Шорох не прекращался, а затем к нему добавилось приглушенное бормотание.

– Мыши? – прошептал побледневший Шура Давыденко.

– Мыши не разговаривают, – так же шепотом напомнил ему Мигель. – И совы тоже.

– Тогда либо люди, либо нелюди, – рассудила Анка с поразительным хладнокровием. – Зря вы в призраков не поверили…

– Я и сейчас не верю! – храбро провозгласил Хряк. – Мне вообще пофиг, кто там такой. Пойду и разберусь!

Он приметил валявшуюся у камина и почему-то до сих пор не украденную кочергу. Поднял ее и зашагал во тьму коридора.

– Подожди! – Анка бросилась туда же, на бегу включая фонарик.

Мигель с Шурой не имели права оставаться в тылу и последовали за ними.

Бормотание сделалось отчетливее, уже можно было понять, что говорят между собой двое мужчин. Но слова пока еще доносились неразборчиво. Хряк, шествовавший впереди процессии, сделал своим знак: ступайте тише! Сам шел крадучись, на цыпочках, но тихо все равно не получалось – мешал всяческий хлам, валявшийся на полу. Шура наступил на какую-то железяку, она предательски скрежетнула, и голоса стихли.

Таиться уже было бессмысленно, и Хряк во всю глотку выкрикнул:

– Эй, кто тут? Выходи!

С полминуты стояла тишина. Он заорал еще громче:

– Все равно найду и уши обстригу!

– А если у них нет ушей? – буркнул Мигель.

Уши у них были, равно как и все другие, положенные человеческим особям части тела. В лабиринтах коридора гулко затопали, и из-за поворота показались двое, одетые во все брезентовое, на манер рыбаков. У них тоже имелся при себе фонарик, его свет на миг ослепил Хряка, и тот воинственно замахал кочергой.

– Вы кто такие? – спросил с недоумением один из брезентовых и осветил поочередно Анку, Мигеля и Шуру.

– Мы музыканты, – ответила Анка. – А вы?

Было ясно, что это не духи и не посланцы из загробного мира, поэтому напряжение слегка спало.

– Мы сотрудники музея, – пояснил брезентовый с фонариком. – Меня зовут Илья Викторович, а моего коллегу – Роман Николаевич.

– Очень приятно. А документы у вас есть?

Второй брезентовый, который был без фонарика, усмехнулся и вытащил из внутреннего кармана красную книжечку с золотым тиснением на обложке: «Государственный музей истории и развития Ленинграда».

– Устраивает? Заметьте, мы ваших документов не спрашиваем.

– А следовало бы! – Первый брезентовый, назвавшийся Ильей Викторовичем, прищурился. – Что делать музыкантам ночью в таком не подходящем для концертов месте?

– Мы ехали в Ленинград из Гдова и заблудились, – честно сказал Мигель. – А вот что вы здесь делаете? Ищете экспонаты для музея?

Илья Викторович улыбнулся.

– Угадали… А откуда это дымом тянет? У вас, часом, не пожар?

– Нет, это мы камин растопили. А труба старая, пропускает плохо, вот он и коптит…

Вместе с новыми знакомыми вернулись в гостиную. Хряк, видя, что обойдется без потасовки, поставил кочергу в угол и подбросил в затухающее пламя еще порцию трухи. Несколько месяцев назад он работал кочегаром в котельной, так что опыт обращения с топками у него был.

Брезентовые протянули ладони к очагу, их лица (у Ильи Викторовича с бородкой, у Романа Николаевича без) быстро раскраснелись от живительного тепла.

– Заблудились, значит? – переспросил Илья Викторович. – У нас история похожая. Мы в служебной командировке, ездим по области, приобретаем у населения иконы и разные старинные вещи, если они представляют интерес для музея. Знаете, иногда в отдаленных селах у старушек такие редкости попадаются, каких ни в одной экспозиции нет…

– Сегодня вечером рассчитывали попасть в Толмачево, а попали под дождь, – подхватил Роман Николаевич. – Дорогу развезло, машина застряла, помочь некому… Хорошо вспомнили, что рядом заброшенная усадьба. Вот, решили сходить посмотреть, нельзя ли здесь приютиться на ночь. По правде говоря, не ожидали кого-то встретить, тем более в такую непогоду.

– Не поверите, но и мы не ожидали, – пробурчал Хряк, ворочая кочергой в камине. – Думали, здесь никого нет, кроме нечисти.

