Демонстрирует министрам, как можно негромко любую дверь взломать фомкой. Карьере не лет же до ста расти. Надавят коммунисты — пустишь сок. А это всё же в старости небольшой, но верный кусок. А пока на свободе резвится этакий, жиреет, блестит от жирного глянца. А почему он не в зверинце, не за решеткой, не в клетке? Это частное дело итальянцев. П р и м е ч а н и е. По-моему, портрет удачный выдался. Может, не похожа какая точьца. Говоря откровенно, я с ним не виделся. Да, собственно говоря, и не очень хочется. Хоть шкура у меня и не очень пушистая, боюсь, не пригляделся б какому фашисту я. КЕРЗОН
Многие слышали звон, да не знают, что такое — Керзон. В редком селе, у редкого города имеется карточка знаменитого лорда. Гордого лорда запечатлеть рад. Но я, разумеется, не фотографический аппарат. Что толку в лордовой морде нам?! Лорда рисую по делам по лординым. У Керзона замечательный вид. Сразу видно — Керзон родовит. Лысина двумя волосенками припомажена. Лица не имеется: деталь, не важно. Лицо принимает, какое модно, какое английским купцам угодно. Керзон красив — хоть на выставку выставь. Во-первых, у Керзона, как и необходимо для империалистов, вместо мелочей на лице один рот: то ест, то орет. Самое удивительное в Керзоне — аппетит. Во что умудряется столько идти?! Заправляет одних только мурманских осетров по тралеру ежедневно в желудок-ров. Бойся Керзону в зубы даться — аппетит его за обедом склонен разрастаться. И глотка хороша. Из этой глотки голос — это не голос, а медь.  Но иногда испускает фальшивые нотки, если на ухо наш наступает медведь. Хоть голос бочкин, за вёрсты дно там, но толк от нот от этих мал. Рабочие в ответ по этим нотам распевают «Интернационал». Керзон одеждой надает очок! Разглаженнейшие брючки и изящнейший фрачок; духами душится,— не помню имя,— предпочел бы бакинскими душиться, нефтяными. На ручках перчатки вечно таскает, — общеизвестная манера шулерска́я. Во всяких разговорах Керзонья тактика — передернуть парочку фактиков. Напишут бумажку, подпишутся: «Раскольников», и Керзон на НКИД врет, как на покойников. У Керзона влечение и к развлечениям. Одно из любимых керзоновских занятий — ходить к задравшейся английской знати. Хлебом Керзона не корми, дай ему задравшихся супругов. Моментально водворит мир, рассказав им друг про друга. Мужу скажет: — Не слушайте сплетни, не старик к ней ходит, а несовершеннолетний. — А жене: — Не верьте, сплетни о шансонетке. Не от нее, от другой у мужа детки.— Вцепится жена мужу в бороду и тянет книзу — лафа Керзону, лорду — маркизу. Говорит, похихикивая подобающе сану: — Ну, и устроил я им Лозанну! — Многим выяснится в этой миниатюрке, из-за кого задрались греки и турки. В нотах Керзон удал, в гневе — яр, но можно умилостивить, показав долла́р. Нет обиды, кою было бы невозможно смыть деньгою. Давайте доллары, гоните шиллинги, и снова Керзон — добрый и миленький. Был бы полной чашей Керзоний дом, да зловредная организация у Керзона бельмом. Снится за ночь Керзону раз сто, как Шумяцкий с Раскольниковым подымают Восток и от гордой Британской империи летят по ветру пух и перья. Вскочит от злости бегемотово-сер — да кулаками на карту СССР. Пока кулак не расшибет о камень, бьет по карте стенной кулаками. П р и м е ч а н и е. Можно еще поописать лик-то, да не люблю я этих международных конфликтов. Москва, 21 мая |
