– Он только днём любимый, – успокоил его Анн Хари. – А сейчас мне нужна нормальная человеческая кровать. Я скучный. Люблю спать на ровной, надёжной поверхности, которая не болтается туда-сюда.

– То есть, не надо уступать тебе место? – с надеждой спросил Шала Хан. – Я бы тогда, если можно, ещё пару часов поспал.

– Спи на здоровье. У меня есть диван на кухне. Или кровать наверху. Или три кошачьи подстилки. Это смотря кто где сегодня улёгся. Но хоть что-нибудь да свободно. Точно не пропаду.

Проснулся от строгого голоса ШиКоНаха, который говорил: «Любоваться можно, будить нельзя». Рассмеялся, спросил: «Меня или кошку?» – и только потом открыл глаза.

Вроде бы сам рисовал этого дгоххи, причём девять раз. По идее, мог бы привыкнуть. Но всё равно оказался не готов. Лежал натурально парализованный открывшимся ему зрелищем, смотрел, как рыжий крылатый лис порхает под потолком. Он был совсем небольшой, примерно с ребёнка-дошкольника. Но это как раз хорошо, кухня-то тесная, и потолки не особо высокие. Более крупный летун тут бы всё на фиг разнёс.

Наконец Анн Хари сказал:

– Ух какой ты прекрасный! Я даже не ожидал. Причём дело не только в облике. Есть что-то ещё. Ты, наверное, светишься каким-то невидимым глазу светом. Или излучаешь… не знаю что.

– Вот ты сразу понял! – восхитился Ший Корай Аранах. – А я только начал подозревать, что эти красавцы дополнительно излучают. Что именно, тоже не представляю пока.

– Наверняка излучаем, – легко согласился крылатый лис. – Должно же быть какое-то рациональное объяснение, почему мы такие прекрасные. Причём кажемся прекрасными всем, кто нас видит, без исключения. Вне зависимости от принятых в данной культуре канонов красоты.

Голос у него оказался громкий, резкий и хриплый, почти каждое слово сопровождал низкий гортанный рык. Это совершенно не вязалось с очаровательной внешностью. Хотя, собственно, как раз наоборот, – удивлённо подумал Анн Хари. – Дгоххи похожи на лис, а у нас лисы – звери. Совершенно нормально, если зверь рычит и хрипит.

– Меня зовут, – крылатый лисёнок фыркнул, рыкнул, снова фыркнул, рассмеялся и уже вполне по-человечески произнёс: – Но можно и просто Нхэрка. Так меня называет Ший Корай Аранах.

– Так у меня получается выговаривать, – пояснил тот. – Фонетика у них зверская. Не знаю, как с ней наши студенты справляются! Я бы, наверное, и с сотого раза не смог.

– Просто при изучении потустороннего языка получаешь опыт его носителя. И сразу всё нормально с фонетикой, как будто ты всю жизнь успешно рычал. Я-то сам не брал хгахху; так хой-броххский язык у нас в учебниках называется. Получается, зря! Мог бы сейчас с нашим гостем на его родном языке поболтать.

– Это не имеет значения, – отмахнулся Нхэрка. – Я и так понимаю. И сам могу почти что угодно сказать.

Он наконец приземлился. Объявил, уставившись на Анн Хари:

– Я знаю, кто ты! Ты меня нарисовал. Спасибо, друг драгоценный! Будь я родом не из Хой-Брохха, сказал бы, что я твой вечный должник. Но у нас нет такого понятия. И в языке нет слова, хотя бы отчасти похожего по смыслу на «долг». Мы просто делаем, что нам нравится. А если это ещё кому-нибудь пригодилось, так на здоровье. И никаких долгов.

– Я помню, как у вас жизнь устроена, – улыбнулся Анн Хари.

– Так ты бывал в Хой-Броххе?

– Пока нет, к сожалению. Но мой папа любил ваши романы. Собрал огромную библиотеку. Я их в детстве вместо сказок читал.

– Вот поэтому вырос таким красивым, – совершенно серьёзно сказал Нхэрка. – И хорошим художником. На пользу тебе пошло.

Ший Корай Аранах бестактно заржал. Но на него никто не обиделся. Анн Хари был занят, переваривал информацию о своей красоте, а дгоххи в принципе не обижаются. Слова «обида» у них в языке тоже нет.

– Так странно, – сказал Нхэрка, отложив в сторону книгу. – Я её помню. Немножко. Не целиком. Отдельные фрагменты и фразы. Как… – он перешёл на почти беззвучный шёпот, – приснившийся в детстве сон. И все остальные книги, где написано имя того человека, которым я был. Странная штука память. Из прошлой жизни помню только тебя и книги. А всё остальное забыл.

