В школьных раздевалках действительно было тесно, и там всегда происходили свалки. По этому поводу Булкин, бригадир производственников, обследовавших одну из московских школ, сообщал в районный отдел народного образования: «Я посетил школу… очень узкие лестницы, которые не могут нормально пропускать ребят. Никуда не годится вешалка. Я сказал директору, что если ты ее не переделаешь, то каждый день должен ждать, что маленького ребенка придушат. Вешалка такая: две большие комнаты, а вход один и расстояние (надо понимать проход. – Г. А.) очень узкое…»
Хороших школьных зданий в Москве в те годы было мало. Приходилось учиться в тех, которые имелись в наличии. А некоторые построили в прошлом, ХIХ веке. На 2-й Тверской-Ямской и на Никольской (напротив Кремля), например, стояли школы, построенные в 1800 году, на Новорогожской улице – в 1810-м, на улице Воровского (Поварской) (дом 1, на том углу, где стоит белая церквушка) – в 1830-м. С середины прошлого, а теперь позапрошлого века стояли школы в Каретном Ряду (это дом между Малым и Средним Каретными переулками, там еще был магазин «Рыба»), в Измайлове, на Домниковке. В некоторых школах из-за их ветхости даже физзарядки не проводились. Боялись, что школа развалится.
А вот как выглядела школа № 20 Ленинского района в 3-м Михайловском переулке, о которой мы уже вспоминали. «Школа сама по себе построена неудачно, вредительски, – рассказывала Е. В. Мартьянова. – Преподаватели жалуются, что негде развернуться… Коридоры настолько узкие, что можно, став посередине, коснуться обеими руками стен… Никакого рекреационного зала нет… стены грязные, двери закрываются изнутри палками».
Слово «вредительски» отвечало духу времени, шел 1937 год, а вот слово «рекреационного» Мартьянова взяла из дореволюционного лексикона, и это не случайно. Ведь она еще в 1905 году окончила Бестужевские женские курсы в Петербурге, став учительницей в сельских школах Екатеринбургской губернии. Там она вышла замуж за учителя, родила дочь и трех сыновей. Муж в 1927 году умер от чахотки. Одного из сыновей в 1918 году расстреляли белые, другого белые убили на Гражданской войне, а третьего – убили фашисты в Великую Отечественную. В сороковые годы Екатерина Васильевна работала директором женской школы № 29 Фрунзенского района Москвы, находившейся в доме 4 по Смоленскому бульвару. Здание это стоит и поныне. Добавлю еще, что Екатерина Васильевна была той самой «сельской учительницей», прообразом героини фильма Марка Донского, которую сыграла Вера Федоровна Марецкая.
Во многих построенных до войны школах отсутствовали не только рекреационные, но и физкультурные залы, а вот кабинеты для занятий физикой, химией, биологией имелись кое-где, и занятия в них проходили интересно и с пользой. Старый москвич Георгий Петрович Михайловский рассказывал мне о том, как в кабинете физики студент электротехнического института учил их делать электропроводку, а в кабинете биологии, заросшем, как джунгли, растениями, они как-то препарировали бычьи глаза, привезенные для этого с бойни. Он рассказал и о том, что в их школе имелись столярная и слесарная мастерские, где их учили разным способам обработки дерева и металла.
Конечно, Георгий Петрович учился в хорошей школе.
Однако в Москве были школы и получше. Назывались они «образцово-показательными». В одну из них попал, кстати, и Георгий Петрович за победу в «академическом бою». В классах таких школ училось по двадцать, а не по сорок учеников, как в обычных школах, да и преподаватели там проходили особый отбор. Например, в школе № 3 Сталинского района учителями служили большевики с дореволюционным или, как тогда говорили, «с подпольным стажем». В характеристиках преподавателей можно было прочитать такие фразы: «Является хорошим групповодом. Политически выдержанный товарищ. В образцовой школе работать может» или: «За время работы в школе имели место случаи идеологических ошибок, которые были признаны и выправлены».
Можно еще добавить, что в этих школах был свой врач. Школьникам делали рентген, следили за их зубами, а ослабленных детей направляли в «спецстоловую» на усиленное питание. Летом пионеры выезжали за город, в лагеря. Это и было то, что называлось «счастливым детством».
Когда Сталин сказал: «Кадры решают все», школа откликнулась на это десятилетним образованием. Старых специалистов с дореволюционным образованием должны были заменить новые, советские.
