В зале не было и следа тумана, когда я снял очки.

Рядом заливалась Олимпия. Это ее смех пробивался сквозь белую взвесь. Какая веселая старушка! За то время, пока мы лясы точили, она ни разу рта не раскрыла, а тут развеселилась. Я осторожно приложил очки к лицу: да туман был, но уже не такой плотный. Такими темпами скоро исчезнет совсем.

Лариса и Лидия уже сняли очки с Хмарь и Мавра, те стояли, нервно оглядываясь. Оба, как и я, избавился от своих сам и теперь тряс головой как пловец, вытряхивая из ушей воображаемую воду. Я тоже помотал головой и остатки морока сгинули окончательно. Только Софье было ничто, она, кажется, даже не поняла, что с нами произошло. Спрошу ее потом, как она видела нападение старушкиного изделия. Может, записи еще посмотрю.

— Ахаха, дети мои, а тканька-то моя полюбила вас всем сердцем! Это она общаться бросилась, а вы и испугались. Хорошо хоть двое догадались очки снять. Это ж надо, испугаться уплотненной органики! Чего вы еще боитесь? Пауков? Мышей? Темноты?

Я огляделся и снова приложил очки к глазам. Бывший изумрудный прямоугольник полностью развеялся, никаких следов не осталось.

— Не печальтесь, дети. Вы подходите, — вынесла вердикт Олимпия голосом на два тона ниже, чем смех.

Я кашлянул и убрал очки.

— Кажется, мы вам все сломали…

— Его не сломаешь. Хотя в прежнем объеме он воспроизведется только завтра, но, когда формула готова, все на мази, — махнула рукой Олимпия, требуя следовать за ней. — Маленьких фрагментов нам хватит.

— А почему он стал белым? — осмелился спросить я.

— Он всегда так делает.

Как будто это что-то объясняло, ну ладно.

Мы цепочкой вернулись в рабочую комнату, но теперь прошли ее насквозь в следующее помещение, толкнув в сторону раздвижную дверь.

Внутреннее помещение напоминало ткацкую фабрику. Или швейную, или даже два в одном. По стенам стояли аппараты, и каждый был снабжен двумя-тремя щелями разной ширины. Я быстренько приложил очки к лицу, посмотрел, как из одной из щелей вылезал зеленоватый прямоугольник, и снова снял очки. Вот, значит, как они делаются. Полз он медленно, в час по чайной ложке. Небыстрое дело! Один из аппаратов был явно приспособлен только для образцов, в нем был десяток совсем коротеньких щелей.

Олимпия заметила мой маневр и одобрительно усмехнулась. Не, ну а что? Должен же я был понять, что тут делается?

По центру стоял такой же большой стол, как и в нашей лабе. И стало ясно, кто тут главная драконья голова. Конечно же, Олимпия! Она уселась во главе стола.

— Значит, так, молодежь. Хорошая новость. С нашим материалом вы работать сможете. И его вам на концепт хватит.

— А что, он правда хотел с нами общаться? — осторожно спросила Хмарь.

— В каком-то смысле да. На самом деле он дестабилизировался от количества органиков в комнате, на простых людей он так не реагирует.

— Нам работу надо сделать, а не вот это вот всё, — буркнул Мавр.

Олимпия мрачно посмотрела на него.

— Вам поставлена задача сделать концепт. Верно? Верно. Делайте концепт. И не думайте, что вы должны собрать и отладить конечную конфигурацию. Вы не сможете. Вас тренируют на совмещение сложных сущностей, относитесь к этому как к учебному заданию. Чего вам за это обещали? Зачет? В него и цельтесь. Не надо раздуваться от ответственности за территорию. Она была до вас и будет после. Нам и так будет с чем повозиться.

Мы дадим вам базу, научим с ней работать, остальное — сами. Причем саму ткань придется дорастить под задачи, но с этим поможем. А потом вам надо будет ее сконфигурировать. И здесь мы вас оставим, потому что мы не системщики. Вы тоже? Какое совпадение! Я и говорю, что вам задали концепт, а не решение под ключ. Понимаете разницу? Не понимаете? Вижу пожар сомнений в глазах.

— Никаких пожаров, — заверил ее я. — Все так. Хотим концепт, но достойный.

— Будет достойный, когда соберется, — буркнула Олимпия, пресекла Мавровы возражения и велела сгонять в соседнюю комнату за оргудавом.

