Если бы маркиз вздумал, спасаясь от барона, бежать из Франции, австрийский двор возбудил бы процесс против своего пленника для отмщения за честь королевы – бывшей эрцгерцогини империи. Если бы он остался на родине – на него можно было донести революционному правительству, и тогда роль, которую маркиз сыграл в истории ожерелья, неизбежно привела бы его на эшафот. Таким образом, он всецело находился во власти барона.

Подобно тому замку, в котором он нашел теперь несколько вынужденный приют, отец Бланш также был между двух огней и потому решился на последнее средство. Так как Бланш решительнее прежнего отказывалась уступить настояниям барона, го маркиз, истощив все доводы, признался наконец дочери, какая опасность угрожала ему: его имущество, честь и даже жизнь были в руках барона. Если Бланш не спасет его, ему остается только умереть. Неужели она не боится, что совесть будет упрекать ее в отцеубийстве, если она доведет несчастного отца до такого отчаянного шага?

Дрожащая, потрясенная этим признанием, Бланш могла лепетать лишь какие-то бессвязные слова. Странное упорство барона поражало ее; неужели у человека, который стремился сделаться ее мужем, не было ни сострадания, ни чувства собственного достоинства? Как мог он домогаться ее руки, зная, что она ненавидит его и любит другого, от которого даже имеет ребенка? Уверенная, что барон получил посланное через Леонарда письмо, Бланш старалась успокоить отца. Она говорила себе, что барон, конечно, был тронут ее признанием и ничего не рассказал маркизу; а если он не выдал ее тайны, то, следовательно, не хотел злоупотреблять своим страшным влиянием на маркиза. Безумно влюбленный, он полагал, что Бланш возьмет назад свое решение, прощал ее и желал забыть, что ее сердце уже раньше принадлежало другому. Может быть, он надеялся, что заставит полюбить себя. Итак, в глубине души Левендаля все еще жила надежда, которую непременно следовало уничтожить; а для этого необходимо было настаивать на отказе. И Бланш, не объясняя отцу причин, еще раз повторила, что никогда не будет женой барона.

– В таком случае, – в бешенстве закричал маркиз, полагая, что его дочь сошла с ума, – я заставлю тебя повиноваться, непокорная развратница! Ты будешь обвенчана нынче же ночью, слышишь? Нынче же ночью, хотя бы мне пришлось самому тащить тебя к алтарю, связанную по рукам и ногам! – И он вышел из комнаты, чтобы повидаться с бароном и посоветовать ему поспешить с приготовлениями к брачной церемонии.

Оставшись одна, Бланш задумалась. Решимость Левендаля разобьется о ее энергию. Она будет бороться до конца, она не перестанет отказываться от союза, внушающего ей отвращение. Но для этой борьбы ей недоставало самого верного союзника – ее ребенка… Отчего он не здесь, не с нею? Присутствие этого живого доказательства ее любви к другому убедило бы маркиза, а барона вынудило бы отказаться от его притязаний.

Бланш с возрастающим беспокойством спрашивала себя, что могло помешать Екатерине Лефевр сдержать обещание.

Наступила ночь, и ей пришлось отказаться от надежды увидеть вдали идущую в замок женщину с ребенком на руках. Глубокая печаль охватила Бланш при мысли об армиях, которые грозной стеной окружили замок. Она говорила себе, что Екатерина, вероятно, побоялась пуститься в путь по местности, наводненной войсками; может быть, ее вынудили отложить путешествие.

«Она не придет! – с тоской думала Бланш. – И кто знает, увижу ли я когда-нибудь свое дитя?»

Мысль, что ее могут вынудить к браку, внушавшему ей отвращение, что ее отказ может стать причиной разорения и даже смерти отца, приводила Бланш в отчаяние. Тогда она решилась бежать, подумав, что пойдет прямо по дороге, наудачу. Ночь темна; соседство двух армий благоприятствует побегу. Дороги кишат испуганными людьми, спасающимися от войск, и она могла бы проскользнуть незаметно или по крайней мере не возбуждая подозрений. Добравшись до Брюсселя или хоть до Лилля, она оттуда отправится в Париж, в Версаль, разыскивать Екатерину и маленького Анрио. У нее есть драгоценности и немного золота; когда она будет далеко от этого ненавистного замка, она напишет отцу; его гнев утихнет, и он пришлет ей денег.

