— Почему?

— Хороший вопрос, — задумчиво протянул ординарный врач, — думаю тут сработало то, что Вы сразу упали на пол. И Вас — с одной стороны — прикрыла каменная стенка, которую удержала парта. Она взяла на себя всю разрушительную силу взрывной волны. Все остальные парты — вверх по амфитеатру — были сделаны из дерева, и они лишь нанесли дополнительный урон тем, кто за ними сидел. И плюс на вас сверху упали несколько других участников этой демонстрации. Они, кстати, сгорели.

— Какая трагедия, — вновь вздохнул его пациент.

— Да, но Вам повезло! Хорошо, — закончил опрос фон Штейниц, — вижу что вы действительно отделались легким испугом! Хочу Вас предупредить, что я обязан сообщить о том, что Вы пришли в себя в полицию. Они придут и вас допросят. Извините, но они меня обязали.

— Я все понимаю, мне скрывать нечего, — успокоил его Иван Петрович. — А когда меня выпишут? Я могу вставать?

— Можете, но осторожно! Чтобы не было головокружений и Вы не упали. Думаю, пару недель полежать придется. Мне пора, Вас еще осмотрит наш профессор, отдыхайте! — и немец, вместе с медсестрой, покинул одноместную палату.

Разговор с врачом утомил Смирнова, а память вернула его на месяц назад, когда его жизнь перевернулась и изменилась навсегда. В тот проклятый день его любимая жена, друг и помощница Лидия уехала на их только что купленную дачу в одном из тихих пригородов столицы расположенных на берегу Финского Залива. Вместе с ней поехала и шестилетняя любимица отца — дочка Анастасия, а также няня девочки. Через два дня к нему пришли из полиции и сообщили, что дача сгорела вместе со всеми ее обитателями.

Он помчался туда, до конца не веря в случившееся и надеясь, что это ошибка. Что сгорела другая дача, а не его. Что если это даже их дача, то сгорели там не они. Но прибыв на место и увидев пепелище, умерла не только надежда, но и часть его души. А когда в прозекторской он увидел — на почерневших обгоревших пальчика тех, кто еще недавно были его женой и дочерью — кольца, которые он им сам подарил, рухнул призрачный шанс на ошибку. Осознав трагичную реальность, он так отчаянно закричал, что его крик перепугал всю больницу.

Полицейские выразив ему соболезнования и убедившись, что у него полное алиби на ночь пожара, заявили, что это скорее всего был несчастный случай. Керосиновая лампа случайно опрокинулась и вызвала пожар. А уставшие за день обитатели дома не проснулись и задохнулись от угарного газа, во сне. Так было написано и в протоколе. После допроса в местном полицейском участке его отпустили. Тела для похорон обещали выдать на следующий день. Он дал телеграмму родственникам няни, и они ответили, что сами заберут ее тело и похоронят на родине.

В состоянии полной прострации он направился снова на пепелище. Стоя с поникшей головой перед местом, где сгорело его счастье, он искренне не понимал, что же делать дальше.

— Ты мужем будешь, Ваш благородие? — спросил подошедший к нему мужик в картузе и пиджаке с поддевкой-сибиркой, и брюками заправленными в сапоги.

Смирнов только молча кивнул, надеясь что мужчина от него тут же отстанет. Но тот даже и не думал.

— Горе-то какое, — вздохнул «картуз с сапогами», — как они не выбрались, ума не приложу!

— Задохнулись в кроватях от угарного газа, — резко ответил вдовец назойливому собеседнику.

— Это как так? — удивился вдруг мужик, искренне возмутившись. — Я сам помогал тушить пожар, а потом бревна растаскивать. У дверей мы их нашли. Какие кровати?

— Как у дверей? — резко обернулся к нему Смирнов, и, схватив его за лацканы пиджака, притянул к себе. — В полицейском протоколе написано, что в кроватях! Ты что несешь?!

— Ты барин, меня-то отпусти! — твердо ответил ему мужик. — Я хоть человек и простой, но обхождение знаю. Еще раз тебе говорю, у дверей они лежали. Все трое! Сам видел!

— Извините, — пришел в себя, будучи от природы всегда вежливым Смирнов, — горе мне разум помутило.

— Понимаю, — сочувственно кивнул мужик, — значит, говоришь, в протоколе фараоны написали, что они в кроватях лежали?

— Именно так! Как же так вышло-то? — растерянно произнес убитый горем бывший муж и отец.

