Сергею норов ведуна был отлично известен, но Избор уже сделал для него столько хорошего, что имел право на любое поведение. Разве что в супружескую постель он бы ведуну залезть не позволил бы. Ну да Избор и не стал бы. Сергей за годы общения более-менее научился понимать своего наставника и знал, что тот безупречно чувствует границы и никогда их не переходит.
Тем приятнее было, когда оказалось, что Избор-гость неожиданно пришелся ко двору. Прямо как старый Рёрех из прежней жизни в доме воеводы Серегея. Колхульду если и ругал, то только за то, что мало строит челядь. А Колхульда при этом цвела маковым цветом! Пестун мужнин ее стряпню и хозяйственность неустанно нахваливал, а когда сказал, что знает, как ей родить сына, то и вовсе превратился в спустившееся с небес божество.
То же и с воинским контингентом. Дёрруд к Избору и раньше проникся, а после того как ведун меньше чем за минуту трижды(!) обезоружил Грейпа Гримисона, то и Сигтрюггсона можно было смело поставить в один ряд с Колхульдой под табличкой: «Поражены божественным величием».
– Он обманул меня, – грустно признался Убийца Сергею. – Он лучше. – И, прочитав по глазам мысль, воскликнул: – Ты знал!
– Знал, – пришлось признаться Сергею. – Меня ведь не один ты учишь, но и он. Только он не лучше, друже. Он – другой. Сойдись вы не в шутейном бою, а в настоящем, не знаю, кто победит.
– Думаю, мы оба умрем, – рассудительно произнес Убийца. – Потому что теперь, когда мы знаем правду, ни он, ни я не захотим уступить. Да ладно, не думай обо мне дурно, хёвдинг! – Дёрруд ухмыльнулся: – Есть и другие, что мне не уступят. Тот же Харальд Золотой. Он мне, помнишь, сестру в жены обещал! Когда забирать поедем?
* * *
А чуть позже у Сергея с Избором состоялся разговор интимного характера. Никак иначе не определить процесс наречения именами личного оружия.
– Негоже, – сказал ведун, – когда у такого, как ты, клинки безымянны.
– А кто сказал, что безымянны? – поднял бровь Сергей.
Имя синдского клинка ему было ведомо. Огнерожденная. Но называть его вслух как-то не получалось.
Но сейчас произнес. И удостоился одобрительного кивка.
Франкский меч…
– Он у тебя пустой покуда, так что я сам его нареку, – решил за Сергея Избор. – Дай-ка сюда!.. Гож, ой гож, – ворковал ведун, глядя на клинок как гурман на каплуна после недельной голодовки. Первого, естественно.
«Не дам! Пусть даже и не надеется!» – мысленно приготовился Сергей.
– Последний Довод… – наконец-то выдал Избор. Но тут же исправился: – Таково было бы его имя, кабы не видел я его назначение. А потому ему другое имечко требуется… – Избор снова задумался, а потом выдал: – Рог Битвы! – И прибавил деловито: – Сыну отдашь, когда в силу войдет. А как родится, мне такое же диво подаришь. Ведаю: твой коваль-умелец может и получше этого сковать.
Избор погладил уникальный в своем роде предмет, тесак из булата, скованный, кстати, тем же умельцем. Ух он тогда и ругался! И понятно почему. Это даже хуже, чем лучшую корабельную древесину, отборную, высушенную в идеальных условиях, на рыбацкий челнок пустить.
«Ведает он, – подумал Сергей. – Да об этом все Белозеро знает».
Но в принципе заявка справедливая. Сергей даже укол совести ощутил: заслужил старый полноценный клинок франкской ковки. Сергей мог бы и сам об этом подумать. Избор ему точно не меньше добра сделал, чем тот же Стемид.
– Есть у меня для тебя клинок, – слукавил он. – Для подходящего случая припасал. Но раз уж речь зашла, сегодня и подарю.
– Нет! – отрезал ведун. – Я слово сказал. По нему и будет. Жди. Сын родится – за него и отдаришься. И имя сыну дашь по сему клинку: Рогвлад. А я уж так и быть, – Избор хмыкнул, – потерплю до будущей осени. А сейчас вот на этом клинке поклянись, что сделаешь, как сказал.
Ведун, блин. Даже не сомневается. Сын, значит. Рогвлад. Ну да почему нет? Но вслух сказал другое:
– Это мне что ж, теперь его в запасник уложить?
