Наша история была далека от идеальной — она была испачкана грязью, пропитана болью и оплачена слезами. Но она была нашей. И именно это делало её прекрасной. И я знала: какими бы ни были будущие бури, мы встретим их вместе. Потому что мы нашли друг друга. И этого было достаточно для самой лучшей из возможных сказок.

Эпилог

Ритмичные, почти гипнотические щелчки затвора сливались с отдалённым городским гулом, создавая причудливую симфонию момента. Ослепительный свет софитов бил в глаза, заставляя щуриться, но я ловила себя на том, что смотрю не в объектив, не в панорамы города, не в игру света — а только на него. Только его спокойные, тёплые глаза, в которых отражалось закатное небо и всё это невозможное, сбывшееся счастье.

— Bellissima! Прекрасно! — с темпераментным акцентом кричал фотограф, неутомимо меняя ракурсы. — Задержите этот взгляд! Magnifico!

Марк послушно придвинулся, его плечо коснулось моего обнажённого плеча. Его рука лежала на моей талии, и это было единственным твёрдым и реальным ощущением в этом парящем над миром волшебстве.

— До сих пор удивляюсь, как ты смогла убедить меня на всё это, — тихо, так, чтобы не слышал никто, кроме меня, произнёс он. В его голосе слышалась глубокая нежность.

Я улыбнулась, не отводя от него взгляда, позволяя легкой ткани моего платья трепетать на ветру.

— Потому что это красиво... — так же тихо ответила я, а затем наклонилась к его уху, чувствуя, как по его щеке пробегает лёгкая дрожь. — И ты красивый. Невыносимо красивый. А еще я вижу, что тебе тоже это нравится.

— Amore! Шёпоты — это очень романтично, но взгляд в камеру, per favore! — взмолился Паоло, но в его голосе слышалось одобрение.

Марк рассмеялся — тихим, счастливым, немного смущённым смехом, который знала только я. И в этот самый момент раздался очередной, решающий щелчок затвора.

— Bravissimo! — Паоло, кажется, подпрыгнул от восторга. — Capolavoro! Шедевр! Не двигайтесь!

Мы замерли, всё так же глядя друг на друга, и весь мир — шумный город, душистый ветер, уходящее солнце — сузился до пространства между нами. До его руки на моей талии, до моего дыхания на его щеке, до тихого счастья, которое уже не нуждалось ни в каких доказательствах. Оно просто было. Звучало в щелчках камеры, парило в розовом воздухе и жило в его влюблённом взгляде.

— Достаточно! — раздался наконец довольный голос Паоло, нарушая зачарованную тишину. Он опустил камеру, сияя улыбкой во всё лицо. — Все готовы к видеосъемке? Оборудование уже готовят внизу. Идемте, нас ждут!

Он сделал нам знак следовать за ним, уже деловито проверяя отснятый материал на дисплее. Его ассистенты проворно принялись собирать софиты и отражатели, их движения отточенные и быстрые.

Марк нежно коснулся моей руки, его пальцы мягко сомкнулись вокруг моих.

— Готовься к новому раунду, синьора Милеева, — прошептал он, и в его глазах плескалась тёплая, весёлая искорка. — И запомни этот момент. Именно так я буду всегда тебя любить. На вершине мира. В лучах заката.

Он бережно поправил сбившуюся фату, его взгляд скользнул по моим губам, и на мгновение мне показалось, что он вот-вот поцелует меня прямо здесь, перед всем городом. Но вместо этого он лишь улыбнулся — обещающе, счастливо — и предложил руку.

— Пойдём? Нас ждёт наш праздник.

И под аккомпанемент последних щелчков убираемой аппаратуры и восторженных возгласов Паоло, мы пошли к лестнице, спускающейся вниз, в шумный, полный света и смеха мир, где нас ждали самые важные люди в нашей жизни.

Вид, открывавшийся с бесконечной террасы виллы Чимброне в Равелло, был подобен ожившей фреске. Мы стояли на краю света, на самом острие Амальфитанского побережья, и Италия раскинулась у наших ног во всей своей ослепительной славе. Лазурная гладь Тирренского моря, пронзительная и бескрайняя, сливалась на горизонте с пастельным небом, уходя в сияющую, золотую дымку заката. Воздух был густым и сладким, напоённым ароматом лимонных рощ, цветущих олеандров и горного разнотравья. Тишину нарушал лишь далёкий, убаюкивающий шум прибоя, поднимавшийся с многометровой высоты, да счастливый смех, уносимый лёгким бризом. Это была не просто красивая картинка — это была сама Италия, вечная и прекрасная, затаившая дыхание в нашем самом главном дне.

И вот, запечатлев этот момент вечности, мы, взявшись за руки, двинулись вниз, навстречу нашему шумному, живому, настоящему счастью.

Внизу, на мостовой виа-Сан-Франческо, царило радостное столпотворение. Наши гости толпились у украшенных лентами машин, шампанское текло рекой, а воздух звенел от смеха и поздравлений на русском и итальянском. Когда мы вышли, нас снова встретили улюлюканьем и аплодисментами.

Пока я отряхивала с фаты лепестки роз, ко мне тут же подскочили Лиля и Даня.

— Ну наконец-то! Я уже думал, ты решила остаться жить на той крыше! — засмеялся Даня, по-дружески обнимая меня. Как сосед и старый друг, он позволял себе эту лёгкую фамильярность.

— Предлагал организовать спасательную операцию с верёвкой и альпинистским снаряжением, — с ухмылкой добавила Лиля, поправляя мою фату. — Выглядишь как самая счастливая невеста с обложки глянцевого журнала!

— Чувствую себя ею, — честно призналась я, глядя, как Марк в нескольких шагах от нас разговаривает с моим отцом.

Рядом с ним так же заботливо поправляла ему рубашку Надежда Павловна, о чём-то беседуя с моей мамой. Отец Марка стоял рядом с моим и тоже оживлённо участвовал в разговоре, попивая шампанское из бокала. Тем временем мой отец, заметно растроганный и сияющий, положил руку на плечо Марку.

— Ну, сынок, — сказал он немного хрипло. — Теперь она твоя забота. И твоя головная боль. — Он обнял Марка, похлопал по спине и посмотрел ему прямо в глаза. — Люби её. И всегда помни, какой силой нужно обладать, чтобы выдержать её характер. Я горжусь, что ты теперь часть нашей семьи.

В этот момент к нам подошёл взволнованный фотограф.

— Простите! — взорвался энергичный Паоло, врываясь в центр нашей компании. — Время пришло! Всё готово, пора! Украдём невесту и жениха! — Он сиял, как ребёнок, придумавший гениальный план. — Снимаем шикарное видео на закате! На мотоцикле! По серпантину, по пути к вашему ужину в ресторане! Гости едут сзади на расстоянии, чтобы не испортить кадр. Потом будете отмечать, все по машинам!

Он схватил меня за руку и потащил через толпу гостей, которые расступались со смехом и одобрительными возгласами. И тут я увидела его.

Марк уже сидел за рулём блестящего классического чёрного мотоцикла, и картина, которую я увидела, заставила моё сердце пропустить удар. Луч заката золотил хромированные детали, создавая вокруг него сияющий ореол, но это было ничто по сравнению с тем, как он выглядел. Я не могла наглядеться на него с самого утра.

На нём был идеально скроенный чёрный костюм, который сидел на нём так, будто был сшит именно для этого момента. Ткань, благородная матовая шерсть, подчёркивала ширину его плеч и стройность талии. Под пиджаком виднелась тонкая шёлковая рубашка цвета слоновой кости, расстегнутая на два верхних пуговица, выдавая его лёгкий бунтарский дух даже в такой торжественный момент.

Но больше всего меня поразил цветок у его сердца. К лацкану пиджака была приколота единственная, идеально белая эустома. Её нежные, бархатистые лепестки, похожие на шёлк, казались хрупкими и бесконечно смелыми рядом с этой брутальной мощью мотоцикла. Этот цветок был как обещание — обещание нежности посреди бури, тишины внутри хаоса, любви, которая сильнее любых обстоятельств.

В одной руке он держал свой шлем, а другой протягивал мне мой, с тем самым игривым и немного безумным блеском в глазах, который я так любила.

— Ты сумасшедшая, — сказал он, но его голос был полон обожания. — Но я так тебя люблю.

Я замерла на секунду, приняв решение. Вместо того чтобы взять шлем, я быстрыми шагами подошла к Лиле. Она смотрела на меня с широко раскрытыми от восторга глазами.