VIII.

   Красный-Куст сделался неузнаваем. Год назад было болото, а сейчас вырос целый городок. На прииске работало около ста человек да еще около "конторы" больше десятка. Всех нужно было накормить -- одной такой заботы достаточно. С наступлением весни работа закипела по всем пунктам, точно новый приисковый городок наверстывал зимнюю спячку. Оживленнее всего, конечно, был прииск, где сейчас командовал Потемкин. Дело было поставлено, и требовались только аккуратность и добросовестность. Последним качеством изобретатель обладал вполне, а первое частенько страдало. Впрочем, дело велось под зорким глазом двух опытных штейгеров, которые видели на два аршина под землей.   Весть о деле с башкирами опередила Сережу. На прииске рабочие уже толковали, что у барина вышла "неустойка" и его посадят в тюрьму, если уже не посадили. Долетела эта весть и на озеро Челкан, перетревожив о. Аркадия. Он сейчас же приехал на прииск, чтобы навести справки, но и здесь никто и ничего не знал.   -- Дело в следующем...-- бормотал о. Аркадий.-- Я уверен, что все эти слухи распускает Утлых. Да. Он оказывает себя вредным человеком. А в сущности, все это пустяки...   Приисковыя дамы были рады появлению о. Аркадия и несколько успокоились. В самом деле, мало ли что может быть,-- ведь садят же других людей в тюрьму? О законах и разных правах милыя дамы имели самыя фантастическия представления, как о чем-то фатально-страшном.   Сережа приехал при о. Аркадии и сразу разрешил все сомнения.   -- Все пустяки болтают... Окоемов чувствует себя молодцом. Конечно, неприятно, но пока еще ничего особеннаго нет. В крайнем случае, мы понесем денежный убыток на аренде озера, и только.   Потом Сережа улучил минуту и наедине сообщил княжне под величайшим секретом известие о женитьбе Окоемова. Княжна только сделала большие глаза.   -- И уже женился?-- спрашивала она.   -- Да... гм... Он просил меня передать вам приглашение быть крестной.   -- Позвольте, как же это так... Только женился -- кого же крестить?   -- Видите ли, женился-то он, оказывается, еще в Москве...   -- Вот уже как... И все скрыть от меня? Нет, это несправедливо. Я уже догадывалась давно, что он сделал предложение, но от меня-то скрывать зачем?.. Не понимаю!   -- Он вообще поступил не по-товарищески.   -- А какая уже скрытная Настасья Яковлевна...-- огорчалась княжна.-- Да... А я уже как ее любила...   Эта тайна скоро облетела весь Красный-Куст, благодаря кучеру Афоньке, который привез Сережу из города. Все были почему-то недовольны и приняли известие, как обиду. За Окоемова был один о. Аркадий.   -- Что же, в добрый час...-- говорил он.-- Нехорошо жить человеку одному, так сказано в Писании. Очень и весьма рад... Весьма хорошо.   Сережа, между прочим, обратился к о. Аркадию за разяснением одного каноническаго вопроса.   -- Но нашим законам, о. Аркадий, кум не может жениться на куме?   -- Нет... т.-е. вы подозреваете восприемников одного младенца?   -- Именно... Очень жаль.   -- Духовное родство, нельзя.   Даже Потемкин и фельдшер Потапов приняли живое участие в обсуждении вопроса, имел ли право жениться Окоемов и, кстати, что он за человек вообще. Разговор происходил в комнате фельдшера, устроенной при больничке.   -- Я, признаться сказать, лучше о нем думал,-- задумчиво проговорил Потемкин, покуривая дешевую папиросу.-- Помилуйте, тут дело огнем горит, а он жениться... Нужно и о других подумать. Вот тебе и компания... вдвоем.   -- Да, вообще...-- глубокомысленно соглашался фельдшер.-- А впрочем дело ихнее и нас не касается.   -- Как не касается? Вот тебе фунт... Теперь конец и всей нашей компании. Я уже знаю: как заведется баба, и пиши пропало. Совсем другая музыка... А Настасья Яковлевна девица с ноготком и свои порядки будет заводить. Уж началось... да.   -- Началось, говоришь?   -- Посылаю ему смету, а он мне присылает отказ. Всего-то осталось сделать расход в какия-нибудь полторы тысячи. На самом конце все дело испортил. Со мной всегда так было, всю жизнь. Ведь кончил бы, если бы Окоемову не пришла блажь жениться.   -- Да, вообще... Этак он и моих пчел похерит.   -- Погоди, всего будет.   Всех больше, в конце концов, был огорчен Сережа, как самое близкое и заинтересованное лицо. Он возвращался из Екатеринбурга вообще в дурном настроении и причины его перенес на Окоемова. Раздумавшись на эту тему, он пришел к заключению, что именно этого-то Окоемов и не должен был делать. Эта мысль все разрасталась и достигла своего апогея после разговора с княжной.   -- Да, так вы вот как, Василий Тимофеич?.. Хорошо. Да, очень хорошо.   Сережа долго не мог заснуть. Пробовал читать только-что полученный новый французский роман, считал в уме до тысячи -- ничего не выходит. Наконец его осенил великолепный план. Серезка даже вскочил с постели и погрозил кулаком в пространство.   -- Погоди, дружище, я тебе удружу... Ха-ха! Интересно будет посмотреть, какую ты рожу скорчишь. Х-ха... Вдруг ты возвращаешься в Красный-Куст с молодой женой, а я тебе рекомендую: Варвара Петровна -- моя жена. Каково? Ловко... Или лучше я женюсь на бойкой докторской своячинице, наконец, чорт меня возьми, на поповне Марковне. Погоди, дружище...   Эта блестящая мысль сразу успокоила Сережу, он заснул крепким сном и всю ночь видел, как он хочет жениться не на княжне, не на поповне и не на докторской своячинице, а на фельдшере Потапове. Утром ему было даже совестно за это безобразие.   Калерия Михайловна и Анна Ѳедоровна частенько враждовали между собой, вернее сказать -- ревновали друг друга по части первенства. Сам собой являлся вопрос: кто же настоящая хозяйка? Иногда случалось, что какое-нибудь приказание Калерии Михайловны вдруг отменялось Анной Ѳедоровной и наоборот, или -- в область Анны Ѳедоровны вдруг вторгалась Калерия Михайловна и наоборот, т.-е. дамам это казалось. Говоря правду, устраивала такия вторжения по большей части упрямая хохлушка, а Калерии Михайловне оставалось делать такой вид, что она ничего не замечает или что терпит по необходимости, чтобы не поднимать домашних дрязг и ссор. Так вопрос о том, кто главная хозяйка, и оставался до сих пор открытым.   И вдруг оказалось, что главной хозяйкой является раскольница. Она точно с неба свалилась... Известие о женитьбе Окоемова навело на обеих женщин страшное уныние. У них, как говорится, руки опустились. Калерия Михайловна даже всплакнула потихоньку. На другой день по приезде Сережи обе встали недовольныя и молчаливыя. Дело не шло на ум. Калерия Михайловна отправилась посмотреть свой огород, и ей сделалось еще тошнее -- огород показался сиротой. К чему теперь огород?   -- Вы это что смотрите?-- окликнула ее хохлушка.   -- А так... Устраивала, хлопотала, старалась... Да, старалась...   -- И я тоже старалась...   -- Обе старались...   -- А на готовое-то приедет новая хозяйка и нас по шеям. Вам это нравится?   -- Даже очень...   Калерии Михайловне сделалось жаль хохлушки, а хохлушка пожалела Калерию Михайловну. Каждая думала про себя: "А какая она славная... Право, жаль!". Кажется, уж оне ли не жили душа в душу, а тут Бог новую хозяйку послал, а новая хозяйка новые порядки будет заводит: и то не так, и это не так. Одним словом, раскольница... Откуда приисковыя дамы взяли эту мысль о новых порядках новой хозяйки -- трудно сказать, но оне были убеждены в ней и говорили, как о вещи известной.   -- Вот тебе и школа...-- ядовито заметила хохлушка.-- Да и тот хорош: вывез из Москвы хороший консерв.   -- А я так думаю, что все это устроила наша княжна. Она ведь только прикидывается простой... Вместе ездила с раскольницей, ну и сговорились.   -- То-то она помалчивала все время...   Общее несчастие соединило обеих женщин, чего не было с первой встречи. Оне даже присели на одно бревно, неизвестно зачем валявшееся в огороде, и предались горьким размышлениям.   -- Скоро вот ягоды поспеют,-- вслух думала хохлушка.-- Да... Пусть теперь новая хозяйка и пастилы, и варенья, и маринады делает, как знает. А я-то, глупая, радовалась: вот лето наступит, вот ягоды поспеют... Десять пудов одного сахарнаго песку заготовила... банки...   Хохлушка махнула в отчаянии рукой.   -- Все пошло прахом...   -- Она еще покажет себя,-- уверяла Калерия Михайловна.-- Вот попомните мое слово... Тихонькая да молчаливая такая, а это хуже всего: не узнаешь, что у нея на уме.   -- Мы теперь в роде кухарок... Нет, уж извините, Настасья Яковлевна, а этому не бывать. Если бы я знала, да ни за что бы не поехала сюда.   -- И я тоже...   Со стороны эти мысли и разсуждения могли показаться смешными, но в них была известная доля правды. Весь рабочий городок волновался, как пчелиный улей, в который влетела чужая пчела-матка. Тут было о чем подумать, и каждый раздумывал по-своему.   Все это выяснилось с особенной яркостью, когда неожиданно приехал Окоемов, вырвавшийся из Екатеринбурга всего на несколько дней. Ему было необходимо произвести маленькую ревизию и сделать некоторыя распоряжения. С перваго своего появления в Красном-Кусту он почувствовал себя чужим, точно прежняя рабочая семья распалась разом. Открыто ничего не было высказано, но тем сильнее это чувствовалось. Все были как-то особенно молчаливы и торжественно-покорны, как незаслуженно обиженные люди, подчинявшиеся силе. Окоемов догадался, что в Красном-Кусту все известно и произошло именно то, чего он ожидал. Даже княжна, и та отворачивалась от него.   -- Вы не одобряете мое поведение, Варвара Петровна?-- спросил ее Окоемов, когда они остались в столовой одни.   -- В таких вещах никого уже не спрашивают, Василий Тимофеич...   -- Чем же вы недовольны?   -- Я? С чего вы это уже взяли?..   -- Да и все, кажется, недовольны?   -- Это вам так уже кажется. Живем, как и раньше жили. У нас все уже по-старому.   Особенно возмутило Окоемова поведение Сережи, на котором точно чорт поехал верхом. Огорченный Окоемов не стал даже разговаривать с ним и уехал в Челкан к о. Аркадию. Он от души любил этого деревенскаго попика, всегда такого ровнаго, спокойнаго и какого-то жизнерадостнаго. О. Аркадий сразу заметил настроение гостя и заговорил:   -- Дело в следующем, Василий Тимофеич... Вы, конечно, правы, по поставьте себя на их место.   -- Да ведь я-то такой же остался, о. Аркадий.   -- А в Писании про это дело так сказано: "неженивыйся печется о Господе, а женивыйся о жене своей". Впрочем, все перемелется и мука будет... Не следует волноваться, вообще.   -- А если мне обидно?   -- Ничего, укрепитесь духом... Люди все хорошие, и все помаленьку пойдет. Мало ли что бывает... Вот с озером-то как вы?   -- А ну его... Арендую два новых. Свет не клином сошелся...   Собственно, о. Аркадий не сказал ничего новаго и особеннаго, но Окосмов сразу почувствовал облегчение, и все, что его волновало, показалось теперь ему таким мелким и ничтожным.