Серафима села за руль, я – на переднее сидение, мы обе пристегнулись, то и дело косясь на спящего на заднем сидении Римира. Подруга завела мотор, предварительно трижды перекрестившись.

Юля.

Машина тронулась с места, а я засмотрелась на Римира.

– Только не говори, что ты до сих пор в него влюблена, – скривилась моя не в меру проницательная подруга.

– Не-а, все давно прошло, – легко отмахнулась я. – Прошла любовь, завяли помидоры, особенно когда он нас с тобой некрасиво обзывал то кнопками, то полуросликами, то просто мелкими чикушками. Чикушки, кстати, были самые обидные.

Пару лет назад я действительно была безответно влюблена в старшего брата подруги, но он принципиально не обращал на меня внимания. А потом Римир переехал в собственную квартиру, мы почти перестали пересекаться дома у подруги, а с глаз долой – из сердца вон, и мои юношеские чувства со временем поутихли.

Мы стали видеться пару раз в год. Я принципиально не спрашивала у Серафимы, как дела у ее брата.

Пока у того не разболелся зуб, а подруга не решила, что умирать одной скучно.

Римир тихо посапывал, а Серафима открыла окна, чтобы сдуть невероятное амбре смеси коньяка и самогона. Самогон мы ему в коньяк подмешали для пущего эффекта, и то была целиком и полностью инициатива Марка.

Юля

Машина тронулась с места, а я засмотрелась на Римира.

– Только не говори, что ты до сих пор в него влюблена, – скривилась моя не в меру проницательная подруга.

– Не-а, – легко отмахнулась я, – прошла любовь и завяли помидоры, особенно когда он нас с тобой некрасиво обзывал то кнопками, то полуросликами, то просто мелкими чикушками. Чикушки, кстати, были самые обидные.

Пару лет назад я действительно была безответно влюблена в старшего брата подруги, но он принципиально не обращал на меня внимания. А потом Римир переехал в другой конец города, мы почти перестали пересекаться дома у подруги, а с глаз долой – из сердца вон, и мои юношеские чувства со временем поутихли.

Мы стали видеться пару раз в год, я же принципиально не спрашивала у Серафимы, как дела у ее брата.

Пока у того не разболелся зуб, а подруга не решила, что умирать одной скучно.

Римир тихо посапывал, а Серафима открыла окна, чтобы сдуть невероятное амбре смеси дорогого коньяка и не менее дорогого самогона, который мы ему в коньяк подмешали для пущего эффекта, но это была целиком и полностью инициатива Марка.

– Папа этот самогон как зеницу ока берег, говорил, что на рыбалке это незаменимое средство, – словно прочитав мои мысли, призналась Серафима и скривилась.

Количество кровников за нашу невинную выходку росло на глазах.

– А машину папа разрешил взять? – уточнила я.

– Не то чтобы разрешил, но если бы я спросила, то не разрешил бы, наверное, – отмахнулась Серафима.

– Ясно, – кивнула я.

– Ты так это сказала, что я наяву услышала, как заколачивают гвозди в крышку моего гроба. Причем папа с Римиром наверняка даже подерутся за честь забить первый.

– Спрячься у дядьки Миши, – посоветовала я, – там тебя искать не будут.

Дядька Миша был моим родным и любимым дядюшкой и стоматологом по совместительству. Собственно, к нему мы Римира и транспортировали.

– Думаешь, там безопасно? – усомнилась подруга.

– Думаю, когда Римир придет в себя, безопасно нам не будет нигде, – кисло произнесла я, косясь на заднее сидение, где искомый безмятежно и очень сладко спал.

– Мы скажем, что это были не мы, – оптимизму подруги можно было только позавидовать.

– А кто? Бактерии под ободком унитаза его упоили, а потом к стоматологу потащили? – иронично уточнила я.

– Ага, а к стоматологу повез «Утенок активный». Вот! Так и скажем. И пусть докажет обратное! – рассмеялась Сима.

– Я завидую твоей решительности, – призналась я.

– На крайний случай соберем чемоданы и поживем в тайге пару лет, – решила она с очаровательной улыбкой.

– Ты не сможешь жить в тайге. Если нас не съедят комары в первые полчаса, то пауки добьют.

