Девушки ждали. Охотник снова повернулся к ним, не слушая советов, взял за плечо одну. Она была выше него ростом, крепкая, вовсе не похожая на рабыню, в платье с вышивкой, передник в темно-синюю полоску, серые глаза смотрели холодно и насмешливо.

– Вот эту девчонку я, пожалуй, возьму, – охотник подтолкнул ее к Гутхорму. Тот подтвердил переход рабыни в его собственность. Хельги и неревцы свидетельствовали.

– Пошли, – взял Хуурту ее за руку. – Как тебя зовут-то? Саукко, Выдра? Лучшее имя для жены охотника!

– Ты назовешь ее женой? – строго спросила Гордая Илма, оказавшаяся у них на пути.

– Если Добрая Илма говорит за нее…

– Говорю! Я знаю род ее, если не обидишь, она может принести тебе удачу, а я хорошее приданое приготовлю для настоящей свадьбы!

– Сговорились! – На лице охотника застыло выражение изумления от происходящего. – Как по первому снегу схожу на охоту, добуду лося, тогда соберу свадебный пир, приглашу свидетелей на свадьбу, так!

Гордая Илма посмотрела на Хельги. Улыбнулась. Сосед знал свое дело. Осталась дочь Саукко в этих лесах! А уж Илма постарается, чтобы свадьба была настоящая, с приданым и свадебным даром от охотника. Хотя надолго ли задержится здесь этот странник, кто знает.

Вокруг радовались зрители, девчонки и мальчишки разносили ковши с бьёром – не было ни осени, ни грядущей зимы, ни войн, ни похода заморского вождя: как всегда в игре – большое время остановилось.

Луг, протянувшийся от дома Хельги до святилища, теперь превратился в поле для игры в мяч. Появился и сбежавший было после обидного проигрыша Инги, сумрачно веселый и сосредоточенный. Участники скинули верхнюю красивую одежду, игра предстояла жаркая. Расставили игроков по силам или ожиданиям. Годи установил мяч, отошел в сторону и крикнул начинать.

Побежали навстречу друг другу парни, столкнулись так, что отлетели друг от друга, сцепились, завертелись в схватках, пытаясь откинуть мяч своим. Земля тряслась от топота и падений тел, столкновения становились все ожесточеннее, женщины визжали от ужаса и восторга, а старики-лесовики, оставшиеся зрителями, лишь качали головами – если эти парни таковы в игре, каковы же они в бою?

Мяч надо было закатить в ворота святилища, и продвижение одних вызывало сопротивление других, но после перехвата мяча только что наступавшие занимали оборону.

Радости движения и преодоления хватило ненадолго. После нескольких заносов в ворота, когда грязные, потные и радостные игроки уже достаточно измотались, набили шишек и синяков, игроки преувеличенно замученными голосами стали требовать выпивки.

Годи, следивший за соблюдением правил во время игры, набегавшийся вместе со всеми, поднял руку и, окинув взглядом притихшую толпу мужчин и мальчишек, спросил Гутхорма:

– Согласится ли херсир помочь завтра в одном деле? Если дело удастся, Гутхорм с людьми могут остаться сверх обычного срока и попировать еще пару дней.

– Какое же дело требует помощи херсира? – приосанился Гутхорм, измазанный грязью до самой макушки.

– Огонь без новых дров пожирает себя, вода без притока застаивается и портится, – начал издалека Хельги.

– Красиво говоришь, Хельги, – догадался по зачину Гутхорм. – Род без свежей крови хиреет.

– Объединение родов сопровождается дарами. Дары порождают время годового круга, время порождает имущество, имущество порождает доброе семя, семя порождает истину, истина укрепляет род.

– Род создает память! – продолжил слова Хельги Гутхорм. – Увязать прошлое с будущим, разве может быть что-либо более достойное для херсира? Чье же будущее мы будем увязывать, славный Хельги? Чье слово стоит того, чтобы скрепить связь и затем пировать, как пируют достойные люди?

– Как пируют достойные люди! – гаркнули радостно десятки глоток.

– Завтра нам нужен достойный сват, чтобы сосватать моему сыну дочь Гордой Илмы! – закончил свои загадки Хельги.

– Херсир с дружиной – лучший сват! – подтвердил Гутхорм. – Мы все поучаствуем в этом деле!