Составив этот план, Бланш тотчас же начала приводить его в исполнение. Кое-как уложив в небольшой мешок все свои драгоценности, она накинула дорожный, плащ, захватив с собой еще другой плащ с капюшоном, предназначенный служить и одеялом, и тюфяком в неудобных гостиницах, где ей придется искать приюта.

Нарочно оставив в своей комнате свет, Бланш осторожно открыла дверь и на цыпочках сошла вниз, прислушиваясь к каждому звуку затаив дыхание, останавливаясь на каждом шагу, встревоженная, но не теряя мужества. Добравшись до двери, выходившей на огород, она без шума отворила ее и очутилась под открытым небом.

Ночь была чудная, свежая, но недостаточно темная. Приходилось избегать открытых пространств, чтобы не быть замеченной из замка.

Осторожно огибая замок и проходя мимо ярко освещенной комнаты, где ужинала прислуга, Бланш вдруг заметила за одним деревом две странные фигуры. Она вздрогнула и остановилась. Обе фигуры стали медленно приближаться к ней.

Страх парализовал Бланш; она не могла ни бежать, ни кричать. Смутно различала она высокий и тонкий силуэт мужчины и женщину в короткой юбке и маленькой шляпе с поднятыми полями. Через минуту оба очутились возле нее.

– Молчите! Мы – ваши друзья, – быстро произнесла женщина.

– Этот голос! – прошептала Бланш. – Кто вы? Я боюсь. Я позову на помощь!

– Не зовите! Скажите, где нам найти мадемуазель Бланш де Левелин?

– Но это я! Боже мой! Неужели это вы, Екатерина?! – воскликнула Бланш, узнав наконец ту, которая должна была возвратить ей ребенка.

Изумленная и обрадованная этой встречей, Екатерина поспешно сообщила Бланш, что пришла сюда вместе с ла Виолеттом поговорить с Бланш о ребенке, которого готова передать ей, если мать уже может теперь заботиться о нем.

– Где же мой маленький Анрио? – спросила Бланш, дрожа от боязни услышать дурное известие.

Но ее тотчас успокоили.

Тогда она, удивленная нарядом маркитантки, спросила:

– Что же значит этот костюм?

Екатерина сообщила ей, что служит в полку и что маленький Анрио спит сладким сном под защитой стрелков 13 полка.

Бланш захотела немедленно отправиться в лагерь, но Екатерина посоветовала ей остаться в замке. Завтра выяснятся намерения австрийской армии. Может быть, французы займут замок, и тогда будет очень легко привести ребенка. Но идти ночью по полям, где на каждом шагу могут встретиться разведчики, – да это безумие! Екатерина добавила, что, по ее мнению, Бланш надо благоразумно переночевать в замке, а завтра видно будет, что делать. Но Бланш объявила, что решилась бежать из замка, так как ее в эту ночь хотели силой отдать за барона Левендаля.

– Что же делать? – в недоумении сказала добрая Екатерина. – Какое несчастье, что с нами нет Лефевра! – прошептала она. – Он-то уж дал бы нам добрый совет! Если бы этот дуралей мог придумать что-нибудь! – проворчала она, глядя на ла Виолетта. – Слушай, есть у тебя какой-нибудь план? – резко спросила она у своего помощника.

– Если хотите, – застенчиво ответил он, – я вернусь в лагерь и приведу ребенка.

Екатерина пожала плечами.

– Не могу себе представить тебя, ла Виолетт, с ребенком на руках.

– А если я пойду с вами? – с живостью сказала Бланш. – О, Екатерина, позволь мне идти с тобой!

– А опасность? А пули? А часовые?

– Ничего этого я не боюсь. Разве мать может бояться, когда дело идет о свидании с ее ребенком?

Екатерина уже была готова согласиться на ее просьбу, когда шум голосов заставил их замолчать и спрятаться в тени деревьев. Это был барон Левендаль, окруженный слугами с факелами в руках.

– Доложите мадемуазель де Лавелин, – приказал барон одному из слуг, – что пора приступить к церемонии и что я жду ее в часовне вместе с маркизом.

Перейдя площадку перед замком, он направился к маленькой часовне, видневшейся посреди лужайки.