– Я был в номере отеля с любовницей, куда нагрянула моя жена… Зашла, увидела, схватилась за грудь…– запинаясь, понуро рассказывал мне о произошедшем холеный сорокалетний мужик, – Понимаете, Артур Титалович, я ее люблю и не хочу разводиться. Можно как-то отыграть произошедшее? Может искусственная амнезия?

– Я кардиолог, а не повелитель времени…-еле сдержал раздражение.

Меня, циника и гуляку, тянет к своей пациентке. Она не в моем вкусе, замужем, а я одержим ею…

А потом я узнал ее тайну…

Все началось в дождливую пятницу. Такие дни я терпеть не могу. Люди становятся вялыми, уставшими, и, как назло, у них вдруг вспыхивает желание умирать – у кого от тоски, у кого от лишнего сахара в крови.

В приемном покое уже собирались закрыть смену, когда в дверь буквально ввалилась Алина, дежурная сестра, с лицом, как будто увидела смерть лично.

– Артур Титалович, прием! Скорая с подозрением на острый коронарный синдром, женщина, двадцать один год, без сознания!

– Документы есть? – бросаю, поднимаясь. Уже знаю – молодая, худая, сейчас опять окажется, что злоупотребляла энергетиками, сожрала таблетки, а сердце не выдержало. Типичная история.

– Да, все при ней. Привезли из отеля. Там еще… муж на ресепшене. Очень настаивал, чтобы Вы приняли его лично и пообщались.

А вот это интересно… Что, парочка с нестандартными сексуальными экспериментами? Мда, довыеживались, герои-любовники…

Промолчал, негоже сыпать скабрезными шуточками, когда человек при смерти. Молча надел халат. Меня не интересуют драмы в отелях. Меня интересует ритм – синусовый или нет. Все остальное – театральный реквизит.

Когда ее везли мимо на каталке, я мельком взглянул. Русая, почти белокурая, и на этом фоне – совершенно белое лицо. Глаза закрыты. Пульс нестабильный, аритмия, слышу по приборам.

Захожу следом в палату.

Пока подключают к стационарным системам, пробегаюсь по анамнезу. Немного заштормило…

«Астахова Вероника Алексеевна, 22 года. Пациентка поступила в приемный покой в состоянии средней тяжести с признаками нарушения ритма сердца (желудочковая тахикардия, нестабильная гемодинамика). Госпитализирована с подозрением на острый коронарный синдром (ОКС)… В анамнезе – пересадка сердца. Дата операции: пять лет назад. Возраст донора – 32 года, женский пол. Клиническое восстановление после трансплантации – успешное, без признаков отторжения, на постоянной иммуносупрессивной терапии (циклоспорин, микофенолат мофетил)… Со слов сопровождающего лица (муж пациентки) эпизод был спровоцирован сильным эмоциональным стрессом. Пациентка упала в обморок, жаловалась на острую боль в грудной клетке, выраженную слабость, затрудненное дыхание…»

Сняли ЭКГ, подтвердили предынфарктное состояние. Никакой хирургии – только стабилизация, нагрузочная терапия, наблюдение.

– В кардиологии оставить, под капельницу. Отдельную палату дня на четыре. Без посещений, – бросил я Алине.

Она кивнула. А я пошел в приемную, где в углу как раз сидел тот самый муж. Странноватая пара. Хотя о чем это я. Это у нас, врачей, все тривиально- драмы, любовь, скандалы-интриги-расследования, как итог- полный швахт в личной жизни к среднему возрасту. А это типичная история «успешный мужик- юная нимфа». Мужчина лет сорока, холеный, но явно на взводе. Жамкает смартфон, пытается выглядеть спокойно, но по глазам вижу – паника. А еще стыд. Такой себе коктейль. Привычный.

– Артур Титалович, здравствуйте, – встал, чуть поклонился. О, надо же. Какая честь от мужика с часами из эксклюзивной линейки «Ролекс», -Меня зовут Дмитрий Григорьевич Астахов. Я… муж Вероники.

– Приступ случился внезапно? Что она принимала? Есть хронические заболевания помимо факта трансплантированного органа?

– Все было нормально. Просто… – он замялся, в глазах паника усилилась. Мда, забегали у него глазки. Ох, как же забегали…– Мы были в отеле. Я не ожидал, что она придет вообще. Она не должна была знать…

– То есть…-даже переспросил не поверил…

Она точно его жена, а не юная любовница?