Игроки дружно подтвердили обещание херсира.

– Тогда бани готовы, там вас ждет яблочный бьёр, а вечером за столами лучший эль, приготовленный моей женой!

Гордая Илма покачала головой и махнула своим родственницам, что пора возвращаться и готовиться к встрече сватов. Илма, понадеявшаяся, что Инги пришел в себя после поражения, дернулась было к нему, но мать окликнула ее. Правила свадебной игры требовали соблюдения степенности и достойного расстояния.

Руна, жена Хельги, также окликнула своих служанок, побежавших было вслед за игроками, и заставила отправиться к дому. Хозяйкам надо было готовить и тот, и другой дом к большим событиям.

Остальные зрители вместе с игроками шумной толпой отправились в сторону бань, натопленных трэллями Хельги. Разгоряченные игроки несли свои одежды и оружие, молодые женщины и девчонки веселились в ожидании совместного развлечения, их звонкие голоса долетали до священного дуба, в ветвях которого висел одинокий зритель.

На берегу реки, у костров трэлли Хельги выставили здоровую бадью яблочного бьёра с зацепленными за край черпачками. Игроки бросились к питью, но Инги и без бьёра чувствовал себя от всего происходившего сегодня слегка пьяным. И было отчего: на тинге объявили, что он идет в поход, сегодня же он стал участником человеческого жертвоприношения, которого ни разу до этого не видел, да еще и проиграл в долгожданном соревновании в стрельбе. Теперь же, услышав о сватовстве, он был совсем не в себе.

Мужчины опустошили бадью на раз, и трэлли побежали наполнять ее снова. Игроки развесили верхнюю одежду на сушилки для сетей, что-то бросили на дрова и под навесы, а сами, как были, в грязной после игры в мяч одежде, полезли в осеннюю воду. Девчонки, посмотрев друг на друга, хихикнули и, скинув рубахи под банными навесами, нагишом бросились в бани.

Хельги и Гутхорм со старшими дружинниками пошли в просторную новую баню, младшим досталась старая с маленьким, затянутым бычьим пузырем оконцем, но в ней было куда веселей. Девчонки веселыми птичками тесно расселись на нижних лавках в темной парилке. Парни, прибежав с реки, полезли на верхние полки́. Взаимные шутки и насмешки зазвенели под низким потолком. Инги по-хозяйски устроился рядом с большущей пышущей жаром каменкой. Эйнар и Оттар учили друг друга, как правильно париться, а Инги молчал и даже не пытался рассмотреть цветник из девчонок, которых в темноте было еле видно. Слова отца, сказанные херсиру на поле, крутились в его голове. Когда-то тот объяснял ему связи рун между собой, но тогда это казалось пустым умствованием, а сейчас слова о дарах и прочем прояснили одну из последовательностей рун прямо во время сговора на сватовство.

Включаться в общий разговор Инги не хотелось, хотя народ вокруг получал удовольствие от тепла и дружеского трепа. Посидев с опущенной головой, он вдруг решил, что после всех сегодняшних событий надо бы пропариться так, чтобы изнутри зачесались кости. Подождав еще немного из вежливости, Инги мрачно зачерпнул ковшиком с длинной ручкой воды из бадейки и богато плеснул на черные камни. Баню, видимо, топили с утра, так что от каменки с шипением ударил такой жар, что народ затих, склонив головы и прикрывая уши. Инги, посидев еще немного, пот уже лился с него ручьями, зачерпнул и поддал снова. Пар с шумом выдавил из камней такую волну жара, что девчонки чуть ли не на четвереньках побежали вон из парилки.

– Вот это да! – прошептал рядом Альгис, которому от жара даже рот тяжело было открывать.

– Хорошо-о-о! – согласился Эйнар, пригибая голову к коленям.

Тут Инги крутанул над собой березовым веником, так что раскаленный воздух волной обрушился от потолка вниз. Сыновья Грима скатились с полков на пол. В их краях так не парились. За ними посыпались парни Оттара. Сам Оттар, зажав уши ладонями и пригнувшись пониже, терпел. Инги вошел в раж, принялся хлестать себя веником, и на соседей пошли волны такого жара, что они стали отползать от него подальше, а потом и вовсе повыскакивали из парилки. Инги, покачиваясь, двинулся на выход только тогда, когда в парилке никого не осталось.