Какую может дать Надир уж мне отраду?
Селима больше нет! Мамай вкруг ополчен!
Иль скверного себе его ждать буду взгляду?
И дам себя жива чудовищу во плен?
Одно спасенье мне не ожидать спасенья.
В покров природа смерть несчастливым дала.
Имея вольный путь, не избегу мученья?
Еще хочу я жить и не страшуся зла?
Уж сердце за стеной Селимово терзают,
Ах, лютой мой отец! убийцы по путям.
О как и руки им твои не помогают!
Поди и насладись невинной кровью сам.
Насыть слезами грудь дочерними, родитель!
И пагубой моей и роком веселись!
Но знай, что будешь слыть на свете ты мучитель:
Единым именем с Мамаем возгордись.
А ты, мой брат, когда стал ныне друг Мамаю,
То в жизни на тебя гнушаюсь я взглянуть;
Когда ж ты от него погиб, как верно чаю,
То в тот же за тобой спешить мне должно путь.
Итак, несчастная Тамира, умирая,
Родительских уже не будешь видеть слез.
Одна сомкнешь глаза, со света убегая,
Оставлена от всех, презренна от небес!
И огорченный дух сойдет в места подземны,
Себя от тяжких сих оковов разреша,
И устремится вслед Селиму в хляби темны!
Повей ко мне, повей, любезная душа:
Соединись с моим последним здесь дыханьем
И будь, когда нам рок жить вкупе запретил,
Хотя по смерти мне соединен бежаньем
Со света, что с тобой однем мне мог быть мил.
Раскаешься уже, родитель мой, но поздно!
Ах, поздно будешь ты над мертвою рыдать,
Что принуждение твое могло мне грозно
Надежду и живот во младости отнять!
А ты почувствуешь, Мамай бесчеловечный,
Которой отнял нынь две жизни у меня,
Почувствуешь ты казнь и страхи бесконечны,
Как наша пред тебя приступит тень стеня.
Селимов будет дух и мой тебе мечтаться
И лица бледные и кровь везде казать.
Из степи будешь в степь от страху укрываться;
Но места не найдешь, где б муки избежать..
Пока не видя ты своим мученьям краю,
Погибнешь в горести, прокляв последний час.
Сего, о небеса, тирану я желаю!
И в жертву приношу последний с кровью глас!
Уже мне вечность вход к блаженству отверзает,
И смерть зовет меня к спокойству от трудов!
Героев светлый лик Нарсима там встречает.
А ты, мой дух, к нему еще ли не готов?
Ты к делу славному начто ослабеваешь?
Что должно потерять, то должно презирать.
Зачем, рука моя, конца не ускоряешь?
Мне легче смерть сама, как смерти ожидать.
Я смертью лишь могла, Селим, тебя лишиться,
Когда б наш век продлить изволилось судьбе.
Но ныне не хочу и в смерти разлучиться:
Ты умер для меня; я следую тебе.
