Ксаррен приподнимается и садится. При этом он морщится от боли. И всё же для такой раны он слишком хорошо себя чувствует. Ну, конечно же, драконья регенерация.

Отступаю на шаг, и у меня вырывается:

– Что ты сделал с Рейкеном?

Ксаррен хмыкает:

– А тебе так понравился этот плотник?

Я перехватываю топорик поудобнее. На лице Ксаррена появляется ироничное выражение.

– Положи его, а то уронишь себе на ногу. Хотя по темечку одному из преступников ты попала метко.

Ни злости, ни ненависти в его голосе нет. Нет даже издёвки над глупой девицей, которая пытается угрожать кухонной утварью дракону.

– Спасибо, – машинально отвечаю я.

И всё же топорик из руки выпускать не спешу.

– Рейкен не сделал ничего плохого, – упрямо возвращаюсь я к волнующей меня теме.

– И что же он тут делал? – Ксаррен чуть наклоняет голову, и в его взгляде появляется хитринка. – Он ведь почти не вылезал из пекарни. Дай подумаю… Неужели ему так понравились твои булочки?

Мне становится жарко. Это он сейчас что имеет в виду? Разумеется, изделия из теста.

– А это так странно? Разве к твоему двору их не поставляли?

– Поставляли. Не мог же я позволить плотнику съесть всё самому. Осталось понять, почему ты раньше меня ими не баловала.

И я понимаю, что Ксаррен сейчас играет со мной, как кот с мышью. Поэтому я спрашиваю прямо:

– Что теперь со мной будет? Ты опять меня арестуешь?

– Ну не арестовал же до сих пор.

– Ты всё это время знал, где я, – наугад предполагаю я.

– Знал, конечно.

– Тогда ты должен знать, что Рейкен спас Дэйрона. Он не позволил мерзавцам из культа похитить его. Хотя бы поэтому ты должен его отпустить.

– Значит, всё-таки плотник, – картинно вздыхает Ксаррен.

– Он мне очень помог, – упрямо говорю я, подозревая, что этим я закапываю себя всё глубже.

Судя по его действиям и выражению лица, для дракона я по-прежнему его собственность. И это что сейчас? Сцена ревности? Только ее сейчас не хватало.

Сжав челюсти и задержав дыхание, Ксаррен встаёт со скамьи. Похоже, рана всё ещё причиняет ему неудобства.

Он делает шаг ко мне и мягко, но уверенно вынимает из моей руки топорик.

– Всё-таки оружие – это не женское дело.

– Это кухонное ору… – начинаю говорить я и осекаюсь, глядя на руки Ксаррена, с очень знакомыми мозолями, такими непохожими на мозоли от плотницких инструментов.

Ксаррен стоит сейчас так близко, что лёгкие наполняет его запах. И этот запах я тоже очень хорошо знаю. От Ксаррена пахнет смесью выделанной кожи и смолистого дерева, а ещё свежеструганными досками.

Алтея не любила своего мужа, и в её памяти таких подробностей не было.

А вот у меня этот запах очень прочно связан с одним человеком, настолько, что губы начинает покалывать от воспоминаний и ассоциаций. Поднимаю глаза и встречаюсь с ироничным взглядом.

Меня словно в кипяток опускают, а потом сразу в ледяную воду. Осознание припечатывает просто с силой каменной плиты:

– Так, – я даже боюсь дышать, а голос мой словно со стороны слышится. – Это был ты… Ты был всё это время под личиной Рейкена.

– Всё-таки узнала, – на губах Ксаррена появляется провокационная улыбка.

А улыбка все та же. Лицо другое, волосы другие. Улыбка – такая же. Как же она меня бесила поначалу!

– Ты все это время игрался со мной и провоцировал меня? – внезапность осознания теперь плавно смывается все нарастающим негодованием.

– Ну ты держалась довольно стойко, если не считать одного поцелуя.

Сколько же ехидства в его голосе!

И меня захлёстывает волна возмущения. Оно, может, и нелогичное, но этого Ксаррена, в котором так явно проступают черты Рейкена, я не боюсь.

– Да как ты посмел?

Ксаррен перехватывает мою руку:

– Вовремя я отобрал у тебя топорик, жена. Ну что ж давай знакомиться? Я Ксаррен, по совместительству Рейкен, – медленно говорит он, а его голос словно обволакивает меня, как мед муху. – А вот как насчёт себя? Ты ведь не Алтея и, разумеется, не Летиция. Кто же ты?