– Дурной совсем! – Ведун сделал попытку дать Сергею подзатыльник, но те времена прошли. Увернулся. – А кто его кровью кормить будет? Бабы твои?
– Поклясться-то я могу, – сказал Сергей. – Но в бою, знаешь ли, всякое случиться может. И со мной, и с мечом. Даже таким, как этот.
– Вот чтобы не случилось, и поклянись! Удачей своей поклянись. Вложи долю ее в него. Ты его держать станешь, а он – тебя. И когда ты его сыну отдашь, удача твоя той долей к нему перейдет.
– Добро.
Сергей принял меч, прижал ко лбу холодный металл и, глядя в глаза ведуну, медленно и торжественно произнес слова клятвы. Потом, тоже как заведено, коснулся лезвием предплечья, смочив металл каплей собственной крови.
– Вот теперь хорошо, – одобрил Избор. – И особо мне любо, что не боишься, что, отдав меч, сам без удачи останешься.
– А я, старый, глупого не спрашиваю, – усмехнулся Сергей. – Удача – не кошель с монетами. Она – как радость. Поделишься – не убудет. Да и не моя она, сам же знаешь.
– Уж знаю, – ответно ухмыльнулся ведун. – Да не знал, что знаешь ты.
– Теперь знаешь.
Сергей засмеялся. Без причины. И ведун поддержал вороньим своим карканьем. Потом вспомнил:
– Нож! Нож мой не поименовали!
– Твой нож, ты и именуй, – парировал Сергей.
– Дай сюда!
Сергей наклонился, вынул из кармашка в сапоге первый ведунов дар, передал дарителю.
Избор поднес нож к уху, наморщил лоб, прислушиваясь.
– Да ну! Шутишь? – воскликнул он через минуту.
– Что? – заинтересовался Сергей.
Не то чтобы он верил в говорящие клинки… Но верил. Любой настоящий воин верит.
– Щаул[5]. Щаул его зовут.
– Да ладно!
Удивил. Только непонятно кто: ведун или ножик.
– Буду звать тебя Щаул, – сказал Сергей возвращенному оружию последнего шанса. – Не против?
Ножик промолчал.
Значит, быть по сему.
* * *
– Посмотри на меня, муж мой! Разве я не хороша?
– Ты великолепна, – искренне признал Сергей.
После родов Колхульда немного раздалась в бедрах, округлилась, окончательно потеряв угловатость подростка, и, кажется, даже в росте прибавила. Что, в общем, не удивительно в ее годы. Смотреть на нее Сергею было приятно. Возбуждающе.
– Лучше, чем Искора? – Колхульда приподняла отяжелевшие от молока груди.
Вот дурочка.
– Ты моя красавица! Ты моя водимая![6] Кто с тобой сравнится?
Засияла.
– Поэтому ты прогнал ее в Киев?
– Ну почему же прогнал? – Сергей аккуратно положил на ларь вышитую птицами шелковую рубаху. – В Киеве она нам пригодится. Там у меня тоже подворье. Нам. – Он положил руки на белые прямые плечи. Точно подросла супруга. – Нам нужен в Киеве верный человек. А кому мы с тобой можем доверять, если не младшей жене? А здесь она зачем, если есть ты?
– Ага… – Язычок выскользнул, облизнул пухлые губки и спрятался. – Я с хозяйством и сама теперь управлюсь. И возлечь с тобой… Всегда!
Выскользнув из рук, упала на колени…
Ну нет, сапоги Сергей и сам может снять!
– Эй, а меч зачем? – всполошился он.
– Сын! Я хочу сына! – решительно заявила Колхульда, укладывая в изголовье обнаженный франкский клинок.
Избор, зараза!
Хотя какая разница?
– Его зовут Рог Битвы, – сообщил Сергей, сжимая напрягшиеся ягодицы жены. – А это мой рог. Чувствуешь?
Колхульда всхлипнула. Она чувствовала. Обвила руками шею Сергея и повалилась на ложе, на спину, увлекая его за собой и сразу выгибаясь навстречу:
– Быстрее, мой бык!
Но Сергей не торопился. Она была в его власти. Каждый крошечный вздыбившийся волосок на ее предплечьях был его. Чем дольше, чем мучительнее жажда, тем ценнее каждый глоток. И он заставит ее вытерпеть всё.
То медля, то ускоряясь… И застывая, придавливая всем телом, так, что не шевельнуться: только глухо скулить, рычать, всхлипывать, задыхаясь в кольце пальцев на горле…