Уже 1 июня 1935 года в Колонном зале Дома союзов состоялся торжественный вечер, посвященный первому выпуску десятых классов, о котором «Комсомольская правда» писала: «Зал из края в край, от партера до хор, был насыщен юностью неподдельной, неподражаемой…»
Побываем на этом торжественном вечере. Зайдем в Дом союзов, это здесь, на углу Пушкинской (Большой Дмитровки) и Охотного Ряда. Сразу бросается в глаза торжественность. Много цветов, портреты вождей, пионеры в белых рубашках и красных галстуках, взволнованные и радостные молодые лица, в Колонном зале шум… Наконец шум стихает, в президиуме появляются нарком просвещения Бубнов, секретарь МГК ВКП(б) Коган, секретарь ЦК и МК комсомола Лукьянов, заведующая Мосгороно Дубровина и другие лица.
Раздаются аплодисменты, все встают, поют «Интернационал», потом садятся. Торжественный вечер открывает Дубровина. Ее голос звучит уверенно и звонко. Она говорит об огромной, неподдельной любви к детям со стороны партии и великого вождя трудящегося народа, великого и мудрого, первого учителя Советской страны, товарища Сталина, о его словах «Кадры решают все» и о том, какую ответственность накладывают эти слова на них, выпускников десятых классов. После этих слов звучат бурные аплодисменты, зал встает, устраивает овацию. Потом успокаивается и садится, хлопая сиденьями кресел. А Людмила Викторовна продолжает: «Три тысячи двести выпускников выходят сегодня из московских школ, три тысячи двести ровесников Октября покидают сегодня стены школы… Десять лет нас растил и лелеял Лазарь Моисеевич Каганович (эти слова снова вызывают в зале „бурные аплодисменты“), нас растил и воспитывал Московский комитет нашей партии и его секретари: товарищи Хрущев и Кульков (на этот раз просто аплодисменты), и мы можем быть спокойны, что продукция нашей школы будет достойна поступления в вуз. Мы безбоязненно вручаем сегодня наш первый выпуск вузовской профессуре… Твердо, уверенно, смело и радостно смотрит в свой завтрашний день наш выпускник. Только в нашей великой, любимой социалистической стране возможны такие чудеса, как выращивание нового поколения!»
С этим трудно было не согласиться. Захотели и произвели на свет поколение, и даже не выпускников десятых классов, а абитуриентов! Это обстоятельство, надо сказать, поставило выпускников в несколько странное положение. Идти в рабочие им вроде бы мешал излишек образования, а в инженеры – его недостаток. Оставалось одно – поступать в вуз. Поступить в институт было не так уж трудно. Конкурс в медицинский, например, в 1936 году составлял полтора человека на место. Те, кто имел красный аттестат, то есть отличники, поступали в институт без экзаменов. Льготы при поступлении в вуз имели и представители национальных меньшинств.
Нет сомнения в том, что присутствовавшие в зале чувствовали себя без пяти минут студентами, и от этого им становилось еще радостнее и веселее.
А «вечер» продолжался… На трибуну вышел выпускник 4-й образцово-показательной школы Сталинского района Савушкин. Он тоже радостно и звонко бросил в восторженный зал начавшее тогда входить в моду предложение: «Товарищи! В почетный президиум предлагаются следующие товарищи: вождь мирового пролетариата, лучший друг советской молодежи и учащихся товарищ Сталин!» Зал вскочил и устроил овацию. Его долго не могли успокоить. Наконец все уселись, и Савушкин продолжил: «Товарищ Молотов (аплодисменты), Лазарь Моисеевич Каганович – лучший соратник товарища Сталина (аплодисменты погромче)». Далее Савушкин назвал Калинина, Ворошилова, Орджоникидзе, Андреева, Косиора, Чубаря, Микояна, Жданова, Постышева, Петровского, Рудзутака, Эйхе, Ежова, Хрущева, Косарева, Максима Горького, Тельмана, Димитрова и Бубнова. Каждое имя зал встречал аплодисментами, смешав в своей памяти имена своих и иностранных вождей, друзей и будущих врагов народа. «Слово предоставляется выпускнику двенадцатой школы Ленинского района Шафиру (в газетном отчете его назвали Шафировым)»… Выпускник взбежал на трибуну, поправил на носу очки и также звонко и радостно начал: «Все мы с семнадцатого года, в комсомоле с тридцать второго, мы те, кто во второй пятилетке только первый раз побрился. В двадцать пятом мы пришли в школу. Нам памятны все левацкие загибы. Мы были свидетелями „свободного расписания“, „метода проектов“, мы помним „бригадную работу“ и левый лозунг: „Школа – цех завода“„. Заканчивая выступление, Шафир выпалил: «В нашей стране, взлелеянная партией, бурно поднимается молодая поросль и она наливает свою мысль сталью… Да, жизнь в СССР чертовски хороша!“
