А вот модному художнику Гене Байдукову люди добрые посоветовали на полгодика смыться куда подальше, потому как Ахмет славился звериной жестокостью и запросто мог отрезать прыткому художнику самое дорогое, как он пообещал своим друзьям.

Причем Ахмету не составило бы особого труда списать эту редкую травму на последствия ДТП, потому как замом начальника столичного ГИББД был кунак и клиент Ахмета, который уже поручил своим майорам и подполковникам сочинить протокол, по которому в результате наезда автомобиля КАМАЗ на темно-синий "ягуар" водитель последнего получил бы травму органов размножения…

Тут как раз и подвернулось предложение Бальзамова поехать на Кубу.

В иных бы обстоятельствах избалованный вниманием и привыкший к комфорту Гена посчитал бы ниже своего достоинства ехать в какую-то экспедицию, где ни пятизвездных тебе отелей, ни персонального роллс-ройса с шофером.

Но тут обстоятельства такие случились…

А что до второго Викиного ухажера, то Женя Красновский был тоже хорош.

В свои (тоже, кстати, двадцать восемь) он благодаря талантам и удаче сумел добиться и славы, и денег, без чего в столицах вообще делать нечего.

Со второго курса филфака МГУ (куда уж круче даже по столичным-то меркам – разве что МГИМО!), Женя из чисто эстетической и философской неудовлетворенности перевелся на второй курс Литературного института. Туда его приняли из-за той славы, какой юный студиозус Женя к тому времени уже добился в Интернете, опубликовав там и раскрутив до бешеной популярности с помощью друзей – фидошных системщиков несколько скандальных повестей из жизни выдуманных им "лювимов" – этаких полу-эльфов – полу-троллей, живущих в Москве и приехавших сюда из некой разоренной перестройкой волшебной провинции… Лювимы были на лицо ужасные и вызывали у москвичей чувство гадостного омерзения, но добрые внутри. Лювимы делали добрые дела, но их всячески гнобила и московская власть, и бритоголовые пэтэушники из Ступино, Подольска и Люберец, и усатые толстые милиционеры, и даже бродячие московские собаки… Но на самом деле без их тайных добрых дел, которые лювимы творили, несмотря ни на какие происки властей и собак – то спасая попавших в беду хороших девочек, то выручая угодивших в ситуацию молдавских строителей, – без хороших дел лювимов жизнь на Москве была бы скучной и некрасивой.

Повести и рассказы Жени о лювимах приобрели такую популярность, что их перевели и напечатали в Париже и в Нью-Йорке. Женя получил премию "Букер" и блистал на Берлинской и Московской книжных ярмарках. Это была слава.

Вике импонировало, что сразу две знаменитости пали жертвой ее красоты.

Собственно, так и представляла себе юная актриса жизнь настоящей Марлен Дитрих, с которой всегда соотносила свои красоту и талант.

И беда была в том, что по своей блядской сущности Вика давала равные авансы обоим соискателям.

Ссора произошла в первый день больших перемен, когда Бальзамов заявил всем, что теперь бригады надо забыть и они будут снимать новое шоу про любовь.

Ну, тут у всех сразу прорезались страсть и таланты к сочинительству сценариев.

Художник Гена Байдуков предложил переформировать бригады по половому признаку.

Сделать отряд диких амазонок и группу потерпевших кораблекрушение матросов.

Матросы выброшены на берег волной прибоя и, очухавшись, начинают обследовать остров. А остров этот населен дикими и злыми амазонками, которые отлавливают мужчин только для продления своего рода, причем после спаривания мужчин убивают…

Однако потом у капитана корабля случается любовь-морковь с главной амазонкой и хэппи-энд в конце…

– Полная хуйня! – подытожил писатель Женя Красновский.

– Предложи лучше, – хмыкнул задетый за живое художник Байдуков.

Беседа проходила в присутствии большинства членов команды, за исключением разве что шофера Санчеса и неизвестно куда затерявшихся ди-джейки Ксаны Соловей и певички Вали Макрушиной по прозвищу Капля.

– Во-первых, это уже по жанру постановочное кино, а не реалити-шоу, – глядя на Бальзамова и ища в нем поддержки, сказал Женя. – А надо писать сценарий, исходя из того, что у нас хэппининг. Нам необходим элемент постоянного соревнования, чтобы зрители шоу переживали за любимого участника.

