– Да, мне ж еще ехать в такую даль. Но ведь Нильс все равно никого из работников не отпус тит!

Я вставил замок, обшил косяк новыми планками. На этом моя работа была закончена. Капитан проверил. как держится дверь, сунул ключ к себе в карман, по благодарил меня и ушел.

Немного спустя он уехал вместе с Элисабет.

– Скоро вернусь! – крикнул он Братцу и инженеру Лассену и попрощался с обоими. – Не скучайте тут без меня! – крикнул он уже издали.

Настал вечер. Итак, что же произойдет теперь?

Произошло многое.

На исходе дня, когда мы, батраки, ужинали, а гос пода еще только обедали, за господским столом царило шумное разгульное веселье. Рагнхильд то и дело тас кала в дом подносы с едой и вином, прислуживала гос подам. Один раз она заглянула к нам и сказала, хихикая, что нынче вечером наша фру тоже на взводе.

Минувшей ночью я не сомкнул глаз, и после обеда мне не удалось отдохнуть; события последних дней ска зались и на мне, отняли у меня покой. Вот почему я после ужина сразу ушел в лес: хотел побыть хоть не много наедине с собой. Я долго просидел в лесу.

Со своего места я хорошо видел всю усадьбу. Капи тан в отъезде, прислуга легла спать, на скотном дворе тишина и покой. Жирный капитан Братец и его дама тоже куда-то улетучились сразу после обеда; капитан пылал как костер, хотя сам был такой старый и толстый, да и дама под стать ему – тоже не первой мо лодости.

Значит, фру Фалькенберг осталась наедине с инже нером, вопрос только – где.

Хорошо, пусть так.

Я, зевая, побрел домой, я продрог от вечерней свежести и прошел прямо к себе. Немного спустя прибе жала Рагнхильд и попросила меня не ложиться, чтобы подсобить ей в случае надобности. Одной нынче жутко, господа вытворяют, что захотят, перепились и бегают по комнатам в одном белье. А фру, неужто фру тоже на пилась? Да еще как! И фру тоже бегает в одном белье? Она-то нет, зато капитан Братец бегает, а фру ему кри чит: «Браво, браво!» Инженер тоже бегает. Словно рех нулись всем скопом. Рагнхильд только что отнесла им еще две бутылки, а они ведь и без того пьянехоньки.

– Пойдем послушаем, – предложила мне Рагн хильд, – Они все теперь собрались в комнате у фру.

– Нет, я лучше лягу, – ответил я. – И тебе советую.

– А если они чего захотят и будут звонить?

– Пусть звонят на здоровье.

Тут Рагнхильд призналась, что ложиться ей не велел сам капитан – на случай, если фру что-нибудь понадо бится.

После этого признания я увидел всю историю в но вом свете. Стало быть, капитан чего-то боялся и оставил Рагнхильд караулить фру. Я снова оделся и пошел вместе с ней в господский дом.

Мы постояли в коридоре второго этажа, прислуши ваясь к веселым выкрикам из комнаты фру. Но сама фру говорила ясным, четким голосом и пьяной не ка залась.

– Ну, она у нас молодцом, – сказала Рагнхильд.

Я был бы не прочь хоть одним глазком взглянуть на фру.

Мы с Рагнхильд сошли вниз, в кухню. Но мне не сиделось, я снял лампу со стены и попросил Рагнхильд следовать за мной. Мы снова поднялись наверх.

– Вызови фру, – сказал я.

– Это еще зачем?

– У меня к ней дело.

Рагнхильд постучалась и вошла.

Лишь тогда, в самую последнюю секунду, я стал придумывать, о каком деле буду с ней говорить. Мож но, к примеру, просто заглянуть ей в лицо и сказать: капитан велел вам кланяться. Нет, этого мало. А можно так: капитану пришлось уехать, потому что Нильс не хотел отпускать никого из нас.

Секунды бывают очень долгими, а мысли мелькают с быстротой молнии. Мне хватило времени, чтобы от вергнуть оба эти плана и до прихода фру придумать третий. Впрочем, и последний мой план вряд ли в чем превосходил два предыдущих.

Фру с удивлением спросила:

– Тебе чего?

Подошла Рагнхильд и тоже удивленно воззрилась на меня.

Я сдвинул козырек лампы, чтобы свет падал на лицо фру, и сказал:

– Прошу прощения, что беспокою в такой поздний час. Завтра рано утром я собираюсь на почту, не желает ли фру передать со мной какие-либо письма?

