"Нет, расслаблением это не назовёшь".

Казалось, ему вообще было плевать на экзамен. Лицо — холодное, будто высеченное из мрамора, а в глубине глаз мерцала крохотная искра раздражения. И это не было показным. Его руки двигались легко, уверенно, будто каждая линия, каждая цифра в формуле уже давным-давно жили у него в голове. Ни одной запинки, ни одного лишнего движения — словно отточенный клинок, скользящий по воздуху.

"И на проверке он был таким же".

Инструктор любил задавать каверзные вопросы. Обязательно вытаскивал формулы из каждой коробки, проверял до последней мелочи. Большинство новобранцев в такие моменты начинали ёрзать, руки вспотевшие, взгляд бегает, сердце колотится так, что слышно за столом. Но не Платонов. Нет. Он стоял так спокойно, словно слушал шелест ветра за окном. Даже не моргнул. Спокойствие это было жутковатым — ледяным, как утренний иней на стекле.

"Не похоже, что его можно легко сломать".

"В этом никогда нельзя быть уверенным".

— Прости? — приподнял бровь Джеймс.

"В его возрасте… он вообще когда-нибудь ломался?"

Джеймс только скривил губы — мол, зачем спрашиваешь то, на что сам знаешь ответ? Слишком этот новичок мало прожил.

В этот момент к Платонову подошёл парень — новобранец, розовощекий, с вытаращенными глазами.

— Привет, сержант! О! Я Дойл из Департамента природных ресурсов! — выпалил он, аж слюной брызнул.

Пирс, сидевший чуть поодаль, прищурился.

Интересно.

Диалог их больше напоминал не разговор, а капанье воды в раковине: один тараторил без умолку, другой отвечал коротко, сухо, будто каждое слово вырывали щипцами. Было ясно: новички знали Платонова, но сам он их — ни сном, ни духом.

— Он что, такой известный? — шепнул Джеймс.

— Да нет. Он обычно сам по себе.

Для такого человека…, — Пирс чуть заметно улыбнулся уголком губ.

Всё началось с разговора с Кентом. Тот умел говорить так, что хотелось слушать. На фоне сонного, скучного приёма это было как глоток холодного виски. И именно этот разговор вытянул Платонова из тени — народ стал подходить, знакомиться.

А потом в комнату ввалились ребята постарше — в костюмах, галстуки сбились набок, на лицах усталость и раздражение.

— Господи, я выжат! — первый, кажется, чуть не рухнул прямо на ковёр.

— Зачем мы тут торчим после работы?! — второй метнул взгляд в сторону бара, как будто надеялся найти там спасение.

Это были сотрудники уровнем выше зелёных новичков, но не так, чтобы слишком далеко ушли по лестнице.

Пирс вытащил из бумажника сотню, положил на стол и кивнул бармену.

— Тут музыка орёт, — бросил он.

Бармен, до этого похожий на сонную муху, мигом ожил, сунул купюру в карман и растворился за стойкой. Через минуту фоновая какофония сменилась мягким джазом, едва ощутимым, как дыхание ветра.

Пирс заметил, что Платонов поднялся и двинулся куда-то. Рядом оставалось свободное кресло.

Пирс поднял стакан, чуть кивнул Джеймсу:

— Пошли?

Ресепшн превратился в подобие маленького дворянского собрания. Молодые клерки развалились на диванах, закинув руки за спинку, лениво перебрасывались словами. Каждый старался казаться важным.

Лордом среди этих самоуверенных юнцов был Брент — тот самый, о котором Лилиана рассказывала с придыханием. А я-то его знал: в прошлой жизни он пару месяцев был моим непосредственным начальником.

Проблема была в том, что его "владения" — зона вокруг дивана — оказалась набита до отказа. Толпа жужжала, как пчелиный рой.

— Как у нас с потоком сделок?

— IPO навалилось выше крыши! Думаете, надолго?

— Не пузырь ли это?

Каждый пытался вставить слово, чтобы Брент обратил на него внимание. Ведь сейчас отдел здравоохранения переживал настоящий бум. Больше сделок — больше премий, больше возможностей подняться выше. Тут собрались те, кто хотел урвать кусок. Я был одним из них.

Пробиться к нему оказалось не так-то просто.

