нашлось ни единого свидетеля, который хоть как-то внятно мог бы рассказать о событиях, произошедших после нападения на памятник истории. Трясли и туристов, и службистов.

— Куда хоть он побежал после? — пытались допытаться у Хорошкина, которому в тот день так и не суждено было насладиться обнаженной Анечкой Кремер вследствие долгих допросов, происходящих с участием высокопоставленных сотрудников ФСО и ФСБ.

— Да не знаю я! — злился Хорошкин.

— А для чего ты стоишь там?! — задал пустой вопрос полковник ФСО Чудов, мужчина красивый и статный. Его раздражение можно было понять, так как ему поручили от Федеральной службы разобраться в инциденте. И Красная площадь — его вотчина. А не разобраться в этом происшествии — это то же самое, что не контролировать собственную двухкомнатную квартиру. Ответы на вопросы должны были существовать. На любые вопросы!

— А стоит он там, — ответил майор Шахидов, присутствующий при допросе подчиненного, — а стоит он там для того, чтобы не парковался автотранспорт под запрещающий знак. Вот и вся его задача! Всё! Был сконцентрирован на выполнении!

— Выполняет? — ехидно поинтересовался Чудов.

— Странные у вас вопросики, товарищ полков ник! — прокомментировал Шахидов, колыхнул в разные стороны толстым пузом и поднял на Чудова густые с проседью брови.

Чудов восточную растительность оценил, да и пузо в три арбуза производило впечатление.

— Плохо работаете, товарищи! — почти шепотом подвел итог человек небольшого роста, с губами бледными, как будто их еженощно лобзал вампир. — Плохо!

Все присутствующие заметили, что у него не смыкается челюсть.

«Вот гэбэшники! — про себя разозлился полковник Чудов. — Всегда последнее слово за собой пытаются оставить. Не те времена!»

— Работаем! — уточнил Чудов с явным раздражением.

— Не понял? — процедил представитель секретной службы и поморщился от боли в костях лица. Вспомнил тот невероятный по силе удар, испытанный несколько лет назад.

— А чего тут понимать, все мы плохо работаем! И вы тоже, надо полагать! Где контрразведка?.. Что ж, внедренцы не сигнализировали? У вас же агентов тысячи. А результат!..

— Вы за чужими спинами не прячьтесь! — вдруг звонко выкрикнул поцелованный вампиром. — Ишь, морды наели, как перед убоем! Охранники государевы, вашу мать!

На эти слова и Хорошкин, и Шахидов, да и полковник Чудов переглянулись между собой и признали в себе мяса и жира в достаточном количестве.

— Вы матерей наших не трогайте! — багровел благородным лицом полковник Чудов. — А вы, поди, морковочкой единой питаетесь, товарищ полковник ФСБ? Глядите, чтобы вас вентилятором не сдуло, вашу папу! — это было произнесено совсем по-детски.

— Рахит! — поддержал фэсэошника майор Шахидов, но тотчас осознал, что хватил лишку. За потерю субординации могли из первого отряда ДПС отправить во второй, стоять у Триумфальной арки простым гаишником.

— Что?!! — ну совсем от такого хамства побелел лицом полковник ФСБ.

— Рахим! — заулыбался Шахидов, показывая зубы с великолепными золотыми мостами с обеих сторон верхней челюсти.