– Я так и думал, что книги ты обязательно вспомнишь, – улыбнулся Ший Корай Аранах. – Вот что значит приоритеты! Ловец есть Ловец.

– Да. Сколько гулял по городу, так и не вспомнил, в каком доме жил, в какой школе учился, где выпивал с друзьями, куда бегал на свидания. Мне даже зеркальное небо в новинку, только теоретически знаю, что раньше под ним ходил. И трамваи. До сих пор к ним никак не привыкну. Совершенно абсурдная штука – трамвай! И прекрасная, как почти всё абсурдное. Я бы… – от смущения он закрыл морду лапами (то есть, лицо руками) и признался: – Я бы, знаешь, трамваю приснился, если бы он был живой. Но не всем трамваям подряд! Ты не думай, я не такой. Только одному из них, белому, где на окнах очень толстые стёкла, из-за них всё как будто в тумане и немножечко под водой. Я на нём один раз ехал до центра и два раза возвращался домой.

– Самый старый вагон на Белом маршруте, – кивнул Ший Корай Аранах. – Говорят, на Синем тоже остался один такой. Мне он ни разу не попадался, слишком редко там езжу. Ничего, время есть, накатаюсь ещё.

– На твоём месте я бы тоже жил долго-долго, – согласился крылатый лис. – Мне нравится, как ты тут устроился. С высшим смыслом, садом, близким другом и умной красивой кошкой. Хорошая жизнь.

– О. Ты ещё не… – Нхэрка запнулся, как всегда в таких случаях, сам рассмеялся, хлопнул себя по лбу и закончил фразу: – Не отдыхаешь! Это здорово. Я хотел тебя кое о чём спросить.

– Спрашивай, – улыбнулся Анн Хари. – И давай тогда рядом садись. Так и не понял, что именно ты излучаешь, но рядом с тобой сидеть – зашибись.

– Так, может быть, просто радость? Четвёртую, – предположил крылатый лис. – Раз наш мир называется Четвёртой Радости, логично, если мы из неё состоим. Но учти, это только гипотеза, точно сказать не могу. Природу нашей реальности исследуют и объясняют философы. А я изучать философию пока не хочу.

– Я в своё время тоже отказался от философии, – признался Анн Хари. – Взял только самый необходимый минимум, чтобы было о чём подраться с друзьями в конце вечеринки. Решил, что с ума и так слишком просто сойти.

От такого единодушия они обнялись, как заново обретшие друг друга после долгой разлуки близнецы. Наверное, – подумал Анн Хари, – в романах из Сомбайи, за которыми сейчас собирается экспедиция, подобных душещипательных сцен – пруд пруди.

– ШиКоНах говорил, ты недавно вспомнил свою прошлую жизнь, – наконец сказал Нхэрка. – Это, наверное, страшная тайна, но он привык, что мне всё можно рассказывать. Ты на него, пожалуйста, не сердись.

– Да не то чтобы именно тайна, – неохотно ответил Анн Хари. – Просто мне об этом тяжело говорить.

– Так и не надо! – воскликнул Нхэрка. – Только скажи, что ты для этого сделал. Ну, чтобы побыстрее всё вспомнить. Вдруг у меня тоже получится. Я очень хочу!

– Бухал две декады без перерыва, – ухмыльнулся Анн Хари. – И без закуски. Под конец кое-что интересное стало грезиться в пьяном бреду.

– Ой, нет! – пригорюнился Нхэрка. – Твой способ мне не подходит. Я это ваше вино однажды понюхал, шерсть встала дыбом! Повторять не хочу.

– Дело, я думаю, не в вине. А в том, что я в прошлой жизни был горьким пьяницей. А в этой – нет. И вернувшись в обычное тогдашнее состояние, я вспомнил всё остальное, что к нему прилагалось. Такой механизм. Ты-то пьяницей не был, вино тебе не поможет. Зато нам известно, что ты был Ловцом. Может, книги?..

– ШиКоНах тоже так подумал. И собрал для меня все книги, которые в своё время принёс в издательства человек, которым я был. Смешно получилось. Книги я вспомнил. А всё остальное – нет. Даже не понял, почему эти книги мне нравились. Какие-то они унылые. Все герои хотят быть хорошими, у них не получается, их за это наказывают другие люди или сама судьба. Разве что про слепую девчонку из Вечного Королевства более-менее ничего.