В связи с фразой «ледяная дева» , упомянутой ранее в отчёте, я хотел бы рассказать о самом раннем случае, который я помню, когда обнимал женщину. Это произошло в последний месяц моего двадцатиоднолетия. Погода тогда была жаркой, женщина была легко одета, и я особенно хорошо помню своё потрясение, когда обнаружил, что её обнажённая кожа тёплая на ощупь, хотя я долгое время предполагал, что кожа женщин на ощупь напоминает мрамор.
В связи с моим бывшим коллегой, автором рассказа о священнике, вынужденном смешивать свою мочу с алтарным вином, я хотел бы написать следующее. После того, как мы перестали быть коллегами, мы с ним встречались редко. Я узнал о его смерти лишь через год после этого события, когда получил циркулярное письмо с приглашением купить экземпляр книги, недавно изданной группой его друзей и почитателей.
Согласно циркулярному письму, автор работал над книгой перед смертью, а его вдова позже закончила её, как он и хотел. В циркулярном письме я также прочитал, что книга представляет собой совершенно откровенный и откровенный рассказ о духовном кризисе, который заставил автора оставить священство.
Я нашёл книгу скучной и эгоистичной, если не сказать нечестной. У меня сложилось впечатление, что автор закончил работу задолго до смерти, но не хотел публиковать её при жизни, чтобы некоторые отрывки не смущали кого-то из его пожилых родственников, а то и самого автора. В этих отрывках рассказывалось о том, как автор начал мастурбировать впервые после нескольких лет рукоположения в священники, переживая то, что автор циркулярного письма описал как духовный кризис. Я надеялся, что книга сможет раскрыть что-то из того, что я бы назвал внутренней жизнью автора. Мне было любопытно узнать, что происходило в душе автора, когда он молился, служил мессу, а позже, когда он начал сомневаться в своём призвании к священническому служению и даже, возможно, сомневаться в догматах своей веры. Книга ничего не говорила мне об этом. Автор, казалось, не мог сообщить ничего, кроме унылых споров между ним и его начальством, архитектуры различных религиозных обителей, где он работал священником, и мелких обстоятельств, приведших к тому, что он, наконец, снял римский воротник и попытался одеваться и вести себя как мирянин.
ему показалось странным, что священник мог написать о том, что он мастурбировал, но не о том, что был влюблен в тот или иной образ своего бога.
В связи с названием места, которое я так и не смог найти ни в одном географическом справочнике Британских островов, пожалуй, я хотел бы рассказать кое-что из того, что узнал во время своего последнего визита в дом, часто упоминаемый на этих страницах: дом, где моя кровать стоит под эркером, обрамлённым цветными стёклами. У владельца дома также есть компьютер. Во время моего последнего визита, без моей просьбы, он ввёл в компьютер, выражаясь его собственными словами, название места, а затем предложил мне прочитать несколько страниц, которые только что появились на экране. Мужчина предложил распечатать, как он выразился, эти страницы, чтобы я мог потом взять их с собой, но я предпочёл просто прочитать их на экране, уверенный, что позже вспомню всё, что нужно вспомнить. Из чтения я узнал, что упомянутое название места – это гораздо более ранняя версия современного названия небольшого городка в приграничном районе Шотландии. Я узнал далее, что этот небольшой городок, предположительно, несколько столетий назад был местом рождения человека, известного как Томас Рифмач, который, как говорят, однажды посетил Эльфландию в сопровождении королевы той страны или региона и после возвращения постоянно пытался найти дорогу обратно. Ещё я узнал, что место, обозначенное указателем, которое я часто проезжал, раньше было одним из крупнейших пастбищ в этом штате, и что двухэтажная усадьба, которая сохранилась до наших дней, хранит в одной из своих стен камень с руин башни, некогда стоявшей на месте, которое когда-то носило название усадьбы и окружающего её участка. Ещё я узнал, что более поздний владелец этого имения с двухэтажной усадьбой владел множеством скаковых лошадей, одна из которых за десять лет до моего рождения выиграла знаменитый скачки с препятствиями в столице, где я родился.
Если бы мне нужно было сообщить о предметах, упомянутых в предыдущем абзаце, то я почти наверняка продолжил бы сообщать об образах, которые явились мне, пока я писал этот абзац, и эти образы появлялись в виде деталей на отдельных листах цветного стекла в окнах огромного дома на обширном пастбище, причем эти листы были иллюстрациями сделок, которые, как предполагается, имели место много лет назад между мужчиной и женщиной в районе недалеко от границы.
