Марек взывает к богу и просит, чтобы тот не отвратил от него своего лица в момент встречи с Анделой. Но бог отвращает лицо и молчит. Он и сейчас отказывает в милости. Марек обращается к нему со словами, которые осмеливается произнести только в душе. Он богохульствует: хорошо бы мне утратить человеческое лицо и перейти в стаю волков, лис и медведей. Я потерял бы прошлое и будущее, жил бы только сегодняшним днем. Разве я не был бы счастлив?
Но как раз этого Марек и не может сделать. Воспоминания вызывают картины прошлого, воображение рисует будущее. Он все время идет по призрачным следам Анделы только ради слабого проблеска надежды, которая родится у него то от всплеска воды, то от заблудившегося луча солнца, то от трепета осинового листа, то от радужного сверкания капельки росы, то от тонкой паутинки, которая хочет преградить ему путь между двумя деревьями. Марек должен ехать дальше за счастьем, даже если бы пришлось умножить свои несчастья.
В Крумлов он приезжает поздно вечером и останавливается на первом попавшемся постоялом дворе. Хозяин внимательно оглядывает его, и от этого не становится ни ласковым, ни веселым. Юноша выглядит так, словно он готов прыгнуть в пропасть, чтобы избавиться от чудовища, которое его преследует и вот-вот на него бросится. Только не видно здесь ни пропасти, ни чудовища. Дело гораздо серьезнее. Для Марека оно состоит в том, получит ли он благословение любви?
Утро застает Марека у монастырской калитки. Он понимает, что наступает решающий момент в его жизни. Чтобы только отправиться сюда, ему пришлось мобилизовать всю свою храбрость. Старая привратница в зарешеченном окошке только бросает взгляд на него. Кого она видит? Боже мой, молодого мужчину. Как его зовут? Марек из Тынца. Чего он желает? Ему необходимо говорить с Анделой Смиржицкой. Дряхлая монашенка исчезает и своим долгим отсутствием предоставляет Мареку время для размышления.
Обычная нетерпеливость здесь неуместна. Монастырские стены окружают великое таинство. Человеческие стремления там обрываются. Жизнь женщин, ушедших в монастырь, строго ограничена. Им остаются только осанны, благодарения и молитвы смиренной любви, которые возносятся к небесам. Только туда направлены все надежды и мечты.
Приходит настоятельница и зовет Марека в маленькую, чисто выбеленную приемную. Меч с пилигримским крестом должен остаться у привратницы, которая смотрит на тяжелое оружие с нескрываемым беспокойством.
Марек не знает, как говорить с настоятельницей. Он пришел сюда, вооруженный пылким сердцем и великой правдой любви, но он не уверен, что в монастыре действуют эти аргументы.
Монашеская одежда — это своеобразные доспехи. Мирская атака по ней может скользить, как по самой лучшей кольчуге. Но и это не главное. Марек чувствует внутреннее достоинство крумловской настоятельницы, ее серьезность и погруженность в любовь к Христу. Марек ощущает невидимое сияние, которое исходит от нее. Нет сомнения: настоятельница живет в ином мире, преклоняется только перед тем, что на небесах. Она не знает, как в сумраке встречаются возлюбленные, никогда не слышала горячих слов земной любви, не чувствовала трепещущих прикосновений любимого существа, не знает прелести и нежности маленьких детей, не чувствует, как они засыпают и как пробуждаются, потому что не переживала сладости материнства. Марек видит в ее прекрасном спокойном лице оттенок призрачности, но видит он и то, что настоятельница несколько взволновала. В глазах у нее вопрос, лицо настороженное.
Марек собирается с духом. В его сердце ясно слышится побуждающий голос, его мысль ищет самые подходящие слова. Он говорит смиренно:
— Достопочтенная мать, в вашем монастыре находится Андела Смиржицка.
— Да, — кивает настоятельница. — Она приехала сюда с рекомендательным письмом от отца Штепана.
— Как она себя чувствует? — с тоской спрашивает Марек. Он ощущает, что Андела совсем близко. Сколько стен ее от него отделяют? Одна? Две? Или что-то еще более неприступное?
— Ее горе беспредельно, — тихо отвечает настоятельница. — Мы плачем вместе с ней.
— Могу ли я поговорить с ней?
