Животворную силу и красоту непреходящих человеческих ценностей, которые рискуют быть сметенными расчетом и бездушием, утверждает в своих новеллах Эбрахим Голестан. «Это было давно» — глубоко лиричная история первой любви, оставшейся в памяти героя рассказа самым счастливым и светлым мгновением его жизни. Характер повествования, эмоционального и вместе с тем нарочито замедленного, с подробной детализацией ситуаций и связанных с ними переживаний, подчеркивает особую бережность рассказчика к малейшим нюансам испытанного им когда-то душевного порыва, желание хотя бы в воспоминаниях ощутить еще раз его искренность и чистоту.
В лирической тональности выдержан и другой рассказ Голестана — «Прокол». Незатейливая сюжетная канва служит здесь своеобразным руслом движения мыслей, чувств, настроений героев — отца и его девятилетнего сына, может быть впервые оказавшихся вдвоем вне привычной домашней обстановки. Прямота, с какой ребенок смотрит на мир, его непосредственность в чувствах и суждениях о различных явлениях жизни заставляют и отца по-новому взглянуть на многое, к чему он уже давно стал равнодушным, почувствовать живительное тепло близости, возникающей между ним и сыном.
К рассказам Голестана близки по своему замыслу и эмоциональному настрою новеллы Феридуна Тонкабони «Бабушка не спала» и «От бульвара до Дарбанда и обратно». Сознание, что он доставит радость любимому человеку, увидит благодарную улыбку, делает счастливым маленького продавца лотерейных билетов, и «мир уже не кажется ему замкнутым пространством, где с утра до вечера приходится надрываться ради одного риала и пяти шахи». Искреннее слово участия, бескорыстная доброта незнакомого, случайно встретившегося человека воскрешают в сердце женщины, испытавшей все унижения, связанные с «древнейшей профессией», давно угасшие мечты о любви, надежды на счастье. В этих новеллах, как и в «Происшествии», Феридун Тонкабони предстает перед читателями мастером тонкой психологической разработки характеров.
Под знаком протеста против бездушия буржуазного общества, развитие которого все явственнее ведет к стандартизации человеческого бытия, к его духовному нищанию, раскрывается иранскими новеллистами и трагедия личности, подавленной и обезличенной пустотой и бесцельностью жизни. По существу, это один из аспектов сквозной для литературы Ирана проблемы «маленького человека», и в разработке этого аспекта особенно очевидна преемственность гуманистических традиций в творчестве новеллистов разных поколений.
Тяготится серыми, монотонными буднями герой рассказа Надера Эбрахими «Человек с окраины». Символом яркой, полнокровной жизни этому скромному, ничем, кроме разве своей хромоты, не примечательному сапожнику представляется мир спорта. Но он и сам понимает, что его мечта войти в этот мир, стать другом и утешителем чемпионов невыполнима. У рассказа, правда, счастливый конец: сапожнику повезло, он познакомился и даже провел целый вечер с одним из своих любимцев. Но ведь, вероятнее всего, прославленный чемпион уже на следующий день забудет о маленьком, смешном человечке, и тому еще теснее покажутся стены мастерской, увешанные портретами его кумиров. Тоскливо и однообразно тянутся дни и героев новелл Эбрахима Рахбара. Их унижает ощущение собственной незначительности, отсутствие высоких целей и стремлений, никому не нужная чиновничья работа и в то же время страх потерять ее. Ведь даже робкая попытка защитить свое человеческое достоинство, на которую отважился мелкий банковский служащий в рассказе «Обида», грозит ему увольнением. Неудовлетворенности и опустошенности своих персонажей писатель противопоставляет мир естественной гармонии, заключенной в природе. К ней устремляется изнемогающий от тоски и скуки герой новеллы «Ожидание любви». За городом, среди зелени и весеннего цветения, он ощущает давно уже не испытывавшийся им прилив сил, чувствует себя способным преодолеть трудности, любить людей и быть нужным им.
