Воспоминания и мысли о прошлом нестройно теснились в голове. Учитель всегда недолюбливал Элиара, да и тот поначалу относился к наставнику дурно. Так почему же Учитель даровал ему имя, столь похожее на собственное, этим ритуалом накрепко связав их судьбы? Еще одна загадка.

В Ром-Белиате дарование имени считалось сакральной практикой, знаком власти: по своей воле определяя имя нового ученика, Красный Феникс утверждал свое верховенство, свое главенствующее положение. Такое положение вещей не могло не задевать за живое свободолюбивую натуру кочевника.

Но отчего-то Второму ученику нравилось, когда наставник обращался к нему не снисходительным прозвищем «волчонок» — и уж тем более не унизительным «звереныш», больше походившим на узаконенное оскорбление, — а называл Элиаром, хоть это и не было привычное имя, данное ему при рождении в Халдоре.

Со временем Элиар догадался: Красный Феникс нарочно использовал схожесть имен, формируя в сознании Второго ученика ассоциативную связь образа наставника с собственным «я». Учитель не без причин опасался, что преодолеть ярко вспыхнувшую ненависть кочевника, от природы своевольного и дерзкого, будет слишком сложно, что сулило множество трудностей в обучении и жизни в храме.

Удивительно, но это сработало: дарованное пышное пионовое имя помогло смириться с присутствием в его жизни ненавистного Элирия Лестера Лара, став постоянным напоминанием об этом могущественном, холодном и замкнутом человеке, последнем осколке легендарного прошлого… будто делая и Элиара сопричастным грандиозным событиям давно минувших дней. Точно так же и сам Учитель постепенно становился мягче, называя выходца из Великих степей практически своим именем.

Воистину, первое имя Учителя, которое они разделили на двоих, оказалось больше, чем просто имя. До сих пор возникшее в ту пору возвышенное чувство единения не покидало Элиара — и, несмотря ни на что, ни на какие обстоятельства, не давало воспринимать Красного Феникса как врага.

Подлостью будет со стороны Учителя обмануть его доверие и устроить западню. Подлостью будет с его стороны обмануть доверие Учителя и не прийти. Что ж… нужно выбирать.

Зачем вообще он взялся устраивать этот совет с Первым иерархом? Уж явно не для того, чтобы получить благословение идти на смерть. На подобный шаг благоразумная и осмотрительная Шеата никогда бы не согласилась и не позволила бы ему, если бы могла помешать. Элиар покачал головой. Приближенная слишком прочно стоит ногами на земле, и ее мнение было очевидно с самого начала. Но все же зревшее в глубине души решение волновало его и требовало обсуждения… точнее, проговаривания вслух, больше для того, чтобы убедиться, что он и вправду готов сделать это.

Почти наверняка Шеата права в своих опасениях. Но, разумеется, он не послушает правильных слов. Учитель зовет. Его зову Элиар не мог противиться. Возможно, потому, что, словно глупый доверчивый звереныш, до сих пор верил своему наставнику… возможно, потому, что вновь хотел увидеться с ним, несмотря на вероятную высокую цену этой встречи.

— Пусть лучше предадут меня, чем предам я, — помолчав немного, твердо сказал Элиар, давая понять, что разговор окончен. — Если Красный Феникс Лианора зовет, я обязан явиться на зов.

Он сделал знак рукой, отпуская приближенную. Шеата медленно поклонилась и вышла.

Если наставник и вправду желает взять его жизнь… что ж, он отдаст ее без боя. Он отдаст все, что потребуется. Если до этого и вправду дойдет, он позволит Красному Фениксу убить себя и даже будет рад оказанной чести — погибнуть от руки законного наместника небожителей на земле.

Более нет ничего, что он пожалел бы для Учителя — и ничего, что заставило бы его вновь отречься.

Глава 32

Воспоминания о весне радуют в холодные дни

Эпоха Красного Солнца. Год 281. Сезон выпадения инея

Появляется первый иней Ром-Белиат. Красная цитадель

*серебряной гуашью*

После рокового поединка в павильоне Красных Кленов минуло вот уже три седмицы, но до сих пор Яниэр с ужасом и гневом вспоминал увиденное тогда. Пролившаяся на землю священная кровь Учителя — алая, яркостью своей затмевавшая самые яркие осенние листья! — день и ночь стояла у него перед глазами, словно кошмарный мираж.