– Я был… не один, Артур Титалович. С любовницей. Вероника застукала нас в номере отеля и ей стало плохо. Надеюсь, мне не нужно сейчас тут посыпать голову пеплом. Дело мужское. С кем не было… Я жену свою люблю…

Я молчал, пораженно слушая его.

Нет, я не святой.

От слова совсем.

Но даже меня от этого цинизма пробирает до косточек…

– Она зашла. Увидела. И у нее началось. Схватилась за грудь. Еле дышала. Упала…

– Понятно, – кивнул, подавляя эмоции, – Стрессовый фактор, все ясно. Сейчас ее стабилизируют, будет под наблюдением.

Он подошел ближе. Понизил голос.

– Артур Титалович… я умоляю, не давайте пока никому из прессы знать. И… если можно, не пускать ее мать. Я сам все объясню. Она у нас… вспыльчивая.

– Мы врачи, а не пиар-агентство, Дмитрий Григорьевич, – отрезал я. – Она поступила по скорой, без сознания. Все действия – по протоколу.

Он выдохнул. Долго. Как будто этот выдох вытянул из него остатки чего-то мужского. Потом добавил:

– Артур Титалович… я не хочу ее терять. Я… понимаю, как это выглядит. Но я не знал, что она так отреагирует. Я виноват. Я ей… изменил. Один раз. Это ошибка. Но она для меня важнее всех. Может есть какая-то таблетка? Ну, там амнезия… Под стресс списать…

– Я не повелитель времени и не полиция нравов, но Вам сейчас лучше заткнуться, Дмитрий Григорьевич. Мы полчаса назад откачали вашу жену, а вы мне предлагаете сейчас играть на ее психосоматике и вегетативной системе? Меня за такое лишат врачебной аккредитации. Я уже молчу вообще про общечеловеческую этику…

Резко развернулся и пошел в свой кабинет. У этого мужика на лице было все сразу – вина, страх и еще что-то мерзкое. Как у тех, кто теряет контроль, но хочет вернуть свою игрушку назад. Только вот это не игрушка. Это человек. С сердцем, которое теперь в моих руках.

Я зашел к ней в палату на следующее утро. Хотел убедиться, что ритм восстановился. Чисто профессионально. Без лишнего внимания, хоть эта история, признаться, и триггерила меня.

Вот что ему надо? Молодая жена, красавица, переживает, раз свалилась с приступом…

А ему шлюху подавай в отеле…

Неисправимые кабели.

Поймал свое отражение в зеркале.

Чья бы корова мычала, да, Артурий?

Когда вошел, она уже смотрела в окно. Большие серые глаза. Лицо – как у фарфоровой куклы. Хрупкое. Прозрачное. Волосы растрепаны, губы чуть покусаны. Она обернулась и наши взгляды встретились.

Черт.

Это было странно. Как будто во мне что-то дрогнуло. Будто воздух между нами стал плотнее, гуще.

Это на молодую хрупкую, почти прозрачную девочку такая реакция?

Она не в моем вкусе. Я люблю ярких женщин, сочных, колоритных, преимущественно брюнеток, а эта… девочка совсем… Она на дочь Астахова тянет, а никак не на жену…

– Доброе утро, Вероника, – сказал я, стараясь говорить ровно, – Я Артур Титалович, главный кардиолог этого центра, ваше состояние в моем ведении.

Она кивнула слегка. Потом прошептала:

– Спасибо, доктор. Я… даже не помню, как все произошло,– дрожащими руками потянулась к лицу. Прикрыла глаза. Ногти ухоженные, но без нарочитого маникюра.

– Такое бывает. Организм просто не выдержал. У вас были серьезные симптомы, но сейчас все стабильно.

– Это все… он, – вдруг тихо сказала она. – Я не хотела все это видеть. Просто… сердце. Как будто кто-то вырвал его из груди.

Я замер. Медленно подошел ближе. И все же что-то в ее голосе, в этой защищающейся хрупкой позе, в запавших глазах – цепляло. Не как врача. Как человека. Как мужчину.

– У вас по жизни много стресса, Вероника? – спросил я тихо, почти шепотом.