— Вылазь наружу, — посоветовал Винт. — Чем дольше нам придется ждать, тем серьезнее будет базар.

— Сейчас выйду, — хмуро пообещал Юрка.

— Вместе выходите, — сказал Винт, глядя на Митьку. — Познакомимся.

И удалился.

— Может, будем стоять тут, и все? — предложил Митька.

— Пошли, — сказал Юрка. — Чего ждать. Магазин все равно закрывают в 12.

— Погоди, — сказал Митька. Он принял Мишкину депешу.

— Купите минералку в стеклянных бутылках, — посоветовал Мишка.

Это было жей ши. Митька сразу понял идею специалиста по реальному бою. У него захолонуло сердце, но он вспомнил слова Антона:

— Это твой случай. Ты же за них молишься.

— Чего годить? — раздраженно сказал Юрка.

Мишка молча подошел к прилавку и стал беседовать с продавцом. Девушка никак не могла понять, чего он хочет и без конца доставала пластиковые бутылки. В это время пришла новая депеша:

— Сообщи, где находишься. Я приеду.

— Папа не пустит, — отвечал Митька.

Наконец, девушка дала то, что нужно. Четыре стеклянных бутылки.

— Пустит, — быстро настучал Мишка. — Мы вместе приедем. На такси.

Юрка наконец догадался, к чему идет дело.

— Ты что, озверел? — прошептал он.

Митька покачал головой. Он вдруг успокоился. Прилетела новая депеша:

— Ждите нас на месте. Сообщи, где вы?

Митька решил промолчать. Его бил легкий мандраж, но это была внешняя телесная реакция. Умом он был спокоен и точно знал, что будет дальше делать.

— Если они нападут, шуми. Выбей витрину, — продолжал Мишка, все еще надеясь, что Митька будет стоять на месте и ждать помощи.

— Не нападут, — ответил Митька и спокойно пошел к выходу.

Две бутылки он отдал Юрке. Юрка покорно пошел следом, мучаясь сомнением.

— Папа говорит: надо вызвать милицию, — опять подал голос Мишка.

Митьке было уже не до того.

Выходя наружу, Митька откупорил одну бутылку о ручку двери и хлебнул из нее. Винт сразу шагнул вплотную. Митька разбил о его голову открытую бутылку, которая была в правой руке. Винт осел.

Не теряя инициативы, Митька кинулся на ближайшего из оставшихся. Тот глядел на правую митькину руку, из которой торчали стеклянные лезвия, и пропустил удар левой рукой сверху. Теперь обе митькины руки были вооружены осколками. Выскочивший следом Юрка никого ударить не успел: оставшиеся разбойники просто стремительно убежали с поля боя.

Винт был без сознания. Ему пришелся удар сбоку, в ухо. Второму разбойнику попало сверху, по лобной кости, и он был в сознании, но лишь отчасти: он стонал и пытался уползти, видимо, предполагая, что избиение только началось. Митька быстро вылил на Винта воду из юркиных бутылок, и, убедившись, что тот жив, скомандовал:

— А теперь — бежим.

Он чувствовал эйфорию, не думая о последствиях. Конечно, следовало опасаться милиции, но, скорее всего, разбойники просто окончательно придут в себя и уберутся восвояси раньше, чем у магазина появится милиция. Главная опасность ждала Митьку не здесь.

Главная катастрофа ждала Митьку у Антона. Было ясно, что Мишка нарушил омерту и что предстоит не очень приятный разговор. Ехать к Антону было сташновато, но и тянуть время было нежелательно.

Мишка понимал, что Антон будет ругать его за волшебство и еще больше за омерту. Но он никак не предвидел, что реакция будет настолько серьезной!

Оказалось во-первых, что Антон не только не одобряет Митькиног подвига, но считает его действия весьма глупыми и необоснованными. Вызвать милицию, находясь в стенах магазина, было возможно и даже необходимо. Необходимо было проявить внутреннюю свободу и плюнуть в лицо омерте. В данном случае это и было бы правильное прерывание боя. Избегание боя.

Но поскольку теперь уже Антону ясно, что Митька является служителем и поклонником омерты, то пусть он найдет себе крышу в лице какого-нибудь атамана, так как Антон Митьку более защищать не намерен. Почему? Потому что Митька втянул в омерту маленького Мишку. Именно поэтому.

Спокойно объяснив это, Антон запретил Митьке встречаться с сыном и приходить к ним в дом. Никаких дальнейших дел иметь с ним не хотел. Потому что Митька тайно — тайно! — обучал его сына волшебству. Это было настолько неприемлемо, что Антон даже не предполагал такой возможности.

Митька пытался объясниться и оправдаться, но это лишь ухудшило положение.

Разговор получился настолько неприятным, что не хочется его описывать. Антон говорил предельно вежливо, но абсолютно безжалостно. Впервые он говорил с ним как с сопляком. Но самое страшное было не это. Это обычно у взрослых, почти никто не говорил с Митькой всерьез… кроме самых близких. Зато, говоря с ребенком как с ребенком, взрослые соблюдали какую-то взрослую этику, на которую Антону было наплевать. Впервые Митька на собственной шкуре ощутил, что перед ним действительно — палач, способный на все. Видно было, что Антон ничуть не раздражен, не обижен, не рассержен и даже не встревожен. Просто решил, что Митька идейно опасен, и хладнокровно нанес своими словами несколько ударов по болевым точкам, чтобы сделать общение — невозможным. Он говорил то, что нельзя говорить. Это было неожиданно, и больно. И непонятно.

— Жаль, — сказал Юрка, — придется нам с тобой искать другую крышу. А это была идеальная крыша.

Это точно. Теперь-то, сокрушив врагов и глядя на происшедшее со стороны, на трезвую голову, Митька и сам понимал, что слегка погорячился. Прежде, чем бить бутылки о бандитские черепа, следовало бы подумать о последствиях. В нашем маленьком городке невозможно встретиться с человеком только один раз. Решившись на этот шаг, Митька подсознательно рассчитывал на помощь Антона.

Между прочим, вот так вот «послать» его, Митьку, теперь — это в каком-то смысле предательство со стороны Антона.

— Будем искать крышу, — сказал Митька.

Мама глубоко вздохнула и перекрестилась, закрыв глаза:

— Слава тебе, Господи! — сказала она. — Я так молилась, чтобы Он тебя вразумил! Теперь-то ты видишь, что это за человек. Старший сын от него сбежал. Придет время, и младший сбежит. Он просто глубоко травмированный, насчастный человек, жертва войны. Психически травмированный. Ему нужны враги, чтобы жизнь его имела смысл. Что ты научил Мишку волшебству — это хорошо. Нельзя лишать ребенка детства.

Естественно, о своей стычке с разбойниками Митька родителям ничего не сказал. Омерта. Митька сказал суть: я научил Митьку кое-чему, Антон меня и прогнал.

Суть была понятна: волшебством-то все баловались в детстве, даже и тот же Антон.

Папа почему-то сильно расстроился.

— Ну, и лопух, — сказал он. — Такой шанс потерял. И на что ты его променял? Лопух.

Митька слегка обиделся на отца. Но очень сильно обиделся на Антона.

Зато вдруг стало ясно, что пора спокойно вернуться в ученики к Волшебнику. Лежа дома, в постели, он перед сном решил утешиться обычными детскими чудесами — последнее время он совсем забросил обычное детское колдовство: все внимание, все силы ума его поглотили Волшебник, потом Антон… который оказался таким непримирмым противником магии. Ну и пусть себе воюет… Без него жили, без него и дальше проживем.

И тут Митька с ужасом обнаружил, что у него ничего не получается. Чего-то не хватало, какого-то важного ощущения. Пропала вера. Словно избиение разбойников что-то оборвало в митькиной душе. Словно Митька вдруг стал взрослым.

Вначале Митька перепугался.

Потом вдруг ощутил какую-то горькую радость: вот и он, Митька, стал взрослым. Ему даже захотелось наутро поехать к Антону и объявить: все, брат, я больше не волшебник, проблема отпала, нет препятствий для дальнейшей дружбы. Но это было мимолетное чувство. Препятствия все равно были.

Тогда Митька стал думать про Волшебника и уснул с мыслью, что Волшебник как прежде явится ему во сне и все объяснит.