Ворча и бурча, Мавр сходил и принес оргудав.

Олимпия ловко подключила его к той машинке, которую я определил как аппарат для образцов и подтянула машинку к столу поближе. Ого, они еще и катаются. Я думал, мы стол будем двигать.

— Приступим к подготовительному этапу. Заодно посмотрим, на что способен ваш агрегат. Зачем вы смотрите на меня? Смотрите на него. Надевайте очки и поехали, — скомандовала Олимпия.

Она была права. Если сам оргудав был вполне себе материальным, то его продукция была обычной органической. То есть невидимой без очков.

Мы завозились, надевая очки. Я заметил, что Мавр помедлил перед тем, как снова оказаться в очках. Ага, страшно! Вдруг еще что-нибудь бросится. Такая жизнь, бро, никто не обещал, что будет легко.

— Так, как тут все работает? — Олимпия покопалась с оругдавом. — Вручную, что ли, регулируется?

— Ну да, руками на выходной точке, — я показал как.

— Вот же примитив какой! — осудила Олимпия. — Я попробую.

Она запустила выдачу на автомате, оргудав принял подачу и из него поползла зеленоватая колбаса. Олимпия нахмурилась, протянула руку, подкрутила что-то в аппарате и снова попробовала. Потом жестом подозвала меня и вручила мне оргудав.

— Чую, это твое изобретение, мальчик. Давай-ка сам. Уж очень утомительно.

Я не стал отказываться, потому что так оно и было. Сосредоточился и продолжил. Мне было непонятно, чего она хочет, поэтому я выдавил полосу сантиметров тридцать и поднял глаза.

— Хватит?

— Да, — нахмурилась Олимпия.

Она рассмотрела оргудавовский продукт, но веселее не стала.

— Поступим так. Эта вещь пусть пока полежит, она пригодится потом для общей сборки. Мы ее у себя покрутим. А какие игрушки у вас еще есть? Больше нет? Вот и славно. А над тканькой мы поработаем нашими методами.

Она протанцевала вокруг аппарата и обняла его сбоку:

— Строим дом, строим дом, пусть он и стоит с трудом! Вернемся к исходнику! Она оторвала выползший из аппарата маленький прямоугольник, который до боли напоминал тот, что мы порушили в зале, помахала им у нас перед носом и продолжила.

— Собственно говоря, что у меня в руках? А в руках у меня понимающая плоскость. Что именно ей надо понимать, заливается через модуль обработки. Вот тут. Что говорит нам о чем? О том, что это можно сделать только один раз, когда будем накатывать контур на библиотеку, или куда вы его там хотели тащить. Это неудобно, но нам плевать, так сойдет. Ваше дело сварить прототип, а там хоть трава не расти. Тем более, зачем там трава.

Мавр опять хотел возразить, но Олимпия жестом велела ему закрыть рот.

— Задание требует, чтобы ваша конструкция была управляемой? Нет? Только живенько реагирующей? Вот и славно. Такая и будет. Она у нас еще сиртаки спляшет. А вот со вторым компонентом посложнее. Он у вас на направляющих висит. А нам нужна цельная ткань. Значит, надо вплавить ваши усилители в полотно. Попробуем. Давай-ка, девочка, их сюда, сможешь накрутить пяток быстро? Направляющую я тебе дам.

В мгновение ока Олимпия вытянула метровую направляющую и подвесила ее перед нами. Ух ты, какое качество! Мне бы такое. Я тут же вспомнил, что у меня на мизинце два блудных канала, и надо не забывать их перекрывать, когда нужна точность.

Хмарь отточенным движением скрутила и повесила ровно пять микроусилителей на линию. Потом подумала и подвесила шестой. Теперь они были распределены равномерно. Олимпия протанцевала пальцами по линейке, как будто на клавишах сыграла, и усилители чуть побледнели. Ручная стабилизация! Восторг! После чего скормила всю конструкцию своему аппарату и что-то нажала.

Аппарат пожужжал и в той же щели показался край нового прямоугольника. Я приподнялся на цыпочки, чтобы рассмотреть его, но не преуспел. Олимпия зыркнула на меня, потом на Мавра. Я опустился обратно на пятки и прикинулся паинькой.

— Терпение, друзья, — призвала нас к порядку Лариса. — Можем пока чаю попить.