Духовное опустошение человека, поглощенного рутиной обыденности, — этот мотив присутствует и в новелле Хушанга Гольшири «Как всегда». Однако он подчинен здесь решению иной проблемы, проблемы выбора образа жизни в мире зла и несправедливости. Как жить? Принимать ли этот мир таким, какой он есть, или отвергнуть его? Приспособиться к его законам или сопротивляться им? Таковы вопросы, составляющие нравственно-философскую основу проблемы, поднимаемой писателем. Он не дает на них прямого ответа. Но в переплетении судеб своих героев, в их внутренних конфликтах показывает, как уныла и бессодержательна жизнь тех, кто стремится уйти от жестокой действительности в устоявшийся, раз и навсегда заведенный порядок существования, тех, кто видит в неизменности привычного спасение от треволнений мира. Правда, образ героя, выбравшего иной путь и погибшего, очевидно, от полицейской пули, очерчен весьма бледно. Приглушенно, в самых глубинных пластах повествования упоминается и о политических событиях, вероятно начала 60-х годов, о стычках полиции с рабочими. Такая «нераскрытость» наиболее острых фабульных моментов, скорее всего, объясняется гнетом цензуры. На откровенно политические темы в 70-е годы было наложено особенно строгое табу, и иранские писатели обращались к ним с большими предосторожностями. (Так, в новелле того же Хушанга Гольшири «Человек в красном галстуке» критика внутриполитического курса шахского правительства, направленного на подавление элементарных прав и свобод, дается в оболочке юмористического, пародирующего приемы дешевых детективов рассказа о туповатом, но ретивом в своем служебном рвении полицейском агенте, то и дело попадающем в нелепые ситуации и доводящем выполнение инструкций по сбору сведений об «объекте наблюдения» до абсурда.) Как бы то ни было, новелла «Как всегда» раскрывает новую грань в развитии современными иранскими писателями темы «маленького человека». В сочувствии и сострадании авторов к его невзгодам слышатся и нотки осуждения пассивности и социального бессилия.
Своеобразным подтверждением этого и как веление самого времени в творчестве писателей Ирана последних лет все настойчивее звучит мотив духовного распрямления личности, действенного сопротивления человека гнетущим его силам. В сборнике эта тема пронизывает символику рассказа Надера Эбрахими «12+1», определяет смысл аллегории Самада Бехранги об отважной черной рыбке, которая не захотела лениво и бесцельно слоняться в маленьком ручье и, чтобы в старости не жалеть о напрасно прожитой жизни, поплыла к далекому огромному морю; этот же мотив вливается в плоть содержания новеллы Ахмада Махмуда «Чужие». В идейно-тематическом плане, да и в социально-психологической характеристике персонажей эта новелла как бы логически продолжает уже упоминавшийся рассказ писателя «Наш городок». Если в «Нашем городке» герои безропотно принимали обрушивающиеся на них беды и скорее мечтали о протесте, чем протестовали, то в новелле «Чужие» создан образ борца, защитника интересов слабых и голодных. Ведь «чужие», против которых выступил Немат, для тружеников юга Ирана, где долгое время особенно бесцеремонно хозяйничали англичане, а затем американцы, были конкретным социальным злом, непосредственными виновниками их страданий. Неравный поединок закончился гибелью Немата и его соратников. Рассказ завершается многозначащей сценой прощания рабочих и жителей окрестных селений со своим героем. В угрюмом молчании людей, наблюдающих надругательство палачей над мертвым телом Немата, чувствуется не только скорбь, но и гнев, сулящий «чужим» возмездие.
«Чужие» — единственный в сборнике рассказ, в какой-то мере касающийся жизни иранского крестьянства. Остальные рассказы в основном рисуют более знакомую авторам жизнь различных слоев городского населения. Но даже при такой ограниченности материала очевидно намерение писателей как можно полнее охватить явления действительности, глубоко проанализировать разнообразные и сложные проблемы, как традиционные для литературы Ирана, так и выдвинутые современными условиями. Все это заметно расширяет творческие возможности иранской новеллистики, обогащает ее новыми художественными открытиями.
