– Только не говори, что ты их не презираешь, – пробурчал слегка задетый Оберон. Он не ожидал от Уварова подобных речей.
– Я их жалею, – подумав, ответил Иван.
– Жалость – это форма презрения.
– Вижу, ты философ.
– У меня есть твёрдая жизненная позиция.
– Я давно её понял.
– Правда? – удивился Оберон.
– Она не так сложна, как тебе кажется, – произнёс Уваров и, не позволив собеседнику отреагировать на замечание, продолжил: – Теперь поговорим о том, почему я здесь. А философию оставим.
– Кстати, зачем ты здесь?
Иван вздохнул, достал из кармана пиджака плоскую коробочку с деревянными зубочистками, вложил одну из них в рот и снова вздохнул.
Оберон, лидер ковена 811, был туговат. Не на ухо, слух легко поправить с помощью генофлекса, а на голову – соображал медленно. На то, чтобы править вампирским кланом, его кое-как хватало, но всё, что сверх, получалось с трудом. Сородичи Оберона считали, что виной всему «дурная» кровь, деликатно не уточняя, какую именно кровь имеют в виду: ту, что Оберон употреблял, или ту, что текла в его жилах, но мнение своё выражали очень тихо и строго за спиной лидера, известного ещё и злобным, мстительным нравом. И хитростью. Которая, впрочем, не помогла Оберону подумать и вспомнить, что все случаи разлома в обязательном порядке фиксировались сотрудниками Биобезопасности. Иван понимал, что вызывали их далеко не на все происшествия, в большинстве случаев полиция ограничивалась предоставлением Департаменту отчёта о вскрытии, но Мирам Абашева погибла на улице, на глазах у множества людей, которые тут же сообщили о гибели женщины в полицию, а те поставили в известность Биобезопасность. Уваров находился неподалёку, срочных дел у него не предвиделось, вот и принял вызов, оказавшись на месте происшествия одновременно с фургоном-труповозкой, всего через десять минут после того, как подоспели полицейские. Убедился, что это действительно Мирам – личностью она была достаточно известной, – что она действительно умерла от разлома, побродил вокруг, пообщался со свидетелями, не услышав от них ничего интересного, после чего прошёл вверх по улице, повторяя в обратной последовательности проделанный несчастной путь, остановился около знакомого дома, покачиваясь с мыска на пятки, затем вошёл во двор и уверенно постучал в подвальную дверь, справа от которой висела бронзовая табличка «811». Открыли сразу и без лишних вопросов проводили к лидеру. Вежливость обычно недружелюбных вампиров объяснялась и тем, что Уварова здесь знали, и его должностью – детектив первого класса Департамента биологической безопасности. Уровень оперативного управления – А1, то есть, при необходимости, Иван мог лично, без получения дополнительных санкций, закрыть на карантин территорию с населением в полмиллиона человек. Или объявить заражённым старинный московский подвал со сводчатыми потолками, который вампиры превратили в своё логово.
Общаться с сопровождающим Уваров не стал, даже не поздоровался, молча прошёл в кабинет лидера клана и без спроса уселся в одно из «готических» кресел. Разумеется, сделано оно было лет десять назад, не более, и было не то чтобы готическим в полном соответствии канону, однако обстановке соответствовало идеально. Иван держался уверенно, что объяснялось не только дающей широкие полномочия должностью, но и внушительной комплекцией: плотный, широкоплечий, но при этом подвижный, с плавными, очень координированными движениями, Уваров напоминал боксёра полутяжёлого или первого тяжёлого веса, точнее, не напоминал – среди его достижений значилось и «мастер спорта». При этом Иван производил впечатление дружелюбного человека: улыбчивый, спокойный, с приятным бархатистым баритоном. Волосы короткие, светло-русые, глаза серые, нос прямой, а подбородок мощный, упрямый. А ещё Иван выделялся манерой одеваться: предпочитал тёмные костюмы классического кроя, тёмные сорочки и галстуки в тон. Для Мили Чудес подобный выбор был большой редкостью, однако мнение окружающих было последним, что могло смутить Уварова.
