– Да, – проговорил Гутхорм. – Самые уязвимые места.

Когда чаша опустела, Гутхорм крикнул:

– Вставайте воины, да пребудет с вами ветер силы, побеждающий смерть и дарующий жизнь!

Парни вскочили, довольно сверкая глазами, исполненные веселой жизненности. Схватив врученные им бадьи, они вприпрыжку побежали к реке умываться. Кровь из туши перестала струиться. Хельги выплеснул остатки из деревянных чаш на камни и подставил руки под воду, которую поднес Хотнег. Гутхорм протянул Хельги братину с элем.

Молчаливые мужчины, стоя у костров перед деревом, теряющим свои ржавые листья, передавали друг другу братину и пили за новых воинов.

Работники Хельги скинули рубахи для кровавой работы с тушей. Они срезали уши, надрезали в нужных местах кожу, орудуя короткими ножами, содрали шкуру, вскрыли шею и грудную клетку быка, перевязав пищевод, вывалили внутренности на расстеленную тут же у корней дерева шкуру. Как раз пришли омытые от крови мальчишки. Инги вздрогнул, увидев груду внутренностей.

Хельги приказал им одеваться, а сам, подойдя к туше, срезал быку щеки, вырезал язык и, очистив, бросил в висящий над костром котел с водой, потом извлек печень и бросил туда же. Трэлли полили ему на руки, он велел им довести воду до кипения и слить ее, потом снова залить котел водой и добавить туда очищенные луковицы.

Трэлли, взяв за разные концы шкуру, вынесли внутренности в яму далеко за забором. Хельги проследил за тем, как они начали разделывать быка, выкладывая мясо на вновь расстеленную шкуру, затем кивнул головой, что все правильно, и, обернувшись к Гутхорму и другим, поднял руку, приглашая в вейхус.

Там Хельги взял с каменного стола кольцо и встал рядом со священной скамьей. Гутхорм сел напротив, остальные расселись на скамьях вдоль длинных стен. Хотнег наполнил элем братину и подал Хельги, тот, сдвинув кольцо на локоть, вознес братину перед священной скамьей меж резных столбов, затем плеснул на каменный стол и передал ее Гутхорму. Пока братина шла по кругу, Хельги держал такую речь:

– Ныне вы, молодые и сильные, стали не просто братьями Древнего быка, взявшего вас под свою защиту, вы сами стали им! Века назад воины разделились на два потока. Одни воспевают красоту и благородство рогатых, защищающих свое стадо, другие, хитрые и безжалостные, подражают волкам. И те и другие нужны в этом мире. Волки лучшие убийцы, чем олени, но волки не умеют создавать красоту. Рогатый самец, будь то олень, лось, тур или бык, стоящий на краю поля, освящает своей статью весь окружающий мир. Бык не спит глухой ночью, когда волки крадутся к спящим коровам и телятам. Рогатый стоит на страже, недаром конунги древности украшали свои шлемы рогами туров. Они – защитники.

Братина, совершив круг, вернулась к Хельги, и он испил остатки. Хотнег снова наполнил братину, и Хельги, сделав глоток, снова пустил ее по кругу.

– Бегущая стая волков наполняет этот мир движением времени. Пасущееся стадо под присмотром быка – что может быть красивее? Красота и бегущее время. И то, и другое важно в этом мире. Но сейчас наступает время войны, поэтому так важно для всех нас созидать мир. Гутхорм, и я, и наши братья смогли обустроить здесь, в Ормаланде, мирную жизнь, в которой вы выросли, но теперь мы с горечью отправляем вас на войну! Но… молю вас: пронесите через этот поход в самих себе мир и умение создавать и обустраивать жизнь!

Хотнег опять наполнил братину и подал Хельги. Тот, сделав глоток, передал ее Гутхорму.

– Любая жертва – это залог будущего. Благородные люди понимают время и жертвуют ради него. Никчемные живут сегодняшним днем и простыми порывами, как животные. Сегодня мы почтили дух быка ради вашей целостности и ради будущего нашей земли, теперь вы ее защитники. Защитники упорядоченного хода вещей. Даже в горячке боя не опьяняйтесь кровью, как волки! Не убивайте зря, берегите свою честь и спокойствие внутри себя. Хейлаи, ясени битвы! Хейлаи!

Трэлли подали хлеб и очищенный лук, внесли деревянные миски с ложками, а скоро поспела и мясная похлебка. На каменный стол установили котел. Годи черпаком с длинной рукоятью стал наполнять миски. Совместное застолье воинов в священном доме проходило спокойно и с пониманием важности свершенного.

