«Вот так и здесь. Если кромку поднять, струя не будет бить в лоб. Она потеряет разгон и не станет подмывать. Не глаз должен видеть кромку. Должна видеть вода свой ход».

Пётр посмотрел и кивнул:

«Принял».

Так мы и сделали. И уже вечером стало видно, что лоток чистый, брёвна не болтает, брызги не бесятся. Люди из новых семей стояли рядом и смотрели молча. Потом один из них сказал:

«Мы делали бы иначе. Но раз у вас так работает, будем учиться у вас».

Я ответил:

«Учиться — это дорога в обе стороны. И вы что-то привезли полезное. Ножи, ладонь, терпение, силу. Здесь всё это по делу».

Тем временем огороды вошли в свою весеннюю жилку. Мы не мерялись словами про «вот земля сказала», как раньше некто любил на посиделках. Мы смотрели на влагу и на комочки в руках. Это и есть язык земли. К вечеру в одном дворе начали тянуться первые тонкие нитки зелени под рамками. Марфа прибежала ко мне и сказала одними глазами. Мы подошли, приподняли ткань, а там действительно живые точки. Не праздник, просто тихий старт.

Дарья вечером остановила меня у забора:

«Я хочу на участке у навеса оставить половину под зелень на обмен. Не всё в еду. На обмен будет легче потом взять соль, нитки, иглы. Где-то в дороге по весне это пригодится».

«Добро. Но зелень не бросай, если придут дела по воде. Разделишь помогашек и оставишь одну надзирательницу. У тебя глаз верный».

Она кивнула и ушла.

Утром снова поднялся разговор про медведя. Гаврила увидел свежие следы у сушки рыбы. Никаких остатков там не было, просто запах остался. Собака облаяла, и зверь ушёл. Мы ещё раз закрепили порядок: ночью рыбу в дом, кости на глубину, смыв водой и золой. Нам нужен не героизм, а аккуратность.

К середине апреля земля повела себя так, как я и рассчитывал. На солнечных грядах под горохом пошли первые дуги. Бобы проклюнулись. Мы подправили кромку, чтобы ветер не сушил чересчур, и оставили их в покое. На рассадниках взошла капуста. Рамки теперь открывали дольше — день тёплый, воздух сухой, перегрева не было.

Дальше всё наладилось без толкотни, но с плотным ритмом. Каждый день утром вода, днём огороды и новые избы, вечером короткий совет, иногда с новыми лицами. Люди приходили и не спрашивали «кто здесь главный», они спрашивали «что делать». Им было достаточно увидеть, как трещит по кромке фашина, как сядет в паз затвор, как лоток ровно блестит, как ткань на рассаднике натянута без складок. Они понимали, что здесь не чудо и не удача, а порядок и план.

Однажды вечером я достал планшет. Солнце пошло косо, на экран падал мягкий свет. Я открыл схему мельницы и добавил короткую строку: «Метки на валу исправить. Проверить затвор по зарубке перед пуском». Рядом написал: «Посев гречки только на сухую землю. Кукуруза после тёплой ночи. Подсолнух по кромке новый, где ветер». На другой странице внесён был план для новых дворов: «Разметка для двух семей завтра. Канава вокруг дома проведена. Выбор места под колодезь отложить до отлива». Я держал в голове все эти мелочи и радовался, что у нас теперь не только руки, но и память крепнет.

В ту же ночь пошёл короткий ливень. Вода ударила по крыше, по рамкам, по лотку. Мы вышли, проверили. Затвор держал. Карман пел свою негромкую песню. Фашины не рвались, а только глубже садились. Утром после дождя берега не посерели от обрыва — значит всё сделано как надо.

Вечером мы с Матвеем стояли у воды и молчали. Молчание было не про «земля говорит сама», а просто про усталость и удовлетворение. Матвей нарушил тишину:

«Видишь, как идёт. Ни чудес, ни громких слов. Просто всё на местах. Я это уважаю».

Я сказал:

«Меня тоже это устраивает. Пусть так и будет. Весна длинная. Не будем спотыкаться о свой же язык».

Он кивнул и пошёл по делам.

Через тройку сухих дней мы поставили колесо. Это был трудный час. Вал лежал на козлах, подтянутый, смазанный. Роман держал низ. Ефим с Петром подавали лопасти к пазам. Мы с Савелием сели на верёвки и поднимали фальш-обод. Колесо вставало в лоток как в колыбель. Мы придержали, поставили клинья, зафиксировали, проверили ход рукой. Ни звона, ни скрежета. Всё ровно, как будто само.

Пробный пуск делать не стали. Каменный круг ещё впереди. Вода пусть зреет, пусть мы к ней привыкнем, чтоб потом не было лишних хлопков. Но то, что колесо встало, дало всем такой внутренний щелчок, который не виден со стороны. Как будто на место встала ещё одна деталь, и от этого стало легче дышать.

К концу апреля стало тепло по-настоящему. На солнце прогревался верхний слой. Мы дописали последние строки к посевному плану: на центральных рядах у домов пошла морковь, рядом свёкла. Дарья следила, чтобы гребни не прилипали. Ульяна проверяла, как дышит ткань над капустой. Марфа записывала, где какие ложе открывали и когда закрывали. Параскева держала в порядке дорожки между рядами. Аграфена стала заведующей по верёвкам и узлам. Без неё теперь не закреплялась ни одна доска.

Медведь всё это время ходил вокруг. Он проверял нас недалеко, но так, чтобы мы его знали. Иногда по ночам собаки поднимали шум, и нам приходилось выходить. Никто героем не был. Просто каждый делал своё. Дети спали в домах. Мужики обходили углы. Женщины собирали на крыльцо остатки еды, чтобы ничего не пришлось подбирать из травы. Утром всё было тихо. И так шло до тех пор, пока на дальнем склоне не появились свежие следы в сторону ивняка. Значит, ушёл. Нам туда не надо.

А у нас двигалась своя жизнь. Разметки под новые избы теперь стали не просто верёвками. Поднялись первые венцы. На них легли короткие балки. Я подошёл к одному строю и сказал:

«Сразу оставляйте место под сухой закут для семян. Не в печи и не у стены. В промежуточном прохладном месте. Там не будет духоты летом и не будет сырости весной».

Женщина из этой семьи кивнула и ответила:

«Поняла. Мы у себя делали по-другому. Здесь сделаем так, как вы говорите».

Я добавил:

«Это не потому, что моё лучше. А потому, что так здесь дует ветер и идёт вода. Место диктует свои правила».

Мы оба улыбнулись. В этих словах был смысл без всякой философии.

И ещё одно. Я заметил, что те, кто пришёл, начинают брать на себя ночные обходы у воды, не только наши. Это было хорошим знаком. Значит, они стали своими не по словам, а по делу.

К концу месяца всё вошло в нужную колею. Лоток с затвором отрабатывал каждый день как по расписанию. Колесо стояло и ждало часа. Каменный круг ещё впереди, но теперь мы точно знали, что его есть куда поставить и чем крутить. Рассадники держали ровную зелень. Горох и бобы охотно тянулись. Новые избы росли без взвизга и без остановок. Люди приходили и оставались. Не гости, не прохожие, а работники.

Мы не ждали чудес от весны и не боялись трудностей. Мы просто делали, как надо. Спорили, когда надо. Соглашались, когда видели доказательство. И если уж называть это как-то, то это и есть наш новый уклад. Здесь нет лишнего, нет громкого. Есть вода, камень, дерево, ткань, земля и человек.