– Чиво? – Байдуков скорчил гримасу детского непонимания. – Какой еще хэппининг?

– Давайте забацаем такую тему, – Женя пропустил реплику злящегося Байдукова мимо ушей. – Пусть у нас будут принцесса этого острова. Ей надо выбрать жениха из нескольких кандидатов на ее руку и сердце. А в качестве короля острова, который отдаст победителю и дочку, и полцарства, можно снять нашего Санчеса, а что?

Бальзамов задумался.

– А что? Тема вроде как ничего, но из соревновательности тогда выпадают девчонки, – сказал продюсер в сомнении. – А нам надо, чтобы и девочки, и мальчики одинаково соревновались за зрительские симпатии и рейтинг.

– Вот! – обрадовался Байдуков. – Я же говорю, у писателя нашего только туфта про эльфов и мумиев-троллей получается, да и то, неизвестно еще у кого списанная, то ли у Астрид Линдгрен, то ли у Генриха Ибсена, то ли у Джоан Роллинг… Я хоть свои картины сам пишу, этого никто не оспорит.

– Знаем, как ты их рисуешь! – в запале воскликнул Женя. – Ты даже хуже Шилова-Мылова, который только и умеет, что сигаретки да медальки на портретах выписывать!

– И чем же это я хуже Шилова? – набычился Байдуков.

Ему было неприятно, ведь Вика Малаева сидела здесь и слушала их пикировку.

– А известное дело, как ты женам вице-мэров да депутатов на портретах по десять лет возраста убавляешь и по два размера бюста прибавляешь, – хмыкнул Женя. – Даже "Playboy" так своих девиц не фотожопит.

– Это художественное видение прекрасного, что ты в этом понимаешь! – натужно улыбнулся Байдуков. – Это художественное видение, это метафоричность…

– Пририсовать плоскогрудой жене вице-мэра бюст Мерилин Монро? Это твое художественное видение? – хохотнул Женя.

– Идиот, – покачав головой, сказал Байдуков, – и как такого идиота еще печатают?

– За идиота получишь! – вспыхнул Женя. – А насчет метафоричности, ты, осёл с красками! Ты бы лучше терминов этих не касался! Это не для ослов с мольбертами!

Метафора – это…

– Знаю, знаю, – со смехом перебил его Байдуков. – Метафора – это в стишках, это я знаю, и еще знаю, что по стишкам ты у нас спец! Ты у нас девушкам стишки пишешь и записочки в спальню подбрасываешь! Только вот целоваться на пляж девушки не с тобой ходят, поэтик…

И тут Женя вскочил и набросился на Байдукова.

Повалил на землю, нанеся ему пару впечатляющих хлестких ударов по лицу. И слева и справа.

Байдуков, не ожидая такого оборота, сперва растерялся, но быстро поднялся и принял боксерскую стойку.

Вообще, Байдуков был явно сильнее.

Мускулистый, атлетически сложенный, тренированный, он явно имел навыки бойца.

А вот у писателя Жени, кроме решительности и безрассудной прыти, иных преимуществ не было.

– Да разнимите их! – крикнула Лана. – Чего вы стоите смотрите?

Но Бальзамов и подоспевший к нему на выручку Коля Сигал остановили ринувшихся было разнимать.

– Не надо, пусть разбираются сами, – крикнул Бальзамов Игорю Марголину и Васе Дементьеву, изъявившим готовность растащить дерущихся.

Сигал с камерой на плече принялся снимать драку, и Бальзамов тоже ринулся за вторым "бетакамом".

– Вот это по-нашему, вот это по-бразильски, – приговаривал Бальзамов, притащив камеру, приладив ее на плече и принявшись снимать крупные планы.

Жене тем временем удалось нанести Байдукову еще несколько ударов и разбить ему нос. Художник же, придя в себя после первых пропущенных им ударов, теперь брал инициативу в свои руки. Байдуков дважды заученно, как в зале, подсекал Женю под выставленную ногу, одновременно хватая противника за кисть руки и толкая его локтем так, что тот, теряя равновесие, шлепался на землю. От града байдуковских ударов Женю пока спасала только невероятная юркость и проворство. Каждый раз после падения ему удавалось так быстро отползти и вскочить на ноги, что неповоротливый Байдуков опаздывал, и его удары не попадали в цель.