Уже в эльдхусе, продолжая застолье, Гутхорм сказал Хельги, что не припоминает, чтобы во время их посвящения говорили такие слова, какие Хельги говорил сегодня про волков и рогатых.

– Нам и не говорили, – признался Хельги. – Просто за прошедшие годы я встречался со многими знающими людьми и много что понял. Обряд Древнего быка совершается так давно, что все уже забыли, что он обозначает, помнят лишь о наделении неуязвимостью и о скреплении братства.

– А пляска Инги? Ты его научил? – спросил Гутхорм.

– Нет, я сам был поражен тем, что вспомнило его тело. Знающие люди говорили, что в былые времена молодые воины так плясали, но мы с тобой ведь так не делали.

– Ну, знаешь! Нас тогда спускали в яму и заливали сверху кровью убитого быка. В яме особенно не попляшешь.

– Да уж. Это было как смерть и новое рождение из земли и крови.

– Спустя годы понимаю, что это так, – кивнул Гутхорм. – А тогда были одновременно ужас и радость. Получается, твой Инги не только эрил, знающий руны, но и… нойда?

– Не знаю. Хотя давно уже замечаю, что многие вещи он понимает лучше меня.

Гутхорм с удивлением взглянул на друга.

– Надеюсь, он станет хорошим советчиком для моего Оттара! Таким же, каким ты был для меня.

– Надеюсь, Оттар будет его так же оберегать, как ты берег меня!

За вечерним возлиянием Гутхорм объявил своим дружинникам, что пора и честь знать. Выпито, съедено и сыграно столько, что об этом можно будет еще долго вспоминать.

Хельги подготовил каждому уходящему из его годорда юноше оружие – копья, топоры, щиты. На щиты его помощники прикрепили куски шкуры жертвенного быка, что издревле считалось лучшей защитой для молодого воина. Такой же щит подготовили и для Оттара.

Когда подростки разошлись по родственникам, Хельги обнял сына за плечи и отвел в свои покои, прихватив масляный светец. Там отец вручил Инги тяжелое копье с длинным наконечником, которое стояло в вейхусе рядом со священной скамьей. Отдал сыну и свою старую кольчугу с рукавами до локтей и доходящую почти до колен. Трэлли еще днем почистили ее и смазали жиром. Хельги опустил кольчугу на поднятые руки Инги и расправил на нем, затем опоясал ремнем с навешенными на него боевым ножом и поясной сумкой. Достался Инги и кожаный шлем с подшлемником. Такому вооружению могли позавидовать и люди херсира. Инги, правда, в боевом наряде чувствовал себя несколько неловко.

– Ты видел свои руны на этот путь? – спросил Хельги, оглядывая сына.

– Много препятствий, задержек, несвязностей. Возможно, это к лучшему… Дольше проживу, – усмехнулся Инги, удивляясь весу кольчуги. – Весь поход под знаком льда! Сплошное промедление… А в конце пути опять эта странная руна Альгиз.

– Это жертвенный дуб, раскинувший свои ветви, это лось, поднявший рога, это окончание и начало нового. А руна льда – не только промедление, но еще и стойкость! Воля стоять, когда хочется убежать и спрятаться! Тебе придется проявить упорство, чтобы выжить и вернуться.

Хельги достал свой ларь и отсыпал сыну серебра. Инги удивился щедрости отца, но Хельги сказал, что сыну нужно будет встретиться с живущим близ Хольмгарда Ахти.

– Передашь ему вот это обручье, чтобы он принял тебя как подобает. А от него мне нужны такие присадки, – и Хельги стал долго объяснять, какие составы ему нужны для травления и прочей работы с железом, серебром и бронзой, что можно взять у Ахти, а что лучше выменять в Алдейгье, где рано или поздно они с Сигмундом окажутся.

Инги топтался перед Хельги, покрываясь потом, а тот прервал вдруг свои перечисления, взглянул на него и сказал:

– Сын есть истина для отца. И сейчас, когда мне надо тебя отпустить, я понимаю, сколько всего не сказал и не передал тебе, как растратил время. Ты не обучен для боя, и это моя вина! Я так уверовал в то, что Ивар и его соседи, а потом мы с Илмой научились поддерживать правильный ход вещей на этой земле, что забыл о внешнем мире. Больше тратил время на свою кузницу и размышления о рунах, чем на твои умения и навыки. Я растил из тебя бонда и эрила, а не воина. Прости меня! У времени свои законы, а я вообразил, будто мы создали островок вне окружающего мира, но война там идет тысячи лет, и к ней надо быть готовым.