Брент тем временем вещал с видом пророка:

— Это не временный пузырь. Спрос и предложение здесь держатся на другом фундаменте. Люди всегда хотели жить дольше. Разве это изменится? И разве они перестанут платить за лечение, только потому что дорого?

— О, в точку! — закивал кто-то из новичков.

— Если природа спроса другая, то и конкуренция другая!

Слушали его жадно, словно он раздавал золотые билеты.

А я?

Я сидел и ждал, когда выпадет шанс. И молчал, не проронив ни слова.

"Необязательно быть автоматом, который кивает на каждое слово", — пронеслось у меня в голове.

Даже когда идёт борьба за место под солнцем, лесть должна быть особенной, отличаться от пустого угодничества.

Потому сидел тихо, словно кот перед прыжком, и ждал подходящего момента.

— Технологии пережили фазу роста только после появления фундамента — интернета, верно? — говорил мужчина с густым голосом, медленно обводя взглядом зал. — Здесь то же самое. Генетическое картирование, генная инженерия — вот основа, и теперь всё стремительно развивается.

Вот он, мой шанс.

— Простите, — слегка подался вперёд, — вы ведь участвовали в IPO Agios в июне?

Он резко повернул голову.

— Что? Откуда ты знаешь?

Легко выдержал его взгляд и едва заметно улыбнулся.

За утренней чашкой крепкого чёрного чая пролистывал отчёты по всем биотех-компаниям, которые Голдман вывел на рынок в этом году. План был прост: проверять по одному имени. И с первой попытки попал в яблочко.

— Разве это не та сделка, которая выиграла больше всего благодаря генетическому картированию, о котором вы только что упоминали? — продолжал спокойно, слегка понижая голос, будто делился тайной. — А если учесть хайп вокруг технологии CRISPR, потенциал роста у компании просто колоссальный. Честно, не верится, что это ваша работа!

Специально подобранная лесть — как хорошо выдержанный коньяк. Чем конкретнее, тем лучше. Идеально — подчеркнуть реальное достижение.

— Откуда ты всё это знаешь? — в его глазах мелькнул интерес.

— Я выпускник медвуза, — ответил почти небрежно, — всегда интересовался этой сферой.

— Медвуз? — он прищурился, явно впечатлённый.

Комплимент от человека, который разбирается, весит куда больше, чем пустое "ах, как вы круты" от случайного льстеца.

— Как тебя зовут?

— Шон, — произнёс, глядя прямо в глаза.

— Хорошо, Шон, — кивнул он, и уголок его губ чуть дрогнул.

Имя закреплено. Первый шаг сделан. Но останавливаться на этом нельзя. Я заметил у него на запястье широкий чёрный браслет.

— Ушиб? — спросил, кивая на руку.

— А, это? — он слегка поморщился. — Перегрузил запястье.

Он сделал размашистый жест правой рукой, словно отбивал воображаемый мяч. Сразу понял — это теннисный удар справа.

— Рядом с офисом есть теннисный клуб? — как бы между делом бросил ему.

— Ты играешь?

— Раньше, — пожал плечами. — Потом учёба в медвузе съела всё свободное время.

Теннис — не шахматы. В одиночку не поиграешь. А я только что стал идеальным кандидатом для его редких свободных вечеров.

В глазах мужчины появился хищный блеск.

— Шон, а в каком отделе ты работаешь?

— Развивающиеся рынки. Пока режим гибкий.

— Отлично, значит, сможешь помочь и с нашим отделом?

— Звоните в любое время, я всегда рядом, — ответил, слегка улыбнувшись.

В этот момент заметил взгляды остальных новобранцев. Подозрение, зависть — всё читалось в их глазах. Они, наверное, уже решили: "Его выбрали".

Как же наивно. Посмотрите на лицо Брента. Он пьян этой властью. А власть особенно сладка, когда решение ещё не принято. Если его не остановить, он будет смаковать этот миг, растягивая удовольствие до последнего.

"Сколько это займёт времени? Три-четыре месяца?"

Для человека, которому осталось жить всего десять лет, три-четыре месяца — как целая вечность. Если же хочу, чтобы Брент принял решение немедленно, придётся действовать иначе. Есть способ быстрее и надёжнее, чем обычная лесть.