Приехали.

Я ведь даже не знаю, как в этом мире относятся к тем, кто занял чужое тело.

Весь мой запал моментально пропадает. В глазах темнеет.

Врать, что я Алтея, точно бессмысленно. Ксаррен достаточно долго за мной наблюдал в облике Рейкена. Его первые странные замечания. Он так удивлялся моим хлебопекарным талантам, как едва ли стал бы удивляться посторонний человек, не знающий Алтею.

Как же я была слепа. И Дэйр так к нему тянулся. Что теперь с нами будет? Он ведь теперь точно не подпустит меня к ребёнку. С его точки зрения, я и не мать его сыну.

– Ну же, успокойся. – Голос Ксаррена доносится до меня словно сквозь слой ваты. – Ты побледнела. Ты не первая, кто приходит в наш мир.

Что он сказал? Если я не первая, и он так спокойно об этом говорит, значит, есть шанс, что на костёр меня как ведьму не потащат. И он с ними знаком? Это объясняет некоторые странные фразы…

Непроизвольно вцепляюсь в его предплечье – мне сейчас так нужна опора. И вторая рука Ксаррена ободряюще ложится сверху на мою кисть. Есть в этом жесте что-то дающее ощущение защиты.

– Давай начнём с имени? – подсказывает Ксаррен. – Как тебя зовут?

Я отрицательно мотаю головой.

– Имя тебе ни о чём не скажет, – отвечаю я охрипшим от волнения голосом. – Там было… всё плохо.

– Это понятно. Иначе ты не оказалась бы здесь. В какой момент произошёл переход?

Я вздыхаю. Там закончилось плохо, а здесь началось так себе…

– Первое воспоминание – твой меч у моего горла. А я всего лишь хотела успокоить сына. Он так сильно плакал…

Осекаюсь и поднимаю на Ксаррена испуганный взгляд. Вот сейчас он скажет, что сын не мой.

Но он думает явно о чём-то другом. На его лицо набегает мрачная тень.

– Получается, блок у Алтеи всё-таки сработал, – бормочет Ксаррен. – Мне казалось, я отступил вовремя. А вышло…

Ксаррен встряхивает головой и фокусирует взгляд на мне.

– Ты сказала “сына”? Ты с самого начала восприняла Дэйрона как сына? Значит ли это, что у тебя был сын в том мире?

Киваю, отвожу взгляд и часто-часто моргаю, чтобы не позволить подступившим слезам пролиться.

– Он жив?

Сглатываю и обречённо наклоняю голову. Почти забытая боль снова режет, как по живому. Почему забытая? Она всегда была со мной. Но необходимость выживать, а главное, Дэйрон позволили мне загнать те переживания глубоко внутрь.

– Жив, но вряд ли у меня был бы шанс остаться с ним рядом.

Ксаррен молча ждёт продолжения.

– Я развелась с мужем, и он увёз моего малыша.

– А с тобой что случилось?

– Я плохо помню последний момент. Но… У нас суды чаще всего оставляют ребёнка с матерью. Поэтому я полагаю, муж от меня просто избавился. Чужими руками.

Как я ни стараюсь держаться, но у меня вырывается всхлип.

И Ксаррен совершенно неожиданно обнимает меня. Если не видеть его лица, то легко представить, что это всё ещё Рейкен.

Что за глупости лезут мне в голову? Это он и есть. Только в моей голове они не могут пока соединиться в одного человека.

– Ты жива, – мягко говорит Ксаррен-Рейкен. – И ты сильная. Слабая женщина не смогла бы сделать столько, сколько ты. Мы найдём, что с этим можно сделать.

Мы? Я бы с удовольствием побыла слабой. Но я пока ещё понятия не имею, что у Ксаррена в голове, и какое будущее меня ожидает.

Отстраняюсь. Ксаррен разжимает объятия, но полностью не отпускает.

Придерживая за локоть, он подводит меня к скамье и помогает сесть. И я, не дожидаясь новых вопросов, говорю первая, понимая, что именно его интересует…

– Не знаю имени того, кто вытащил меня из твоего подземелья. Даже внешности его не видела. Но думаю, это был представитель культа.

Ксаррен сразу подбирается:

– То есть у тебя есть сведения о культе?

– Очень обрывочные, но иногда я что-то вижу или слышу во сне. Например, их клятву. Алтея точно давала ее. И здесь все нападения, я уверена, связаны тоже с ними. Только не понимаю, чего именно они от меня хотят.