Красный Феникс Лианора должен был жить бесконечную, торжественную и славную жизнь небожителя… но вместо этого умер, умер в одиночестве в своем храме. И по сравнению с этой великой смертью все в мире стало мелким и незначительным.

Хорошо, что, несмотря на приказ не возвращаться, в адитум как нельзя кстати заявился Яниэр и сумел вывести из ступора, заставил прийти в себя… и в итоге спас тело Учителя от еще большего поругания в руках врагов. За это Элиар был признателен и по сей день. Конечно, упрямство никогда не позволило бы ему произнести это вслух, но он испытывал искреннюю благодарность за то вмешательство Яниэра.

Если бы тело Учителя досталось Игнацию, в знак безоговорочности своей победы верховный жрец храма Полуденного Солнца наверняка выставил бы его на всеобщее обозрение… перед всем народом он вывесил бы тело врага на позорном столбе, как было принято поступать с важными государственными преступниками в Лианоре. И хуже того, если бы хоть капля лотосной крови Учителя досталась Ишерхэ, дочь темного бога смогла бы вернуть Учителя обратно в земной мир… как сделал впоследствии, досконально изучив запрещенные техники, и сам Элиар. Ишерхэ вернула бы умершего, достала бы и после смерти, и продолжила бы мучить, как и обещала. Сама мысль о подобном ужасала Элиара.

За что убивают тех, кого любят, тех, кто дороже всего? Не эта ли самая любовь неминуемо ведет к роковому финалу? Не является ли смерть лишь естественным итогом, неизбежным затмением любви, как черный цвет является затмением красного?

Элиар никогда не говорил об этом вслух, но не переставал думать. Круговерть тяжелых мыслей не прекращалась в его сознании и порой была невыносима.

Любить кого-то — тяжелое испытание: грань между любовью и одержимостью гораздо тоньше, чем может показаться, и перейти ее слишком легко. Как ужасно мы обращаемся с теми, кто нам дорог, гораздо хуже, чем с посторонними, которым прощаем многое. Неужели каждый, кто живет на свете, так или иначе обречен убивать тех, кого любит?

Элиар не знал.

Безысходность толкнула его на крайние меры. Толкнула его на жестокость. В те дни ситуация стала катастрофической: черный мор забрал многих, выкосил целые жилые кварталы, целые районы Вечного города. Яркость солнца усилилась настолько, что было невозможно поднять глаза и разглядеть хоть что-то в слепящем сиянии. Бенну обезлюдел совершенно. Тела не успевали отпеть, как уже привозили новые, на погребальные обряды не хватало рук. Вместо ароматов нежных весенних цветов улицы заполняло тошнотворное, сладковато-приторное зловоние, запах смерти и разложения.

Еще прежде черный мор забрал Янару, которую после гибели Учителя и Ишерхэ он сделал своей супругой, чтобы дать возможность Яниэру законно занять престол Ангу, не соревнуясь в праве очередности с сестрой-близнецом.

Всю свою жизнь Янара искренне любила Учителя и была предана памяти о нем. Она единственная понимала душевную тоску Элиара. Кроме того, как верный ученик, Элиар не мог допустить, чтобы женщина, к которой когда-то питал нежные чувства Учитель, досталась другому мужчине. Это было совершенно недопустимо. Сама Янара полностью разделяла эти мысли и согласилась соединиться с ним в исключительно политическом союзе, который равно спасал ее от одиночества и от нежеланного брака.

Янара была прекрасной женщиной, прекрасной не только внешне. Чистое, непорочное существо, она словно бы не рождалась в сем грешном мире, а спустилась прямиком из сверкающих чертогов Надмирья. Казалось, в ней не было изъянов. Неудивительно, что своей неземной чистотой она пленила сердце Красного Феникса Лианора, за долгие годы уставшего от тяжести людских пороков. Воистину, Янара заслуживала заботы и самого искреннего отношения. Именно у нее Элиар понемногу учился терпению, день за днем перенимая редкий дар сопереживать чужой боли и, по мере сил, умение утешать. И все же до конца ее дней Элиар не мог полностью простить недостижимого совершенства своей супруги и былого внимания к ней Учителя. Впрочем, как было известно Элиару, и Яниэр по тем же самым причинам недолюбливал свою сестру.

