– А зачем они приехали-то?
– Да вот на эту льготную справку, что с полосой, нам дали для получения лекарства, ещё одну полосу будут ставить – крест накрест. Кому поставят, тому будут любое лекарство давать без задержки и без рецептов.
У Ивана глаза загорелись. Такой щедрости от государства он не ожидал. Но кто может у нас в России знать, что выкинет родное правительство сегодня или завтра, чтобы очередной раз сирых и убогих разделить на ранги.
– Ну, сбегай.
Ванька остался с орущим Андрюшенькой. Агукал, качал, таскал его по квартире, но тот орал, словно у него была спущена пружина, всё поглядывал в окно. Вон и Витька обратно бежит.
– Ну, показывай, – кричит Иван.
Витька даже обиделся за такое недоверие.
– Ты что, Ваня, разве не знаешь, что у нас всё делается чинно, сегодня сдал документы, послезавтра пойду получать. Тебе же тоже надо вторую полосу вварганить.
Витьке совсем не хотелось делить чакушку с Иваном.
– Да не забудь ещё бумажку с ИНН, без неё, заразы, нынче ничего нельзя. Даже бабы давать не стали пока не покажешь. Бери на всякий случай все документы, что есть, и беги. Я еле уговорил принять, принесу, мол, после обеда.
Иван спешно собрал всё, что было бумажного с его именем, даже бумажку о штрафе из милиции. Жена недоумевала, что это ему взбрело, не к Глафире ли уходить собрался. Была у Ивана такая зазноба год назад, давно было, но память женская ничего не забывает. Робко спросила:
– Что, Ваня, стряслось?
Иван спешил и объяснять не стал, только сказал:
– Скоро возвернусь, – и полетел.
До пункта было более километра. Можете представить, что было с Иваном, когда он пытался всучить фельдшеру документы, а тот хлопал глазами, и ничего не мог понять.
– Опять всё по блату – своим да нашим, – кричал Иван, тыча в лицо документом, без которого бабы не дают. – Пусти, я сам с комиссией потолкую.
– Что за комиссия? – перепугался фельдшер.
Покричав друг на друга с полчаса и высказав всё, что думают и что было на душе у каждого, они догадались откуда ветер дует, как только Иван назвал Витьку, ссылаясь на его справки, фельдшер всё понял. Одураченный Иван кинулся бить морду Витьке, но тот прочно сидел под замком и до прихода жены никому не открывал. На угрозы Ивана он реагировал слабо и отнекивался, но открыть Ивану наотрез отказался. Несмотря на все его уговоры и угрозы, Витька мужественно не открывал дверь. Поорав и обругав всякими собачьими словами Витьку, Иван пошёл в свой подъезд.
Носки
Носки у Петра прохудились ещё в прошлом году, но он мужественно продолжал их носить. Так как ботинки его сверху были совершенно целыми, лишь покрылись трещинами и царапинами, дырок на носках не было видно. Манжеты их тоже были целы, только резинки ослабели, и носки всё время съезжали вниз. И Петя был похож на командира красной армии в хромированных сапогах.
О любви
Никто не знает законов зарождения любви. Чем руководствуется она в своём развитии? Да и есть ли такие законы, если любовь обычно просыпается вопреки всяким законам и правилам, иногда на почве совсем не пригодной ни для какого роста. Ни родовые, ни сословные различия не могут остановить её развития. Вероисповедание, язык – всё исчезает с её пути. Ярче всякого сияния, сильнее грома бьёт она человека в самое сердце, раня, а иногда исцеляя его душу. Годами, мучаясь и страдая, может человек созерцать предмет своего обожания, боясь показать своё страстное влечение к этому предмету.
Любовь не зарождается, она обрушивается горным обвалом или селем проливных дождей, подминая и хороня под собой гордость, честь, важность. Богатство или нищету души. Человек после этого ещё живёт, но не ощущает полноты жизни, не видит вокруг себя ничего и ничего не чувствует, кроме массы этой тяжести.
Излечиться от любви не возможно и человечество нашло другой путь в своём эволюционном развитии. Человек просто изжил это чувство, как анохронизм, как излишнюю преграду на своём пути. Теперь любовь считается привязанностью, привычкой и даже ложью, хотя тоже очень болезненно, но не смертельно.
Благодаря такому эволюционированию, человек потерял чувство меры, совести, долга. Потерял своё лицо и живёт под маской лицемерия. Слова: Родина, любовь, семья для него уже ничего не значат. Он всё это заменил одним ёмким словом – капитал. Есть капитал – будет всё: покупная любовь, покупная преданность, дружба. Но всё это также обесценивается, девальвируется как капитал. Но инстинктивная потребность любить проявляется, разбивая все устои капитала, и человек не знающий что такое любовь, начинает дичать, сходить с ума и делать всякие непотребства.
Нищету души не спрячешь за пачкой долларов. В результате богатый человек становится несчастнее любого бедняка, не знает покоя и счастья, но обратной дороги нет, а что там, за горизонтом, не дано знать никому.
Человеческая суть
Богатырский сон и хилая бессонница живут рядом. Оба злые друг на друга. Один завидует, что сосед спит, другой его презирает за ночное бдение, хотя один другому не мешают. А злость копится и в конце концов человек от злости теряет свой богатырский сон, а другой с радости, что у соседа такая беда, начинает сам спать как сурок в холодное время года. Периоды чередуются и со временем не найти врагов злее, чем соседи.
Так начинались распри, войны и даже восстания, а после великих потрясений никак не могли разобраться из-за чего сыр бор разгорелся. Одни доказывают, что из-за сна, другие, что из-за бессонницы, и поскольку обе стороны правы, уступать не собирается никто, назревает новая катаклизма уже в рамках выяснения что почём. В результате бьют и сонных и тех, кто вообще не спит, но правда должна восторжествовать, тем более, что она у каждого своя. Добро должно победить, но о нём тоже у каждого своё понятие.
Вот такая бесконечная, мелкая возня и является человеческой сутью, целью его бытия. Сегодня победили и празднуют сонные, а неспавшие говорят, рано празднуете, хорошо спит тот кто засыпает последним, а мы ещё бодрствуем.
Жизнь течёт и продолжается дальше. А там глядишь у кого-то забор упал на усадьбу соседа, и значит опять есть причина набивать патроны и точить ножи, проще бы поставить совместными усилиями этот заборишко, но тогда исчезнет такая веская причина дать соседу в морду, а это уже неинтересно, слишком долгой и пресной покажется жизнь.