4 Небесной красоте дивится чистый Дафнис, И видит облаки и звезды под ногами. (V, 50–57) 5 Обводит дерзкого корой сестр Фаэтона, И ольхи на земли высокие рождает. (VI, 62–63)
Георгики* 1 В той маленькой плоти великий дух имеют. (IV, 83) 2 Печальную любовь на лире услаждая, Тебя, сладчайший муж, тебя един на бреге, Тебя в начале дня, тебя пел в позный вечер. (IV, 464–466) Гораций Сатиры* Насмешка остротой скорее проницает И важные дела свободно пресекает. (I, 10; 14–15) Овидий Превращения* 1 Трикраты страшные власы встряхнул Зевес, Подвигнул горы тем моря, поля и лес. (I, 179–180) 2 Уже юг влажными крилами вылетает, Вода с седых власов и дождь с брады стекает, Туманы на лице, в росе перната грудь. Он облаки рукой едва успел давнуть, Внезапно дождь густой повсюду зашумел. (I, 264, 266–269) 445 3 Из рук мужских назад поверженные камни Прияли мужеск вид, из женских рук вид женский: Оттуду род наш тверд и сносит труд великий. И тем, откуду взят, довольно доказует. (I, 411–415) 4 Беда мне, что трава любви не исцеляет, И чем я всех лечу, то мне не помогает! (I, 523–524) 5 Едва она свою молитву окончала, Корой покрылась грудь, оцепенели члены, И руки отрасльми и ветьвями власы Глава вершиною и ноги корень стали. Однако Феб любя, к стеблу рукой коснулся, Почул, как бьется грудь под новою корою. (I, 548–554) 6 Поставлен на столпах высоких солнцев дом, Блистает златом вкруг и в яхонтах горит, Слоновый чистый зуб верьхи его покрыл, У врат на вереях сияет серебро. Но выше мастерство материи самой: Там море начертал кругом земли Вулкан, И землю, и над ней пространны небеса. (II, 1–7) 7 И как туда пришла военная Минерва И стала у дверей, что в дом вступить не можно, Толкнула в них копьем, отверзся скоро вход, Увидела внутри, как зависть ест змию И кровию ее свою питает злобу. Узрела и свой взор богиня отвратила. Она встает с земли, оставив ползмеи. Ленивою ногой к богине подошла, И видя, что она красно воружена, Вздохнула и, лице нахмурив, восстенала. Всегда бледнеет зрак и кожа на костях, Глядит из-под бровей, и ржавчина в зубах, Желта от желчи грудь, и яд течет с языка. (II, 765–777) 8 Ты львиною покрыт был кожею в бою И с острым копием десницу заносил; Но лучше был ружья твой мужественный дух. (III, 52–54) 9 Где прежде он гонял, тут сам уж убегает. (III, 228) 10 В одну погибнет ночь с любовницей любовник! Достойна ты была прожить должайший век. Но я повинен в том, я твой губитель стал, Что в полночь приказал прийти в места опасны И сам не упредил своим тебя приходом. О вы, ужасны львы, сбегайтесь из пещер И рвите челюстьми мою повинну плоть. Но знак боязни есть желать лишь только смерти. (IV, 108–115) 11 Старается во сне свой голод утолить, Но движет лишь уста и зуб на зубе трет, Он думает, что ест, но токмо льстится тем, И вместо пищи ветр глотает лишь пустой. Но как уже алчба отгнала сон его, Почувствовал огонь на тощем животе И тотчас просит всё, что воздух и земля И что родят моря; но голоден при всем. Уж полные столы неполны перед ним; Чем град доволен весь, он тем один не сыт. (VIII, 824–833) 12 Он, гневом воспален, возвел свирепый взор На илионский брег, где гречески суда, И, руки протянув, вскричал: «О сильный боже! Пред флотом я в суде, и мне Уликс соперник!» (XIII, 3–6) 13 Выходит Гектор сам, богов на брань выводит, И где стремится он, там сильные трепещут, Не токмо ты, Уликс: толь страшен он в полках! (XIII, 82–84) 14 Устами движет бог; я с ним начну вещать. Я тайности свои и небеса отверзу, Свидения ума священного открою. Я дело стану петь, несведомое прежним; Ходить превыше звезд влечет меня охота, На облаках нестись, презрев земную низкость. (XV, 143–149)
15 Раздранный коньми Ипполит Несходен сам с собой лежит. (XV, 524–529) Героиды* 1 Уж Илион лежит, гречанкам ненавистный. Едва того Приам и Троя стоит вся. Други вожди пришли, дымятся олтари; И отческим богам симойски жгут добычи; Жены приносят дар, что здравы их супруги. |