По отношению к Элиару Учитель всегда был далеким и отстраненным, словно звезда, изливающая слишком холодный свет. Сама душа Учителя казалась сотканной изо льда.

После появления у Красного Феникса Второго ученика многие посчитали Элиара новым любимцем его светлости мессира Элирия Лестера Лара, и какое-то время это действительно походило на правду: наставник таскал его за собой повсюду, а однажды, в сезон листопада, велел собираться с ним в павильон Красных Кленов. Величайшей чести сопровождать наставника в ежегодной осенней поездке удостаивался прежде только Яниэр. О, если бы Элиар знал тогда, что это его единственный визит в закрытый павильон вместе с Учителем, он наслаждался бы каждым мгновением, как сейчас наслаждается каждым хрупким воспоминанием… а вот о втором своем визите туда, самовольном, непрошеном, вспоминать совсем не хотелось.

В те дни Учитель оказывал на него глубочайшее влияние и занимал собой все его жизненное пространство… и тем не менее оставался так же замкнут и ни на мгновение не позволял позабыть о лежащей между ними непреодолимой статусной пропасти.

Наверное, в ту далекую осень оставленный в Ром-Белиате Яниэр познал во всей полноте неприятную истину, что и ему не стоит забывать свое место, что и его, недосягаемого Первого ученика, в любой момент могут отодвинуть на второй план, а то и забыть…

К ужасу Элиара, после жертвоприношения вернуть Учителя в земной мир никак не удавалось. Невзирая на то, что долгие годы практики Черной магии сделали его знания обширными, а техники — отточенными и искусными, душа Красного Феникса перестала откликаться на зов. Более того, сам Элиар совершенно перестал чувствовать ее, хотя упорно искал повсюду, куда только мог дотянуться, используя вновь обретенные запретные способности некроманта.

Тщетно: его светлости мессира Элирия Лестера Лара не было ни в одном из миров, ни живого, ни мертвого. Элиар не находил его души, даже совершая призывы на священную лотосную кровь, с которой та была неразрывно связана. Вновь и вновь поиски оказывались бесплодны. Словно он бессильно кричал в пустоту. Словно кто-то намеренно укрыл от него вожделенную душу, спрятал ее в шкатулку и запер на ключ.

Черный жрец был уверен, что на следующий же подходящий день, когда планеты и звезды встанут так же, как в день рождения Красного Феникса Лианора, он сможет призвать душу наставника вновь, использовав подходящий сосуд… но циничный план провалился: обмануть высших небожителей Надмирья и отозвать предложенную им великую искупительную жертву не получилось… увы, он потерял душу Учителя навсегда.

Так он думал все эти страшные годы…

С грустной улыбкой Элиар открыл глаза и вновь посмотрел на послание от Первого ученика, переданное ему Шеатой: длинный список лекарственных трав, цветов и ягод, высушенных и живых, и прочих специфических препаратов, которые требуются для врачевания зараженных. Вид этого послания живо напомнил Элиару о периоде ученичества в Красной цитадели. Каллиграфически безупречные двойные вязаные руны подписи Яниэра, искусно сплетенные в единый знак, воскресили в памяти давние дни, когда оба они усердно перенимали от Учителя науку красивого письма.

Как и все утонченные искусства Совершенных, она давалась Элиару с трудом.

Прежде всего, красивое письмо требовало усидчивости и длительных ежедневных стараний, а терпеливость никогда не была сильной чертой Элиара. Во вторую очередь вставал вопрос о недостатке внутренней гармонии: хоть практика каллиграфии и должна была успокаивать ум, порывистого и вольнолюбивого кочевника она, напротив, только раздражала. Он оказался слишком импульсивен для этого вдумчивого занятия.

Кроме того, Элиар прибыл в храм Закатного Солнца довольно поздно и упустил многие годы, отведенные на обучение. В отличие от остальных, с самого начала он параллельно осваивал две непохожие техники: писал остроконечным птичьим пером, которое требовалось постоянно аккуратно подчищать, и кистью, которую приходилось каждый раз вымывать от остатков туши и тщательно сушить особым образом, чтобы случайно не повредить и не испортить. Соблюдение всех этих утомительных правил было невыносимо и порой доводило Элиара до белого каления.