Мощь духовного оружия столь могущественного боевого жреца, как Элиар, считалась непревзойденной. Коготь Дракона обладал огромной разрушительной силой: даже не коснувшись, клинок легко мог погубить человека своими эманациями. Смертоносное лезвие сабли-гаддарэ, черное и блестящее, словно зеркальное стекло, было тоньше волоса, тоньше ажурного крылышка цикады. Уж если оно коснется тебя — впору читать последние молитвы. Если успеешь, конечно.

Учитель же не просто позволил хищно изогнутому клинку коснуться себя, задеть и пройти вскользь, — он пропустил удар сильный и точный, который рассек не только кожу и мышцы, но и связки, сухожилия, крупные кровеносные сосуды и сложные сплетения нервов… Кроме этого, был серьезно поврежден правый плечевой сустав и, самое ужасное, один из основных, важнейших парных меридианов — течение цвета по нему полностью прекратилось. Восстановить подобное повреждение не сумел бы ни один врачеватель, даже превосходный, даже самый лучший… такой, как он сам. Несмотря на то, что Яниэр применил все свое незаурядное мастерство, ему едва удалось сохранить Учителю руку.

Даже это оказалось очень и очень нелегко. Но большее, увы, было недостижимо.

Слабое шевеление в невесомых шелковых покрывалах привлекло внимание Яниэра, все эти дни практически не отходившего от постели наставника. Кажется, Красный Феникс наконец очнулся от беспамятства. Хвала небожителям! Первый ученик перевел дух, чувствуя, как с души у него падает тяжкий груз.

— Элиар? — с трудом открыв глаза, тихо позвал Учитель. И, обведя мутным взглядом укутанную полумраком комнату, в которой не было никого, кроме Яниэра, необычно строго спросил: — Где мой Второй ученик?

Яниэр почувствовал болезненный укол: несправедливо, что, едва придя в себя, наставник первым делом осведомился об Элиаре, совершенно не заботясь о собственном плачевном состоянии. Да еще и говорил с ним гораздо холоднее обычного.

— За последние двадцать дней ваш Второй ученик не появлялся в Ром-Белиате и не давал о себе знать, — тем не менее внешне спокойно ответил Яниэр, ничем не выдав своего огорчения.

— Двадцать дней? — Красный Феникс нахмурил брови и, кажется, неприятно удивился.

— Да, мессир. Последние двадцать дней вас терзала сильнейшая лихорадка. Это неудивительно — вы были тяжко ранены и потеряли много крови… очень много.

Яниэр сказал правду: ровно двадцать дней его светлость мессир Элирий Лестер Лар провел в оцепенении лихорадки. Первые несколько суток дались сложнее прочих: кожа Совершенного была так горяча, что при прикосновении почти обжигала. Лихорадка усиливалась, но понемногу Яниэру, искусно употребившему все свои умения, удалось совладать с нею. Наконец жар, истязавший тело наставника, стал утихать. Учителя продолжало немного лихорадить и сейчас, но общее состояние очевидно улучшилось: он пошел на поправку.

— Все это время мессир не приходил в себя, — осторожно добавил Яниэр, понимая, что Красному Фениксу может стать дурно от таких пугающих новостей. — И я очень рад, что вы наконец в сознании. Сейчас вам все еще плохо, но не волнуйтесь — постепенно самочувствие вашей светлости станет лучше…

В тот же миг Яниэр вздрогнул, ощутив почти не скрываемое вторжение в ментальное поле: цепкой мыслью своей Учитель скоро проверил целостность их духовной связи и целостность тонкой печати Запертого Солнца. Столь нервное, нетерпеливое и грубое воздействие было так не похоже на обычную филигранную манеру наставника, что Яниэр опешил. Убедившись, что все в порядке, Учитель успокоился и устало прикрыл глаза, как показалось, с большим облегчением: Первый ученик по-прежнему был ему подконтролен.