Серафима дернула плечами, ибо пауков она боялась до приступов паники.

– И что нам делать? Разворачиваться и ехать домой?

– Поздно. Почти приехали. Раз уж начали, нужно нарываться до конца. И распухшая щека у Римира действительно пугает.

– Только не влюбись в него опять, он бабник, – предупредила меня Серафима.

– Даже не собиралась, – приложила я ладонь к груди. – Ты парковаться умеешь?

– Эм… Ну, в теории умею, конечно.

– Тормози тут, сейчас дядю Мишу попросим припарковать машину, потому что если ты ее разобьешь… Я слишком молода, чтобы в этом возрасте терять подругу.

Я достала мобильный, снова покосилась в зеркало заднего вида, сглотнула слюну и набрала номер дядьки.

– Приехали?

– Да. Дядь Миш, поможешь припарковать машину?

– Где вы? – уточнил дядя.

– На тротуаре напротив клиники. Синий «Ниссан».

– Иду, – вздохнул он.

Спустя пять минут дядюшка, бодро шагал в нашу сторону, игнорируя взгляды прохожих.

Дядюшка у меня был настоящий богатырь – под два метра ростом, широченные плечи и руки размером с ковш среднего экскаватора каждая. Еще он имел густую шевелюру, ярко-синие глаза и говорил басом, да таким, что Шаляпину не снилось.

Мы выбрались на улицу встречать дядюшку.

– Ну что? – пробасил он. – Где пациент?

– Спит на заднем сидении, – отчиталась Сима.

Дядя Миша заглянул в салон и обалдело развернулся к нам:

– И что мне с этим телом делать?

– Лечить, – в два голоса ответили мы.

– Девки…

– Он боится стоматологов, – сдала Римира Серафима, – с детства. Его только так можно было привезти и не получить увечья, несовместимые с жизнью.

– Дядя Миша, помоги, – взмолилась я, молитвенно складывая ладони на груди.

Дядюшка проглотил матерные выражения, покосился на нас, снова заглянул в салон и страдальчески уточнил:

– А до кабинета я его как тащить должен? Он же ни петь, ни рисовать.

– Ну не знаю, – всерьез задумались мы, – может, втроем как-то…

– Как? – подначил нас дядя Миша. – Он здоровый как конь. Вы его в машину как вели?

– На Юльку приманили, – нервно хмыкнула подруга.

– Так, я сейчас перепаркую машину, а когда закончу, вы обе мне выдадите ваш злодейский план, как вы собирались тащить его в кабинет и что мне там с ним делать?

Мы с подругой переглянулись, потому что план наш заключался только в том, чтобы упоить и отвезти, а вот что дальше мы, конечно, не подумали.

– Что будем делать? – кусая губы, уточнила Сима.

– Может, на любимую еду? – со смешком предложила я. – Ну, привяжем на удочку шаурму, он сам пойдет. Не закусывал же.

– Лучше на сиськи, – со смешком посоветовал дядя Миша, а мы с подругой хором покраснели. – Что, обе нецелованные? Так я вам скажу, что на сиськи можно любого мужика куда угодно приманить.

– Дядя Миша! – в два голоса возмутились мы.

– Взрослые уже, а элементарного не знаете, – сверкая глазами и пряча улыбку, покачал головой дядюшка. – Думайте, я пошел.

– Что тут думать, лечить надо, – пробубнила Сима.

– Только сначала привязать, – поддакнула я, – боже, пусть он завтра ничего не вспомнит, а? Пожалуйста!

– Привязать, кстати, неплохая идея. Приманить на грудь, привязать к креслу…

– И обломать появлением дяди Миши с бормашиной, – согласилась я, – а теперь, знатоки, внимание, вопрос: настолько ли он пьян, чтобы мы могли надеяться на выживание в этой ситуации? Далеко мы после этого убежим?

Мы направились к крыльцу стоматологической клиники, где дядя Миша уже парковал машину отца Серафимы, и напряженно думали каждая о своем.

Я, например, вспоминала, где были мои мозги, когда я соглашалась на эту авантюру. Вероятно, они ушли в глубокий аут, потому что учеба и работа одновременно отнимали все силы.

Дядюшка вышел из машины и вопросительно уставился на нас. Я вздохнула и решила взять на себя роль парламентера.