— Нет, пан, — решительно отказывает ему настоятельница. — Она в нервном возбуждении, которое часто вызывает припадки. Вы знаете о ее несчастье?
— Да, достопочтенная мать, — отвечает Марек, потому что он действительно об этом знает. — Нам достаточно для встречи совсем немного времени — минуты.
— Друзьями Анделы могут быть лишь сестры монахини из монастыря, — говорит настоятельница, опускает глаза и крепко сжимает руки. Марек чувствует в ней силу, которая делает невозможным следующую атаку.
— Я даже взглянуть на нее не могу?
— Удалиться от мира — ее первое и единственное желание.
— Я должен с ней говорить. Мою любовь к ней нельзя выразить словами, — выплескивает наконец Марек.
Он уверен, если не приложит все силы, то проиграет.
— Андела примет новое имя, станет безвестной монахиней и проникнется великой верой и любовью, которая нисходит на землю с небес, — спокойно объясняет настоятельница. На ее лице постепенно отражается удивление, печаль, а может быть, и еще что-то, похожее на покорность.
— Я ее люблю больше жизни, — произносит Марек, как клятву. Но его слова никак не действуют на настоятельницу. Человеческая любовь для нее нечто мятущееся, противное смирению. Она чувствует прежде всего ее греховность.
— Уезжайте, пан, — говорит она решительно. И лицо ее излучает сияние. — Мы поможем Анделе, она найдет мир внутри себя.
— Достопочтенная мать, — смиряется Марок, — скажите ей по крайней мере, что я тут был.
— Никакие земные послания не должны проникать в стены монастыря. — Настоятельница смотрит вверх, будто читает свой ответ на небесах.
— Что вы хотите с ней сделать? — кричит Марек.
Он готов кричать еще громче, ломиться в двери и вырвать Анделу из вечных и жестких объятий безвестных сестер, но кто-то невидимый мешает ему это сделать. Это святая Клара? Или, может быть, ангел? Или сам бог?
— Наш устав прост: мы отрекаемся от всего светского и посвящаем себя делам небесным, — говорит настоятельница торжественно, словно возвещает приход правды.
— А что станет со мной? — спрашивает подавленный Марек. Мысль о том, что Андела будет вечно одна и он тоже до самой смерти один, вдруг лишает его сил.
— Смирите свою гордыню и молитесь, чтобы бог вас простил, — звучат последние слова, которые словно остаются висеть в воздухе, и настоятельница исчезает в дверях.
Марек уже не нуждается в ней. Он сразу чувствует, что ему печем дышать, видит лишь темноту, двери перекосились, стены заколебались. Внутренний голос убеждает его, что никогда уже не придет зеленая весна, не расцветет ни один цветок, не вырастет ни единый ребенок, солнце остынет, звезды скроются.
Он хотел бы бежать отсюда, подняв руки вверх и приняв приговор, но остаток сил покидает его, и Марек падает в пропасть, которая вдруг разверзается перед ним. Он теряет сознание в тот момент, когда оно ему нужнее всего.
Марек приходят в себя уже в постели, на крумловском постоялом дворе. В узкое оконце заглядывает месяц. Поэтому тело Марека кажется желтым. Душа Марека словно отделяется от тела. Ей все известно о злоключениях Марека и Анделы, а чего не знает, о том догадывается. Она не сомневается: Андела отвергает ужасы этой эпохи и стремится к звездам. Поэтому она хочет скрыться в сумраке монастыря, предаться молитве и защитить себя от жестокого опыта своей короткой жизни, взрастив в себе лишь добродетели. Она всегда была робка и застенчива, но теперь ей помогает непреклонность, которая дремала в глубине ее души. Она изменила ее сердце, а возможно, изменит и ее внешность. Это так. Андела всегда была ближе к смиренной святости, чем к героизму. Поэтому и решила исчезнуть и жить в тени.
Мареку хотелось бы задушить свою боль, но он не может. Он отгоняет мысль о том, что должен был насильно ворваться в монастырскую келью, но и дух и тело его слабы. Кроме того, он сознает, что в их любви наступила пора одних страданий. Однако вызвать образ Анделы в своем воображении ничто не может ему помешать. Он думает о побеждающей силе ее красоты, о встрече с ней. Он хочет видеть ее, хочет слышать голос ее нежного сердца. Марек тихо произносит ее имя, едва шевеля губами.