– Письма? Нет. – Фру отрицательно покачала го ловой.

У нее был блуждающий взгляд, но пьяной она не казалась. Хотя, может быть, она просто умеет дер жаться.

– Никаких писем у меня нет, – повторила она и хотела вернуться к себе.

– Прошу прощения, – повторил я.

– Тебя капитан посылает на почту?

– Нет, я сам.

И фру ушла. Уже в дверях она с возмущением ска зала своим гостям.

– Очередной предлог.

И мы пошли вниз. Фру я все-таки повидал.

Ведь это же надо попасть в такое унизительное положение! А уж когда Рагнхильд проговорилась, я от нюдь не воспрянул духом, нет, от ее слов я совсем сник. Эта милая девушка просто-напросто обманула меня, ка питан не поручал ей бодрствовать всю ночь напролет. Рагнхильд доказывала мне, что я неправильно ее понял, но тем отчетливей стало мое подозрение. Сегодня вече ром, как и всегда, Рагнхильд шпионила на с в ой страх и риск, исключительно из любви к искусству.

Я ушел к себе. Посмотрим, к чему привела моя на стырность. Очередной предлог, так назвала это фру, – она, без сомнения, меня раскусила. И в жестокой досаде я дал себе слово отныне и навсегда никем и ничем здесь не интересоваться.

После этого я, как был, одетый бросился на по стель.

Окно у меня было открыто, и вот немного спустя я услышал, что фру Фалькенберг вышла из дому и что– то громко говорит; инженер тоже с ней вышел и время от времени коротко ей отвечает. Фру без устали востор галась, какая чудная погода, какой теплый вечер, какая благодать на дворе, насколько здесь лучше, чем в ком натах!

Но теперь ее голос звучал не так звонко.

Я подбежал к окну и увидел, что парочка стоит возле каменных ступеней у спуска в заросли сирени.

Инженера, казалось, одолевает какая-то мысль, которой он раньше не давал выхода.

– Выслушай меня наконец! – воскликнул он. Затем последовал краткий, энергичный призыв, этот призыв не остался без ответа, не остался без награды. Инженер говорил с фру, как говорят с тугоухим, ибо она так дол го была глуха к его мольбам; они стояли возле каменных ступеней, они позабыли про все на свете. Гляди и внимай, это была их ночь, их слова, весна толкала их в объятия друг к другу. Он весь пылал, при каждом ее движении он дымился, он был готов схватить ее в любую минуту. Все взывало к действию, и желание обо рачивалось грубой хваткой. И сам он горел огнем!

– Я долго тебя упрашивал, – сказал он, задыхаясь от возбуждения. – Вчера ты почти согласилась, сегодня ты снова глуха к моим мольбам. Неплохая задумка: все вы – и Братец, и тетенька, и ты – будете предаваться невинным развлечениям, а меня держать штатным лейтенантом при дамах. Ничего у вас не выйдет, не надей тесь. Ты предо мной как сад запертый, источник запеча танный, и ограда ветхая, и врата – да ты знаешь, что я сейчас с ними сделаю?

– Что ты сейчас с ними сделаешь? Ох, Гуго, ты слишком много нынче выпил, ты ведь так молод. Мы оба слишком много выпили.

– А ты ведешь со мной недостойную игру, ты посы лаешь гонца за письмом, чтобы его незамедлительно тебе доставили, а в то же время у тебя хватает ковар ства подавать мне надежду… обещать мне…

– Я больше так не буду.

– Не будешь? – подхватил он. – Ты что этим хо чешь сказать? Я видел, как ты подошла к мужчине. Ну, ко мне самому, другими словами – я помню твое живое прикосновение, твои губы, твой язык, ты поцеловала ме ня, о да, ты поцеловала меня! Молчи лучше, не повто ряй, что ты больше не будешь так делать, уже сделано, я до сих пор это чувствую, для меня это была благостыня, и спасибо тебе за то, что ты так сделала. Ты до сих пор прячешь на груди письмо, а ну покажи мне его.

– Как ты настойчив, Гуго. Но нет, час уже поздний, давай разойдемся каждый своим путем.

– Ты мне покажешь письмо или нет?

– А зачем оно тебе? Нет.

Тут он рванулся, словно хотел броситься на нее, но одумался и процедил сквозь зубы: