— Не делайте этого, Ваше Величество, — попросил мудрый Старейшина. — Потому что народ будет Вас винить в своих несчастиях, Вас же и обвинит в этом отречении. Вы будете в их глазах причиной всех несчастий.

— Ну, так что ж? — заметил Король. — Зато я буду прав перед Всевышним.

Мудрый старейшина вернулся к народу и передал волю Короля. Народ, испугавшись возможности отречения, просил Короля не оставлять престола и не слагать с себя корону. Благополучная жизнь оказалась несовместима со свободой, потому что она требовала могущественного Короля. И все разошлись восвояси.

Узнав о происшедшем, вольнолюбивые соседи подняли насмех подданных Короля:

— Жалкие рабы, дети рабов и родители рабов! Вы — не люди, а муравьи, в вас нет человеческого достоинства.

Прошло несколько лет, и народ вновь явился ко Дворцу. На сей раз пришли без униженных прошений и прямо потребовали у Короля — свободы!

И Король, как обещал, отрекся от своего королевства. Он прошел сквозь собравшуюся на площади толпу и удалился. Что удивительно — вслед ему раздались насмешки и укоризны!..

И действительно, жить стало труднее. Все чувствовали себя как дети, вышедшие из-под отчего крова. Приходилось совмещать несовместимое. Но это была — свобода!.. А свобода и взрослая жизнь по-своему привлекательны, хотя и не столь сладки, как это кажется в детстве. Свобода оказалась сопряжена со страданиями. Но игра, наверное, стоила свеч! Первое время.

Но прошли годы, и гордые свободолюбивые соседи завоевали бывшее Королевство!

— Вы рабы, дети рабов и родители рабов, — сказали они. — Служить и угождать, молить и ждать решения — это ваш удел. Будете служить нам и ждать нашей милости.

И тогда-то, вместо желанной свободы обретя новое рабство, куда более тяжкое и обидное, народ опомнился и захотел вернуть прежние порядки. Удивительно, но многие винили Короля в своем несчастии.

— Для чего он послушался нас? Он — Король, и имел право поступить по-своему. Значит, его гордость для него выше народного блага…

Мудрого Старейшину, совсем уже дряхлого столетнего старца, послали разыскать ушедшего Короля.

— Ваше величество, — сказал Старейшина, — можем ли мы исправить ошибку?

— Можем, — сказал Король.

Старейшина вздохнул с облегчением.

— Я так боялся, что Вы скажете "нет".

— Можем, — повторил Король, — потому что это — ваша ошибка. А вот если бы я дал вам Конституцию — это была бы моя ошибка. И этого нельзя было бы исправить.

На этом Митька сон оборвался. В полусне, еще не опомнившись, Митька лежал и гадал над притчей: что бы это все значило?

На следующий день Митька, конечно, опять помчался к Волшебнику.

— Скажите, Вы правда приходили ко мне во сне или это просто сон?

— Правда. Я назвал тебя своим учеником. Но чтобы ты действительно стал моим учеником, необходимо согласие родителей. Необходимо.

— А надо им вообще говорить? — нахмурился Митька.

— Конечно. Это же не детское волшебство. Это — серьезное дело. Ты же не детскому волшебству хочешь обучаться, так ведь?

Митька усмехнулся. Но с сомнением покачал головой.

— А если они не согласятся?

— Тогда придется ждать, пока ты не станешь взрослым. Но, конечно, встречаться во сне никто нам не может запретить. Родители властны над твоим телом, потому что родили его. А сон есть сон, там свои законы. Правда, то, что усвоено во сне, очень трудно применить наяву. Во сне легко совершать чудеса. Слишком легко. Сон не годится для тренировки.

Митьке ужасно не хотелось ставить Папу в известность о своем новом знакомстве. Едва ли ему это понравится. Даже точно — совсем-совсем не понравится.

— А почему конституцию дать нельзя, а уйти с престола — можно? — спросил Митька.

— Это понятно, — заметил Волшебник. — Король вправе уйти и прийти. Если он не вправе уйти — то какой же он король? Он тогда — раб народа. Крепостной.

— А конституцию не может дать?

— Может, — сказал Волшебник. — Но не хочет. Народ будет несчастлив.

— А почему? — сказал Митька. — Разве нельзя сделать, чтобы народ был счастлив и так, с Конституцией? Может он так сделать?

— Почему нельзя? Можно. Но он этого не хочет.

— Почему?

— Потому, что это — необратимо. Это камень, который нельзя поднять.

— А чего же нельзя-то? Взять — и отменить.

— А кому это надо? — сказал Волшебник. — Если все счастливы.

— Я все равно не понял. А почему он не имеет права ошибаться?

— По идее феерии, этот Король всемогущ.

— Ну, и что?

— А всемогущий не может ошибиться. Ошибка ведь — от немощи. Чего-то не учел, что-то не вышло… Если ошибся — значит, не всемогущий.

— Не может ошибиться? Какой же он всемогущий, если — не может?

— Может — но не хочет. Никогда не ошибается, потому что не хочет ошибаться. И в этом смысле — не может ошибиться. Хотя, в принципе, может, но это — камень, который нельзя поднять.

— Давайте еще полетаем, — предложил Митька. Насчет Короля все равно оставалась неясность, но сейчас было не до тонкостей. Если эта встреча — последняя, то хоть налетаться всласть, смутно подумал он.

На сей раз он в присутствии Волшебника вел ковер уверенно и не сбивая дыхания. Учителю оставалось только одобрительно кивать головой.

— Но это только при Вас, — сказал Митька самокритично, посадив ковер на место.

— Увы, пока так. Пока что я пришелец в твоем мире. Это первая ступень ученичества. Ты живешь пока в своей старой реальности.

— А Вы где? — не понял Митька.

— А я в своей. Смысл обучения в том, чтобы ты переехал жить к мне. В мой мир.

— А мы что ли в разных?

— Ну, конечно! В моем мире все происходит так, как мне надо. В моем мире чудеса — это норма. А как там у тебя? — Волшебник приставил ладонь к уху, будто говорил по телефону.

— Нет, у меня не так, — признался Митька, — у меня — только когда Вы рядом.

— Сказка мне служит и сама делает все как надо, — продолжал Волшебник. — А как там у вас?…

— У нас хуже. Хочу жить у Вас!

— Переезжай ко мне! Хочешь?

— Хочу. Но Мама не отпустит.

Волшебник опустил руку и покачал головой.

— Нет, ты не понял. Я не говорю тебе переехать с места на место в твоем мире. Какая разница, где ты будешь жить — у родителей или у меня. Ты должен перебраться жить в мой мир. Не меняя места жительства.

— Тогда — Папа не отпустит, — сказал Митька.

Папе новое увлечение сына крайне не понравилось. Папа с ходу запретил Митьке даже и мечтать о том, чтобы стать учеником Волшебника. И ездить в Театр тоже запретил. С ходу. Папа был человеком православным, церковным. И к волшебству относился отрицательно.

— Ты все же посоветуйся о отцом Федором, — сказала Мама осторожно.

Но от совета Папы с отцом Федором Митьке не приходилось ждать ничего хорошего.

К Волшебнику Митька в тот день, конечно, не пошел. Папин запрет — это вам не шутка. Митька всплакнул.

љНочью Волшебник явился ему во сне и велел послушаться Папу.

— Не торопись отчаиваться, — сказал он.

— Я уже отчаялся, — пожаловался Митька.

— Ну и зря. Волшебник я или нет?

Митька повеселел.

— Подожди, может, Папа и передумает, — пообещал Волшебник. — А мы пока не будем терять время. Чудотворение пока оставим. Творить чудеса не так трудно, как это обычно думают. Гораздо труднее избежать связанных с чудесами опасностей. Ты должен понять, что жизнь волшебника — это невидимая война.

— Война?

— Именно война. Жизнь черного мага — это война с себе подобными. Там воюют все против всех. Но и жизнь белого мага — тоже война.

Митька кивнул. Он так и думал.

— Значит, Вы все-таки воюете с черными.

— Нет-нет. Совсем не так. Я изо всех сил сохраняю мир. Если бы я стал воевать с ними, я сам бы стал одним из них, вот и все. А пока я — в мире, в своем мире, они просто не имеют доступа ко мне. Не понимаешь?