– Кстати, зачем ты здесь? – с хорошо скрываемой опаской поинтересовался Оберон.
– А ты не догадываешься? – Иван погонял зубочистку из одного уголка рта в другой и вопросительно посмотрел на вампира.
– Даже представить не могу, чем наш скромный клан мог заинтересовать Биобезопасность, – развёл руками Оберон. – Ты же знаешь, что у нас всё по закону: только оригинальный генофлекс, только разрешённые препараты, только лицензионные приложения для биотерминала.
Первое утверждение было неправдой наполовину, второе – тоже, а вот в третьем пункте Оберон абсолютно точно не лгал, поскольку лезть в биочип с «левыми» программами мог только конченый идиот – слишком уж сложные алгоритмы связывали цифровой процессор с нервной системой.
– А если я прикажу айтишникам пообщаться с твоим доппелем, что я узнаю? – лениво спросил Иван, продолжая медленно гонять зубочистку то влево, то вправо.[3]
– Разве для этого не требуется решение суда? – очень тихо спросил Оберон.
Вампиру – да и кому угодно! – очень не хотелось, чтобы посторонние копались в памяти его личной нейросети.
– Во время нашего разговора ты уже произносил это слово – Биобезопасность. – Уваров позволил себе едва заметную улыбку. – При расследовании дела мне вообще ничего не требуется. А за превышение полномочий меня… – Короткая пауза. – Ну, предупредят. Может быть.
Вампир тихо выругался. Улыбка Ивана стала чуть шире.
– Какое отношение я имею к твоему делу?
– Я пока не знаю, – честно ответил Уваров. – Есть только подозрения, но они весомые.
– И что за подозрения?
– Мирам была вампирессой.
– Не из моего клана.
– Но умерла она совсем рядом.
– Проходила мимо. – Оберон нервно потёр руки. – Бывает.
– Ты начинаешь действовать мне на нервы, – заметил Уваров. – А в таких случаях я становлюсь раздражительным.
– Похоже на угрозу при исполнении, – промямлил вампир, припоминая всё, что знал о своих гражданских правах. – Это давление.
– А до этого у нас что, дружеское общение было? – Иван добавил в голос холода. – Оберон, ты уже отнял у меня кучу времени, поэтому давай завязывай маяться дурью и просто расскажи всё, что знаешь.
– Иван, мы давно общаемся…
– Я слушаю.
– Мирам была здесь, – сдался вампир.
– Почему сразу не сказал?
– Ну… она ведь умерла, – объяснил лидер клана. – Я хотел остаться в стороне.
– Это ты её убил?
– Нет, конечно, – вздрогнул Оберон.
– Значит, ты уже в стороне. – Иван вздохнул и пожевал зубочистку. – Как долго Мирам у вас оставалась?
– Всю ночь.
– Что делала?
– Развлекалась.
В ковене вампиры не только жили, кроме всего прочего, здесь находилось достаточно известное в Миле Чудес заведение.
– Она же из другого клана, – притворно удивился Уваров.
– Ну и что? – пожал плечами не понявший иронии Оберон. – Мы предпочитаем жить мирно, даже если немного отличаемся друг от друга.
И машинально потёр подбородок, не сводя взгляд с зубочистки.
Ковен 811 гордо называл себя «подлинным наследником Носферату», и его члены старательно копировали отвратительный образ из древнего, вышедшего на экраны ещё в начале ХХ века, кинофильма: лысые головы, большие заострённые уши, тонкие губы, с трудом прикрывающие острые зубы, и ногти, больше походящие на звериные когти.
– Кстати, давно хотел спросить, почему ты выбрал именно этот образ? – неожиданно поинтересовался Уваров.
– В смысле? – растерялся Оберон.
– Я видел твои фотографии до трансформации, – объяснил Иван. – Ты ведь был… – Он намеренно выдержал недлинную паузу, делая вид, что подыскивает нужное слово. – …Красавчиком. Почему не стал классическим вампиром, обладателем холодной, но притягательной красоты?
– Посмеяться решил? – прищурился Оберон.
– И в мыслях не было, – покачал головой Уваров. – Мне действительно любопытно.