— Хочешь расскажу как? — нахмурился его собеседник. Было явно ощутимо, что внутри мужичка идет какая-то напряженная борьба.

— Хочу. Я тебе денег дам, если правду скажешь! — предложил ему доктор.

— Это само собой разумеется, — усмехнулся «картуз», — давай сначала кое-что поищем тут. И он стал обходить участок сгоревшего дома со стороны его бывшего фасада.

— Что Вы ищите? — спросил его Смирнов.

— Как найду, так сразу и скажу! — буркнули «сапоги». — Вот, нашел!

И он поднял и повертел в руках лежащее на земле полено.

— Это что? — не понял доктор.

— А на что это похоже? — усмехнулся мужик.

— На березовое полено!

— Верно! — кивнул мещанин. — Но это не простое полено!

— А что же в нем такого особенного? — удивился Смирнов теряя терпение.

— Сразу видно, барин, что Вы дрова не пилите и печь не топите, — продолжал усмехаться мужик, — смотрите его края. Вот обычное полено! — и он поднял еще одну деревяшку.

— Видите? — продолжил он. — Края ровные и гладкие, так как их пила распилила?

— Ну вижу.

— А теперь, барин, смотри на это полено. Во-первых, оно березовое, а тут все сплошь: дуб, ясень, бук, граб и клен! Из березы только это и есть! Как оно одно тут оказалось?

— Я не знаю. Я действительно в этом не разбираюсь! — растерялся врач.

— Но не это самое главное, — продолжал его собеседник, — смотри, барин, на его края. С одного бока срезан край, а с другого вырезка треугольная, аккурат по середине!

— Ну и что? — не понял Смирнов.

— Очень удобно! — оскалился «картуз».

— Для чего удобно? — недоумевал доктор.

— Эх, барин барин, — вздохнул мужик, — ну ты как дитё неразумное. Удобно подпереть дверь, чтобы ее открыть нельзя было изнутри наружу. Треугольником под ручку дверную, а срезанной пяточкой в пол крыльца.

— Так что же этого никто не заметил? — возмутился Иван Петрович. — Когда пожар прибыли тушить.

— Барин, — картуз с жалостью посмотрел на него, — они то, что тела лежали возле дверей, а не на кроватях «не заметили», в ты говоришь про это полено.

— Подожди, ты хочешь сказать, что фараоны специально подделали протокол осмотра места происшествия и покрывают кого-то? — изумился Смирнов, до этого с полицией дела практически не имевший.

— А ты чего так удивляешься? — в свою очередь удивился мужик. — Так это рядовое дело. Сунул «красненькую» городовому, так он на многие вещи глаза-то и закроет. Ну а если «катеньку» и не одну зарядишь, так много чего сделать можно. Чай они тоже люди. Сладко кушать и мягко спать хотят!

Доктор знал, что в Российской империи бумажные деньги, или ассигнации, получили разные прозвища в зависимости от номинала и времени выпуска. Например, 1 рубль назывался «жёлтенькой», 3 рубля — «зелёненькой», 5 рублей — «синенькой» или «синицей», 10 рублей — «красненькой» или «червонцем», 25 рублей — «беленькой», 100 рублей — «стольником», «сотней», «катенькой» или «радужной».

— Но мои-то родные кому могли помешать? Да чтобы их еще так жестоко убить? Они мухи обидеть не могли! — с отчаянием произнес вдовец.

— Эх, барин! Все у вас благородных по-благородному. А ты знаешь, что бывает, когда мужики на меже сходятся — с вилами споря за один вершок земли? Чья она? Тут смертоубийства — обычная вещь!

— Ты знаешь что-то или так говоришь? — прямо спросил Смирнов.

— Я тебе, барин, и так много за бесплатно уже сказал, — и «картуз» выжидательно посмотрел на него. Тот вспомнил про «красненькую» городовому, и, вздохнув, вынул бумажник, откуда достал банкноту в десять рублей и протянул ее собеседнику. Тот жадно схватил ее и сказал:

— Кто это сделал, я не знаю, но знаю почему? И твои родные тут не при чем!

— Говори! — потребовал доктор.

— Слышал я разные слухи. Кто-то очень хотел купить этот дом. Кто, почему и зачем не знаю. Смотри сам. Стоит он лицом в лес, который через дорогу, на самом краю. Место совершенно неудачное. Все местные, которые об этом знали, говорили, что дом этот имеет дурную славу. Какую — не знаю. И вдруг твои покупают этот дом!