– У вас какое транспортное средство? – полюбопытствовал Илья Викторович.

– Микроавтобус, – с готовностью откликнулся Шура. – Только он сломался. Не поможете починить? Мы бы вас в Толмачево забросили.

– Увы, молодой человек, мы по части механики не специалисты, – проговорил Роман Николаевич. – У нас и инструментов нет. Но можно поступить иначе. Вы поможете нам вытолкнуть нашу машину, а мы довезем кого-нибудь из вас до ближайшего села, где вы найдете умельца с гаечным ключом и отверткой.

Для Шуры, который с тоской размышлял о том, как ему влетит от начальства, это был подходящий вариант. Конечно, трудно ожидать, что в полночь найдется умелец, желающий ехать в лес и чинить в темноте автобус, но денежные знаки, заработанные в Гдове, могли сотворить чудо.

Он обратился к Мигелю и Хряку:

– Мужики, пойдем, толканем?

Они гурьбой двинулись к овальному проему, но Роман Николаевич их остановил.

– Зачем же всем мокнуть? Достаточно нас с Ильей и одного из вас. Ну, вот вы, например, – он показал на Хряка. – Вы покрепче. Илья сядет за руль, а мы с вами навалимся сзади. У нас не бронетранспортер, а легковушка, да и завязла она не слишком глубоко.

– Согласен! – Хряк застегнулся на все пуговицы, показывая, что готов к трудовым подвигам. – Где ваша таратайка?

– Возле усадьбы. Мы, можно сказать, удачно застряли, далеко идти не пришлось.

– Через десять минут вернемся, – пообещал Илья Викторович и вместе с Хряком и Романом Николаевичем покинул гостиную.

Они вышли из дома под черное беззвездное небо. Дождь стихал, превратившись в еле заметную морось. Хряку после натопленной комнаты сделалось знобко, он поджал плечи и втянул в них голову. Илья Викторович включил фонарик, чтобы освещать дорогу к машине. Роман Николаевич пропустил коллегу вперед, сам пошел бок о бок с Хряком.

Они миновали подъездную аллею, арку ворот, и Хряк разглядел на обочине легковую машину. Не соврали музейщики – она стояла совсем близко от усадьбы. Хряк взбодрился: сейчас они выкатят этот драндулет из болотистого вязла, Шура сгоняет за подмогой, и, если повезет, к утру вся компашка будет уже в Ленинграде. Хряк вообразил себе стоящую в холодильнике поллитровку сорокапятиградусной «Охотничьей», которая изумительно идет под любую закусь, и сглотнул слюну. Скорее бы уж!

Но произошло неожиданное. Роман Николаевич, шедший слева от него, вдруг развернулся и засветил Хряку кулаком прямо в лоб. Удар получился богатырским, от музейного хлюпика такого не ожидаешь. Впрочем, на хлюпика Роман Викторович как раз и не смахивал – рослый, плечистый, он больше походил на грузчика или на какого-нибудь спортсмена. Вдобавок в кулаке у него было что-то зажато для утяжеления. Хряк знал толк в драках, доставалось ему не впервые, и в нюансах мордобития он разбирался на уровне профессионала.

Он не помнил, сколько пролежал без сознания, но, должно быть, не минуту и не две. Когда очухался, первым делом ощутил, как ломит в черепушке. Искусствовед хренов! Приложил так приложил…

Хряк обнаружил себя лежащим в луже, наподобие того самого животного, в честь которого он получил свое прозвище. Со стоном и руганью приподнялся. Машина музейщиков стояла на своем месте, разве что задняя дверца была распахнута. В двух шагах от Хряка, в жухлой, прибитой дождем траве валялся фонарик. Он не погас. Хряк подобрал его, начертил лучом полукружье и увидел в соседней луже Илью Викторовича. Он тоже стонал и держался за затылок.

Хряк помог ему встать. Илья Викторович обалдело глазел на него, на машину, искал своего напарника, но не находил.

– Где он? Куда он делся?

– А я почем знаю! – огрызнулся Хряк, силясь сообразить, что здесь случилось. – Он меня по кумполу шарахнул, я и отрубился.

– И вас шарахнул? – Илья Викторович морщился от боли. – Как это он так? Хотя… он же боксер.

Хряк кивнул – вполне возможно – и задал встречный вопрос: