— Доброе утро! Не угодно ли вашей светлости пробудиться?
Возражений с его стороны не последовало, а потому уже в следующее мгновение шелковый занавес балдахина начал медленно расходиться в стороны, открывая глазам поднимавшуюся с колен Агнию, Аверия с подносом в руках, а также почтительно склонившихся Красных жриц, Призраков Ром-Белиата, которым оказали великую честь присутствовать на церемонии пробуждения верховного жреца возрожденного храма Закатного Солнца. Конечно, никто из них не осмеливался встречаться с ним взглядом: это было строго запрещено.
Вместо привычной уже «Горькой слезы», эффективной, но набившей оскомину, на подносе красовалась чашечка с темными кусочками лечебного красного сахара, согревающего кровь и восстанавливающего силы, а также пиала целебного имбирного настоя с ароматными травами.
Элирий медленно втянул густой травяной аромат и с удовлетворением обнаружил рядом с имбирным настоем чашу с только что залитым горячей водой связанным чаем: чайные листья были причудливо сплетены с цветком алой лилии, который при заваривании начал распускаться, являя миру свой яркий цвет и тонкий аромат.
Изысканный чайный лотос в чаше раскрылся величественным красным солнцем, с которым в прежние дни часто сравнивали и самого Элирия.
В трудные времена, когда на душе пасмурно из-за неурядиц, сладкое помогает лучше всего, умиротворяя и смягчая сердце. Протянув руку, Элирий взял кусочек красного сахара и невозмутимо отправил его в рот, прежде чем выпить лекарственный настой. Подумав немного, выбрал и с удовольствием съел большую засахаренную вишню, чтобы во рту оставался вкус сладости, а не лекарства.
Дождавшись, пока Красный Феникс закончит прием снадобий и удостоит ее вниманием, Агния внимательно осмотрела его с ног до головы и осторожно проверила пульс.
— Как самочувствие вашей светлости?
— Не беспокойся, Ивица, — мягко улыбнулся ученице он, кивком разрешая приступить к умыванию и подготовке к выходу. — Со мной все в порядке.
Агния с помощницами принялись облачать его в привычный по прошлой жизни многослойный наряд: нижние одежды, средние, затем парадные — с узкими летящими лентами и треугольными клиньями, похожими на яркие длинные перья хвоста феникса, а поверх всей этой роскоши и великолепия — тяжелая мантия, расшитая на груди узором красного солнца. На запястьях застегнули статусные украшения верховного жреца. Когда с переодеванием было закончено, Третья ученица привела в порядок его волосы, зачесывая и связывая их на затылке густым узлом. Затем, вновь преклонив колени, надела на ноги мягкие остроносые туфли.
Невольно Элирию вспомнилась Шеата, которая все последние дни исполняла те же обязанности, и исполняла хорошо. Он успел привыкнуть к ее ненавязчивой заботе, к постоянному присутствию рядом, и в первый миг спросонья даже принял голос Агнии за голос Первого иерарха храма Затмившегося Солнца.
По правилам придворного церемониала сразу после облачения верховного жреца в статусные одеяния полагалась первая утренняя молитва, дарующая благоденствие всем, кто на ней присутствует. Но пока лотосная кровь не вошла в полную силу, предполагалось, что Элирий слишком слаб, чтобы регулярно совершать даже простые ритуальные богослужения, а потому решено было отказаться от них до окончания процесса трансмутации.
Красный Феникс жестом отпустил приближенных и с чинным спокойствием вышел на террасу перед своим пока еще совершенно пустым храмом. Каменные ступени и плиты казались алыми от лепестков осыпающейся вишни, которые легкий весенний ветерок принес из внутреннего двора. В воздухе висел вишневый флер, такой бархатистый, невесомый и сладостный, будто мир и не стоял на пороге гибели.
Вздохнув, Элирий покачал головой. В прошлый раз потребовалось сорок семь лет беспрерывных молитв и служб, чтобы высшие небожители смилостивились и осенили храм своим благословением. В тот день сам Илиирэ, пресветлый владыка Надмирья, явился лично и в знак своего покровительства даровал Совершенным схождение благодатного огня. Теперь у Элирия не было столько времени для молений — черный мор уже распространился по всему Материку. Да и вряд ли после случившегося Илиирэ вновь обратит на него свой сияющий взор, вздумай он возносить молитвы и приносить жертвы хоть тысячу лет кряду.
Элирий задумчиво взвесил в руке могущественную плеть Тысячи Образов, огненный Хвост Феникса. В течение долгих лет непревзойденное духовное оружие было запечатано и не принимало нового хозяина даже после его смерти. Никто, кроме Красного Феникса Лианора, не сможет использовать эту плеть: в целом мире она единственная осталась верной ему. Эта мысль была успокаивающей и приятной.
Спустившись в сад, Элирий постоял немного под усыпанной цветами вишней, после чего сел на изящную скамейку из красного палисандра, решив восстановить силы и неторопливо полакомиться засахаренной хурмой. Один такой крупный плод, выращенный и приготовленный лучшими мастерами, в свое время стоил в Ром-Белиате целое состояние и обычно преподносился в качестве драгоценного подарка. Элирий любил эту традицию. Аппетитные и изысканные сладости всегда поднимали ему настроение.
— Здравствуй, дорогой брат Лестер, — неожиданно раздалось позади. Смутно знакомый голос… вычурный самодовольный голос из прошлого. — Так и знал, что при строительстве этого храма не обошлось без какой-то чудной хитрости. Вполне в твоем духе.
— Убирайся в дыру, где прятался все эти годы, Лермон, — холодно процедил Элирий, не оборачиваясь. — Как только у тебя хватило дерзости явиться в Красную цитадель, раскрыть рот и заговорить со мной? Надеешься выторговать прощение? Напрасно. Не думаю, что у тебя есть что предложить мне взамен.
Элирий незаметно положил ладонь на рукоять верного Хвоста Феникса. Впрочем, как он помнил, вряд ли что-то могло укрыться от неизменно цепкого и внимательного взгляда Золотой Саламандры.
— У меня всегда найдется что предложить, — вкрадчиво начал издалека Игнаций, — но не приписывай мне одной лишь только корысти. Я был готов ждать тебя тут хоть весь день, хоть всю ночь, чтобы только увидеть издали, без всякой надежды на разговор… но обитатели Надмирья были благосклонны и щедро вознаградили мое смирение, направив лотосные стопы наместника небожителей прямо сюда. Ты ведь не прогонишь Первородного?
Элирий закатил глаза. Игнаций хорошо знал, что, как и когда следует говорить. В нем жарко пылал огонь священной чистой крови, в жилах его таилась та же сила, что и в самом Элирии, — сила тех, кто родился и вырос на Лианоре. Сила Первородных — прямых потомков небожителей, Повелителей людей.
— Прогоню, если захочу, — внешне бесстрастно возразил Красный Феникс. — А ты будешь принимать то, что тебе дают.
За спиной его на миг воцарилось молчание. Затем Игнаций собрался с мыслями и вновь приступил к аккуратному прощупыванию почвы.
— Ты словно вернулся во дни своей юности в Городе-Солнце, — с глубокими ностальгическими нотками проникновенно проговорил он. — Я смотрю на тебя и невольно вспоминаю наш Лианор… дом, который мы потеряли. Даже вишня расцвела для тебя на пепелище, как в краю Вечной Весны. Однако любоваться столь прекрасным цветением в одиночку — неправильно. Не желаешь ли разделить удовольствие со старым другом?
Элирия затрясло от этих слов, но он не подал виду.
— У тебя нет права находиться здесь и смотреть открыто на Красного Феникса Лианора, — строго отрезал он. — Я не помню твоего лица. И не хочу вспоминать его.
— Лестер…
— Не забывайся. Не то велю звать меня как положено — и не посмотрю на былые заслуги…
…и родственные связи.
Не случайно Игнаций, желая вызвать сочувствие, назвал его дорогим братом. Все могущественные тысячелетние династии Лианора были связаны между собой кровью, но, не считая этого, его семья и семья Игнация и вправду породнились, приобретя связи более близкие и прочные. С самого детства мальчики тесно дружили и часто играли вместе в садах Города-Солнца, прогуливались по длинным коралловым пляжам Лазоревых гаваней.