В связи с часовней, которая была местом поклонения монахов, которые учили меня в средней школе, а также были
Место, где я иногда навещал персонажа, которого знал больше всего как Святое Причастие, я писал далее, что несколько раз заглядывал в тот или иной из увесистых требников и молитвенников, которые весь день лежали на скамьях часовни. Каждый из братьев преклонял колени на своём месте в часовне во время утренней мессы и всякий раз, когда он и его собратья собирались в течение дня для молитвы, и оставлял свои книги рядом. Иногда, если я был один в часовне, я брал ближайшую книгу и рассматривал несколько из множества так называемых святых карточек, торчащих между страницами книги. (Шестьдесят лет назад, и ещё несколько лет спустя, священники, а также религиозные и благочестивые миряне собирали коллекции таких открыток, которые им дарили на дни рождения, знаменательные праздники, годовщины рукоположений, свадеб и других подобных событий. На лицевой стороне святой открытки была иллюстрация, а на обороте – молитва или благочестивое обращение.) Мне было любопытно узнать, какие так называемые особые благочестивые практики могли культивировать мои учителя: какие образы они могли держать в уме во время молитвы. Я не питал особого уважения к братьям, которые учили меня. Я считал большинство из них невежественными и некомпетентными учителями. И всё же мне иногда было жаль их из-за их, казалось бы, унылой жизни, и мне хотелось бы узнать, просматривая их молитвенники, что многие из них могли вызывать богатый и разнообразный мысленный пейзаж всякий раз, когда молились.
Я помню только одну из карточек, на которую я украдкой взглянул. Она принадлежала одному из самых молодых братьев. Я знал этого человека по имени, но он никогда меня не учил. На лицевой стороне карточки было изображение Девы Марии. Изображённое лицо принадлежало молодой женщине, едва ли старше девочки, по-видимому, англо-кельтского происхождения и гораздо более привлекательной, чем многие подобные иллюстрации, которые я раньше видел на святых карточках. Оборотная сторона изначально была пустой, но владелец карточки написал на ней карандашом несколько резолюций того рода, которые ревностный молодой монах той эпохи, должно быть, часто писал на обороте святой карточки, произнеся эту резолюцию про себя, как будто в присутствии персонажа, изображённого на карточке. Я давно забыл все резолюции, кроме одной. Этот памятный отрывок гласит следующее: « Береги глаза, пока находишься в городе».
В первые десятилетия XX века религиозные ордена, состоящие из священников, братьев или монахинь, в основном обучали своих послушников, послушников и принявших монашество учеников вдали от столиц. Настоятели религиозных орденов, по-видимому, считали сельскую местность лучшим местом для обучения.
Место для молодых людей, которые могли бы поддаться искушению отпасть от своего религиозного рвения, если бы постоянно подвергались так называемым отвлечениям городской жизни. Некоторые ордена возводили здания по собственному проекту на окраинах провинциальных городов или поселков. Ордены поменьше приобретали и переоборудовали для собственных нужд особняки, построенные задолго до этого богатыми скотоводами. Братский орден, о котором идет речь, использовал в качестве учебного дома несколько новых зданий, расположенных вокруг особняка, ранее принадлежавшего, так сказать, знатной семье, в западном районе штата, прилегающем к его северной границе. Ученикам братьев иногда показывали фотографии их учебного дома. Я с трудом могу припомнить новые здания, служившие учебными классами и общежитиями, но я до сих пор помню здание, в котором находились братская резиденция и часовня: двухэтажное каменное здание, окруженное как минимум с трех сторон верандами на двух уровнях. На фотографиях, которые я видел шестьдесят лет назад, веранды были пусты, но сейчас я вижу их в тени множества решёток, увитых виноградной лозой, а кое-где обставленными стульями и кушетками из тростника. На одном из таких мест группа женщин собралась, словно позируя для фотографии. Некоторые из них пожилые, другие – почти девочки. Большинство в белых или светлых платьях, длинных, давно вышедших из моды. На некоторых – широкополые соломенные шляпы; другие прикрывают глаза руками, глядя на ярко освещенные пастбища среди преимущественно ровной, поросшей травой местности.
